Отправлено: 11.09.11 18:44. Заголовок: Mr. & Mrs. Fichte [AU]

Дата и примерное время событий: AU, июнь 1979 года.
Локация: дом четы Фихте в пригороде Лондона.
Участвующие персонажи: Фостер Фихте, Мариан Эббот.
Краткий сюжет отыгрываемого: вот-те на!.. Фостер и Мариан уже пятнадцать лет живут в счастливом браке, у них трое детей и стабильная работа. Оба оставили аврориат: Фостер - ради министерского портфеля сотрудника одного из департаментов, а Мариан - ради воспитания очаровательных детишек. Пожиратели Смерти и Радикалы для них теперь такая же проблема, как и для многих других обывателей магического мира. И лишь иногда они понимают, что что-то здесь не так...

 Отправлено: 12.09.11 23:31. Заголовок: Мариан помнила этот ..

Мариан помнила этот день как вчера.
Ряды, полные гостей, выстроены в саду ровно, по обе стороны от импровизированного прохода. Все переговариваются между собой, и в саду стоит негромкий шум. Большинство приглашенных с трудом верят в происходящее: Филдс спорит с Хиндером на пять фунтов, что Фихте сбежит из-под венца. Чарли Эбботт наконец знакомится с Себастьяном Фихте. Виктория Эбботт «незаметно» останавливается около мужа Гарольда и почти одними губами говорит ему «я думаю, он не придет». Мариан тут же вмешивается: «Я все слышу, мама! Пожалуйста, иди, садись!». На это мать лишь поднимает руки, словно сдаваясь, и уходит по проходу к своему месту в первом ряду. Мариан нервничает, она стоит, повернувшись в сторону дома, откуда уже должны были выйти Фостер и Стивен, но их все нет.

- Слушай, Уинстон, ты же вроде у нас всем оптимистам оптимист. Почему же ставишь на побег? – Хиндер смотрел на священника, который в отсутствие жениха и шафера выглядел несколько одиноко.
- Знаешь, просто говорят, что Фихте все, за что ни берется, доводит до конца…, - размеренно начал было Филдс, но ему не дали закончить.
- Да ладно? И кто же это такое говорит? – перебил Марк коллегу, удивленно вскинув брови.
- Вот и я об этом.

- Мариан, - голос отца всегда звучит как-то внушительно, успокаивающе. – Перестань заламывать руки, все будет хорошо, - она, словно не слышит его. – Мариан, - Гарольд берет руки дочери в свои и заставляет ее посмотреть ему в глаза. – Посмотри на меня. Он придет.
- Я знаю, папа…, - она говорит спокойно, и кто-то другой, возможно, поверил бы. Но не Фостер. И уж тем более не Гарольд Эбботт. – Но что, если он все-таки…, - она закусывает губу, не решаясь сказать это. Ведь все, что произнесешь вслух, сбывается.
- Ну хватит, - мягко говорит ей отец. – Смотри, вон идет Дженни.
Дженни Боунс, жена Эдгара Боунса и, наверное, единственная в целом мире близкая подруга Мариан, приближается к ним стремительно, пренебрегая дорожкой и утопая каблуками босоножек в траве. Невеста ловит ее взгляд, но Дженни хмурится.
- Я не знаю, где он, - говорит она, и Мариан снова принимается высматривать Фихте и МакМэя со стороны дома. Она напряжена, как струна, тронь – зазвенит, но никто больше не решается ей ничего сказать.

- Вообще-то я тоже работаю в Министерстве, как и мой брат, - признается не без гордости Себастьян.
- О-о-о, - выражая уважение, кивает Чарльз, оборачиваясь взглянуть на сестру.

Мариан хочется кричать. Она бы бросила все и кинулась бы в дом, потому что больше не могла ждать. Она уже даже думала, что скажет гостям. Нужно будет обратить все в шутку…
За спиной кто-то щелкнул пальцами, привлекая внимание, и своего добился. Эбботты и Боунс мгновенно повернулись, и невеста почувствовала, как пружину, которую кто-то словно натянул внутри, только что отпустили. Только что с ее плеч свалился огромный камень, наверное, весом в стоунхенджскую плиту, не меньше. Заиграла музыка.
У «алтаря» к ней спиной стоял Фостер Фихте, а рядом полубоком – Стивен МакМэй. Дженни ободряюще улыбнулась подруге и отправилась вперед.
Мариан выдохнула, отец взял ее под локоть, и вот они идут по проходу. Гости стоят и смотрят на невесту. Платье без плеч, фата красиво струится вниз, светлые кудри, уложенные в не такую уж и сложную прическу, длинный пышный подол, подчеркнутая поясом талия худенькой девушки с белоснежной кожей, оттенку которой позавидовали бы фаворитки какого-нибудь Генриха Второго. Невеста прекрасна.
Невеста идет по проходу, не сводя глаз с фигуры жениха, она боится перевести взгляд хотя бы на МакМэя, как будто сделай она это, Фихте мгновенно трансгрессирует на Аляску или еще куда-нибудь, где она его не сразу найдет.
Мариан шла по проходу, и чем ближе был Фостер, тем сильнее у нее билось сердце. Ей не верилось, что все это взаправду, что происходит с ней, сегодня. Сегодня она навсегда свяжет свою жизнь с его жизнью. Хотя что там, она связала себя с ним много раньше, свадьба лишь подтверждала этот факт. Факт того, что Мариан Эбботт не нужны были почести, регалии и звания, не нужен огромный дом родителей в Рединге, не нужен был весь мир, если ей невозможно было бы разделить все это с человеком, которого она так упоительно, так по-настоящему любила. Он повернулся к ней, и она по-прежнему смотрела на него и улыбалась ему.Только ему, словно никого вокруг больше и не было. И когда они, наконец-то, дошли, и Гарольд поцеловал ее в щеку и «передал» дочь своему все же еще пока будущему зятю, Мариан наклонилась, не удержавшись и все-таки с улыбкой спросив: «Что за черт?»

 Отправлено: 13.09.11 00:58. Заголовок: Фостер и сам не знал..

Фостер и сам не знал, какой черт дернул его жениться. Но в один прекрасный день он проснулся и понял, что если немедленно не сделает предложение своей ученице, литосферные плиты рассыплются в мелкую крошку, на весь кислород спешно эвакуируется с планеты в поисках лучшего мира. И сколько бы раз потом он не пытался объяснить самому себе, что совершает самый глупый поступок в своей жизни, какой-то овладевший им демон семейной жизни настойчиво гнал его под алтарь. И если бы всю дорогу до собственной свадьбы Фостер пробовал проявить благоразумие, цепляясь за каждую колонну, подвернувшуюся на пути, то Лондон был бы полон выкорчеванных столбов, а жених все равно явился бы в срок.
Фихте знал, что на его приход здесь делают ставки. Даже его собственная маменька, которая взрастила его, идиота, до последнего не верила, что ее блудный сын не сбежит из-под венца. Фостер недоумевал, почему все гости до одного подозревали его в скоропостижном бегстве, да, кажется, и невеста тоже: он ощущал какое-то непреодолимое желание жениться, и уже даже сам перестал удивляться этому. Только иногда его пугало это чувство, которое появилось ниоткуда и владело им уже который день. У него даже появлялись мысли, что Мариан его заколдовала, но он не чувствовал слепой и безумной любви к ней, как полагалось любому насильно влюбленному. Нет, бесспорно, он любил ее, но не до такой степени, чтобы стать анимагом-ковром и стелиться ей под ноги всякий раз, когда она того захочет. А вот жениться – странно. Еще несколько месяцев назад Фостер никогда бы не подумал, что какая-нибудь женщина сможет затащить его под венец.
А здесь собрались все – авроры с Грюмом во главе, который бормотал, что ненавидит свадьбы и браки инструкторов со своими учениками; какие-то давние школьные друзья Фостера и Мариан; их большие семьи – со стороны Фихте пришли все его многочисленные братишки и сестренки; какие-то совершенно посторонние люди, которые оказывались не то дальними родственниками, не то бывшими однокашниками. Все хотели посмотреть шоу. А что, шоу – это неплохо.
Сказать, что Фостер волновался в день свадьбы – значит, не сказать ничего. С шести утра он тормошил МакМэя, который отсыпался после мальчишника, заставляя того выбирать для друга рубашку, учить его правильно говорить свадебные речи (как будто сам был в этом большим специалистом), каждые пять минут переспрашивая, какая вилка для рыбы, а какая – для салата и попутно напевая какие-то старинные школьные песенки весьма скабрезного содержания. Словом, к алтарю и Фихте, и его шафер, добрались уже изрядно потрепанные в ментальном плане, но бодрые, свежие и выглаженные в плане физическом.
И когда Мариан подошла к нему, он только и смог ответить тайком ото всех:
- Не знаю, милая. Действительно, чертовщина какая-то…

И эта чертовщина длилась уже пятнадцать лет к ряду. Первые годы друзья семьи буквально каждый месяц делали ставки – не разбегутся ли благоверные. А они за это время даже ни разу не поругались. Жили душа в душу. Фостер сам удивлялся, но ему больше не хотелось отпускать язвительные шуточки в адрес супруги, которая пытается заклинанием запускать маггловскую микроволновую печь, а Мариан, в свою очередь, не кидалась на него с воспитательными речами каждый раз, когда он пытался шутить. Когда Мариан забеременела, она решила оставить работу. А когда родился первенец, сам Фостер решил, что быть аврором для него теперь слишком опасно и перевелся на тихую министерскую должность. Он ловил себя на том, что его больше не прельщают ни махание палочкой, ни эпичные пьяные вечеринки после: он не раз оставлял раздосадованных Филдса и Хиндера ради того, чтобы вернуться к своей «маленькой девочке» и отпрыскам, которых со временем становилось все больше. Фостер забыл о том, как зарекся иметь большую семью… хоть какую-нибудь семью. Сейчас у него было трое детей, он поднимался на работу каждый день, ходил на обед в четко установленное время, а вечером возвращался домой, чтобы заснуть в теплой супружеской кровати. Что-то случилось в тот день, когда он решил сделать Мариан предложение, но он так и не мог понять, что именно.
Из утреннего «Ежедневного Пророка» он узнавал о том, как авроры борются со злом. Но и зла как такового не происходило: порой тут и там происходили какие-то стычки, но авроры обычно успевали раньше, чем хоть кто-то пострадает. Начали появляться сообщения о нахождении каких-то странных предметов, но газеты не сообщали подробностей. У Фостера была одна маленькая тайна – иногда он видел, куда в следующий раз направит свои волшебные палочки теплая компания, называемая Пожирателями смерти, и втайне передавал свои сведения аврориату. И только поэтому его связь со старыми друзьями до сих пор не прервалась: у них было общее дело и маленькая общая тайна «Не говорите Мариан», и больше ничего. Этой мизерной дозы адреналина Фостеру хватало на размеренную семейную жизнь. Больше того, он уже боялся того, что однажды придется снова выйти в бой, отказавшись от спокойной пасторальной картины, которую они с Мариан вот уже пятнадцать лет к ряду успешно рисовали.

На них смотрели во все глаза, а священник начал зачитывать клятву. Эти взгляды будто подстегивали Фостера: ну же, беги, беги отсюда, пока еще не поздно! Но бежать не хотелось. Ему хотелось вот так стоять, держа под руку свою невесту, и медленно, смакуя каждое слово, превращаться из жениха в мужа.
Священник – а Фостер раньше ненавидел священников – начал зачитывать клятву – а Фостер терпеть не мог клятвы. Но он послушно повторял ее.

С утра Фостер спустился к завтраку. Он накинул ставший уже привычным за последние годы халат, завязал его поясом – Мерлин, а давай у меня еще пятнадцать лет не появится брюшко, - и отправился вниз. На кухне уже что-то аппетитно скворчало: кажется, это были французские тосты с беконом и травами. Мариан восхитительно готовила.
- Люси, бегом завтракать! – Фостер позвал младшую дочку. – Доброе утро, дорогая, - он подошел к Мариан и чмокнул ее в щеку.
«Совсем как маггловская реклама хлопьев», - пронеслась в его голове неприятная мысль. Но он тут же отмахнулся от нее.
Семилетняя Люси, все еще лохматая и в пижаме, прибежала на кухню в обнимку с плюшевой венгерской хвосторогой. Старшие дети уже учились в Хогвартсе, поэтому уже некоторое время семья завтракала в сокращенном составе.
Это был один из тех дней, когда Фостеру казалось, что такой жизнью он живет первый день. Казалось еще вчера он засыпал в одиночестве, после очередной ссоры с Мариан, засыпал в той жизни, когда он был аврором, и на улицу нельзя было выйти без страха за собственную жизнь. Засыпал в одинокой холостяцкой квартире после года плена у Пожирателей смерти, мучимый ощущением приближающейся наркотической ломки. В мире, где часть его друзей уже давно мертва, другие серьезно пострадали. В мире, где начинается серьезная магическая война. Там, где у него нет ни жены, ни детей, где он одинок и свободен, где он снова работает под началом Грюма. В мире, где в нем нуждаются.
Но Фостер отогнал от себя это наваждение, помотав головой. Наверняка это запоздавший кризис среднего возраста, пытается воззвать к фостеровскому инстинкту героя. Но он уже наигрался в молодости, а теперь он добропорядочный отец семейства, и ему ни к чему вести такую жизнь. Каждый вечер он засыпает рядом с Мариан, каждое утро просыпается и идет завтракать. Никаких смертей, никаких наркотиков, никаких Пожирателей.

 Отправлено: 13.09.11 21:16. Заголовок: - Мы собрались здесь..

- Мы собрались здесь сегодня, чтобы соединить узами брака Фостера и Мариан…
Она смотрела на него, и ей хотелось смеяться. Она улыбалась ему, а в уголках глаз почему-то скопилась влага. И смеяться и плакать, как в какой-нибудь книге. Но тот день, тот момент был для нее почти нереален.
- Чтобы быть вместе отныне и навсегда: в богатстве и бедности, в горе и в радости…
Мариан вдруг изменилась в лице. Теперь ее глаза смотрели серьезно, могло показаться, испуганно, но какая невеста не боится перед свадьбой? Ее голубые глаза спрашивали его, правда ли все это, все, что с ними сейчас происходит, правда ли он поклянется любить ее в болезни и здравии и выдержать прочие перипетии, перечисленные священником, правда ли он сдержит эту клятву.
Тот день стал для нее первым днем новой жизни.

Они выбирали большой дом загородом, потому что Мариан мечтала о детях, а Фостер был уверен, что растить наследников лучше всего вдали от сумасшедшего Лондона. Дом, который одинаково сильно понравился им обоим, нашелся не сразу, но стоило им переступить его порог, они сразу же переглянулись. Сколько света было в нем, большие окна, светлая отделка, даже не меблированный, этот дом создавал некое ощущение уюта, в нем хотелось остаться. И они остались – на целых пятнадцать безмятежных и счастливых лет.

Они лежат на берегу моря, так близко к нему, что волны лижут им ноги, и от этого им хорошо необыкновенно... Но Мариан чувствует, она знает, что не это есть самое прекрасное. Они смотрят в ночное небо, и она берет ладонь Фостера в свою.
- Со мной такого никогда не было, Мариан, - говорит ей он, и она молчит немного, а потом поворачивается к нему.
- Я люблю тебя, - отвечает она просто, словно подтверждает, что дважды два – четыре будет. Фостер поворачивается к ней.
- Да, ты же говорила, - ехидно улыбается он.

И сегодняшнее утро было одним из тех, когда Мариан чувствовала себя так чудесно, что буквально порхала по дому, едва касаясь ногами пола, как-то по-особенному легка и изящна была она сегодня.
Сегодня ей снова приснился тот странный сон. Единожды явившись, он время от времени снился ей снова, но каждый раз картины были разные, только ощущала она себя в нем одинаково.
Сегодня она шла по коридорам Министерства, она занимала какую-то высокую должность, и мужчина¹, которого она встретила – тоже. Мариан не знала, кто он, но несмотря на то, что поздоровался с ней он подчеркнуто вежливо, для нее это почему-то было хуже, чем если бы он ее оскорбил. В улыбке ей увиделся оскал, а вежливость вся была словно пропитана ядом. Мариан захотелось поскорее уйти оттуда, сегодня она искала Фостера. И нашла. Он был с нею дерзок, он сказал ей что-то резкое, и к своему удивлению она так же ответила ему, и ни один из них не воспринял это как нечто неправильное. Точно то было между ними в порядке вещей. Точно это вовсе и не Фостер, а какой-то другой человек. Вместо уютного дома – пустая квартира, вместо семьи – одиночество и такой супруг, каким она его никогда не знала. Мариан весь сон металась в призрачном здании Министерства, точно в лабиринте, пытаясь проснуться. Когда же ей это наконец-то удалось, и она увидела рядом с собой безмятежно спящего мужа, она лишь облегченно вздохнула и крепко обняла его, закрывая глаза и чувствуя, что он обнял ее в ответ.

- Знаешь, мне бы хотелось сына. Он обязательно будет очень похож на тебя, и тогда однажды я узнаю, каким был двенадцатилетний Фостер! – восторженно поделилась она.
- Упаси нас Мерлин! – мгновенно отреагировал супруг.

У них родился первенец, и Фостер вел себя так, словно сходил с ума, нервничая больше Мариан. Это не он ее, а она держала его за руку во время родов, но потом его все равно заставили выйти, потому что будущий отец так суетился, что мешал колдомедикам делать свою работу. Мариан хотела двоих детей, и Фостер не имел ничего против. Поэтому когда родился второй сын, они решили, что называется, «остановиться».
Однако, несколько лет спустя МакМэй пригласил их на свою свадьбу, и после того, как жених и невеста удалились, Фостер и Мариан, не без участия выпитого за счастье молодых, решили последовать примеру виновников торжества и «удалиться» тоже.
Так МакМэй однажды за разговором с другом едва не оставил свою молодую жену вдовой, подавившись выпитым, а у четы Фихте меньше чем через год родилась Люси, и на правах младшей (к тому же, все-таки дочери) она пользовалась особенной отцовской любовью. Дочь унаследовала бледный цвет кожи, а также светло-русые кудри матери и карие глаза отца, и родственники только успевали восхищаться таким редким природным сочетанием, а вот сыновья же взяли свое от родителей ровно наоборот. Старший Алан был темноволос, но вместе с Томом унаследовал материнские голубые глаза. К слову, Томас Фостер Фихте был абсолютной копией своего отца, разве что, как уже говорилось, глаза у него были голубые, а не ореховые. Алан был напротив очень похож на мать: к учебе он относился серьезно, уже представляя, куда отправится после школы и чем станет заниматься. Младший же сын оправдывал свое второе имя как только мог, и хотя в прилежании оба мальчика были абсолютно несравнимы, Шляпа обоих отправила в Гриффиндор, видимо, посчитав их достойными преемниками своего отца. Люси же еще только предстояло получить письмо, но она уже тайком призналась матери, что боится, что его ей не пришлют или же что сова с заветным конвертом завернет куда-нибудь не туда.

Мариан ни о чем не жалела. Она знала, что для нее карьера никогда не смогла бы стать важнее семьи, и ей нравилось ухаживать за мужем, воспитывать детей, вести домашнее хозяйство, ведь все это у нее получалось превосходно. Мариан сама отказалась от должности, как и Фостер однажды. Помнится, когда он поделился этой своей мыслью с ней – уйти из аврориата, она подошла к нему и, поцеловав, сказала, что это необязательно. И что если он все-таки хочет остаться, она поймет, но он принял решение перевестись. Сам.
Но этот сон не шел у нее из головы, и она думала о нем все утро. В нем у нее как раз была карьера, в нем она явно могла тягаться с высокими министерскими чинами, и с ней считались. Эта другая Мариан, как из другой реальности, не давала ей покоя.
- Доброе утро, дорогой, - она поцеловала мужа в ответ. Люси завтракала с удвоенным энтузиазмом: сегодня она отправлялась с ночевкой к дедушке и бабушке, а это всегда сулило веселье, исполнение прихотей и подарки. Мариан за завтраком была непривычно молчалива, однако Фостер ничего ей не сказал.
Когда Гарольд (достаточно рано, но это все из-за бабушки Виктории, которая души не чаяла во внучке) забрал Люси, Фостер еще был дома. Мариан сомневалась, стоит ли говорить, но он все-таки заметил, что с ней что-то не так. Да с ним и самим было что-то не совсем в порядке, но она была сейчас слишком задумчива, чтобы заметить.
- Знаешь, - она сказала это за пару мгновений до того, как он успел воспользоваться летучим порохом. – Останься со мной сегодня? Пожалуйста? Только один день? – попросила Мариан, все-таки решившись. С рождением детей их жизнь изменилась, и возможность вот так взять и провести целый день вдвоем, рассказывая друг другу обо всем, представлялась, мягко говоря, нечасто. А она чувствовала, что рассказать Фостеру об этом странном цикличном сне просто необходимо, так он ее взбудоражил.

----
¹ - guest star: наш обожаемый и любимый господин министр Вэллон :D

 Отправлено: 25.09.11 19:38. Заголовок: Фостер, который уже ..

Фостер, который уже держал в руках щепотку Летучего пороха, медленно обернулся и посмотрел на Мариан. Что-то в ее лице показалось ему не таким, как раньше – мягкие черты заострились, глаза запали, будто бы она уже давно не высыпалась, а на лбу пролегла длинная, вытянутая морщина. Он так же медленно высыпал порох обратно в шкатулку, стоящую на каминной полке и, поставив свой портфель на пол, отряхнул руки. Наконец, закончив с «гигиеническими процедурами», он подошел к ней и спросил:
- Что-то случилось, милая? Ты выглядишь уставшей.
Фихте все еще не снимал министерской мантии, как будто желая быстро успокоить Мариан и отправиться на службу. Ее странный каприз и ее странный внешний вид неожиданно показались ему недостаточными основаниями для того, чтобы отменить свой привычный распорядок дня, и поэтому его голос звучал немного раздраженно. «Ты всю ночь варила зелье для порабощения мира, и теперь тебе нужен последний ингридиент – престарелая человечинка? Так отрежь от себя кусочек», - неожиданно запел внутренний голос, и Фостер сам испугался того, что он ему советовал. Он никогда не разговаривал так с Мариан, ему даже в голову не приходило, что ей можно так жестоко съехидничать.

Их дети всегда были гордостью Фостера. Старший, рассудительный и спокойный Алан был одним из лучших учеников своего курса, и уже сейчас было заметно, что рано или поздно его назначат старостой. Средний, шалопай Томас, был похож на него – но вовсе не был его точной копией, как хотелось думать его матери; когда Фостер вспоминал себя в возрасте Томаса, ему сразу становилось стыдно за все то, что он творил. Ведь его шалости никогда не отличались безобидностью, с какой их проворачивал Томас; да и сам он никогда не был всеобщим любимцем, как его прелестный сын. А Люси… Люси больше всего, казалось, похожа на мать – но исследовательский талант ей достался от отца. Фостер уже знал, что в школе она будет делать успехи в зельях, потому что девочка постоянно тянулась что-нибудь смешивать, а если волшебное «зелье» взрывалось, она только радостно смеялась. Их дети были такие разные, но их объединяло одно: все они словно вышли из какой-нибудь детской книжки. В них не было ни капли зла, и Фостер думал, что это потому, что они еще крайне малы; но время шло, а ничего не менялось. Он вздыхал – возможно, сам он был озлоблен на жизнь из-за того, что с детства был Золушкой в собственном доме, а их с Мариан дети ни в чем не знали отказа. Но они были совершенно неизбалованные, несмотря на то, что их строгая мамочка частенько утверждала обратное (но исключительно в воспитательных целях)! Их семья была идеальна.

Лицо Мариан было взволнованным – больше, чем обычно. Может, ей просто приснился дурной сон, извещающий о том, что с Фостером случится какая-нибудь неприятность на службе, и она решила его предостеречь? Его сослуживцы иногда рассказывали о том, что их жены, увидев дурной сон, теребят их по утрам, уговаривая не подвергать себя смертельной опасности и не ходить на работу – и скорее всего их предостережения оказываются просто суеверием. В семье Фихте предсказателем был Фостер, и вряд ли бы у Мариан случился вещий сон, о котором самому Фостеру ничего не было бы известно.
Он вспомнил свой сегодняшний сон и поежился. Это видение нельзя считать ни предзнаменованием, ни одним из вариантов развития события. Он не видел в нем никаких событий, только ощущения. Безнадега, боль и одиночество – вот что было в этом сне. Но это был всего лишь сон. Всего лишь один дурацкий сон…

Как-то раз ему приснилась огромная пещера в центре бушующего океана. Во сне он зашел в эту пещеру, которая потребовала его крови за право входа, и там он нашел небольшой островок, на котором возвышалась вырезанная в камне чаша. Ему снилось, как он пьет из чаши и забирает оттуда медальон, а потом уходит… на следующее утро Фостер побежал в своим старым знакомым, чтобы рассказать о своем сне. В тот же день отряд под руководством одного из его приятелей направился в то место, которое Фостер увидел в своем сне: это была одна из немногочисленных вылазок, в которых Фихте участвовал сам и которые скрывал от Мариан, чтобы она не волновалась. Его взяли потому, что он единственный знал, как выглядит это место, а значит, мог перенести туда нескольких авроров. Он остался ждать снаружи; через полчаса он увидел группу авроров, которые несли золотой медальон – совсем такой же, как в его сне. Некоторые из них были ранены, а один изнемогал от боли и жажды, поэтому они тут же вернулись в штаб. Медальон был передан в Комитет по исследованию находок, подозревающихся в темной магии, и вскоре Фостер узнал, что секрет медальона был раскрыт консультантом Комитета – Альбусом Дамблдором.
А на следующую ночь ему приснился маленький мальчик в форме Хогвартса. У него были темные волосы, бледная кожа и глубоко посаженные темно-серые глаза. Фостер успел заметить, что форма мальчика была в цветах Слизерина.

Руки Мариан были неожиданно холодными, и раздражение Фостера как рукой сняло.
- Сядь, сядь, Мариан… - он тут же усадил ее на диван и сел рядом, спешно хватаясь за застежку министерской мантии. – Что произошло, девочка моя?
Он сидел рядом, на диване в гостиной, который стоял здесь с того самого момента, как он внес свою молодую супругу в дом на руках. Сюда же он усадил ее, закутанную в белоснежный тюль фаты и все эти шуршащие шелковые и газовые юбки, и сел рядом – кто-то, он уже не помнил кто, МакМэй или Филдс, запечатлели эту сцену на колдографии, которая сейчас тоже стояла на каминной полке. Этот диван задумывался как дополнительное спальное место, но за все пятнадцать лет его даже ни разу не разбирали – только открывали каждый год по весне на генеральную уборку, чтобы проверить, не завелись ли там пикси. А в остальном…
Фостер настороженно смотрел на Мариан. Возможно, он просто поднимает ненужную панику, но он еще никогда не видел ее в таком состоянии. К тому же… кто знает, только ли ему одному сегодня снился такой странный сон.

 Отправлено: 11.10.11 21:04. Заголовок: До последнего она не..

До последнего она не была уверена, что ответит на ее просьбу Фостер. Ведь в последнее время ситуация сильно обострилась, даже учитывая ту последнюю операцию Аврориата, окончившуюся феноменальным успехом. Теперь у всех было много работы.Но ведь и у нее было немало забот, а мужчины так редко осознают весь груз домашних хлопот. Им кажется, что если жена занимается хозяйством, то она сидит целый день дома и ничего не делает. А между тем готовка, стирка, уборка, заботы о дочери, совы старшим детям в Хогвартс - отправить письмо или его получить - все это отнимает столько сил, и время летит так, что и опомниться не успеваешь, как уже вечер, и супруг вернулся домой с работы к аккуратно сервированному столу и горячему ужину. Но у Мариан даже это со временем было налажено так, что хозяйство будто бы велось само, этакий отлаженный механизм, состоящий из множества процессов, каждому из которых было отведено свое время и своя очередность. Соседи не верили в их "идеальность": супружеская жизнь не может быть такой безоблачной. Старые друзья, знавшие Фостера много лет, в том числе задолго до того, как ему в ученицы досталась светловолосая выпускница Хогвартса, только диву давались: такие перемены в характере друга. Словно однажды ударила молния и, все, что поперек, изменив, заставила для этих двоих события развиваться особенным чередом. Соседи и друзья не верили или верили с трудом, и порою Мариан самой было страшно. Ведь разве не приходится за все хорошее в этой жизни платить? У нее было все: любимый муж, замечательные дети, идеальный дом, не было разве что - любимого дела? Когда она ушла из Аврориата, поначалу ей не хватало прежнего распорядка, прежнего стиля жизни. Со временем это прошло. Она перестала вспоминать о работе и заменила ею заботу о семье, в какой-то мере подойдя к домашним обязанностям жены как к заданию, с котором год за годом она справлялась все лучше и лучше, доводя дело до совершенства. "Голод" по аврорским будням исчез, остался только страх, что судьба готовит им что-то действительно ужасное, потому что не может быть все так безупречно.
Сон затронул в ее душе и эту струну беспокойства тоже, ведь Мариан не представляла себе, как его толковать и стоит ли придавать ему значение. Однако, разве не пытается подсознание предупредить о чем-то, когда нам снятся одни и те же навязчивые видения?
И несмотря на будничность утра в семье Фихте, сегодня все-таки что-то было не так. Мариан почувствовала настоящее облегчение, когда супруг аккуратно ссыпал порох в шкатулку и подошел к ней. Он спросил ее, все ли в порядке, но она ничего не ответила. В ту самую секунду, как прозвучал вопрос, ей вспомнилась тоска. Холодное серое чувство, которое затопило ее в ее сне сразу как только возникли декорации, которые она распознала как собственную квартиру, и пришло осознание, что это - ее дом, и что здесь она - одна.
Видимо, вид ее оказался красноречивей слов, потому что Фостер взял ее за руки и усадил на диван. Он так ласково спросил ее снова, что ей уже теперь показалось, что это - сон. На мгновения ощущения подменили друг друга, и нежность собственного супруга показалась ей неправильной. Мариан как будто увидела его другими глазами... и не увидела ничего. Ничего кроме внешности мужчины, которого любила. Перед ней словно сидел чужой человек, подделка, кто-то, выпивший оборотное зелье - стойкое неизвестно откуда взявшееся ощущение, что настоящий Фостер - совсем другой, било тревогу и не собиралось оставаться незамеченным, а Мариан не могла понять, что с ней происходит. Может быть, она сходит с ума?
Но вот наваждение прошло, и она сама испугалась всех еще свежих ощущений. Она заметила настороженность во взгляде супруга и, неожиданно громко вдохнув, обняла его за шею.
- Мне страшно, Фостер, - сказала она, прижавшись к нему, словно искала защиты. - Мне кажется, я что-то чувствую. Какое-то предзнаменование..., - она вдруг оборвала предложение на середине, осознав всю глупость и несуразность своих слов. Мариан так же неожиданно, как заключила мужа в объятия, выпрямилась и отстранилась от него, теперь просто сидев рядом. - Это просто повторяющийся сон, - она произнесла это так, словно сообщала нечто незначительное, хотя предыдущие минуты и ее реакция на его вопросы кричали об обратном. - Я уже много ночей не могу выспаться из-за него, и по хозяйству много дел, это так выматывает... Давай отдохнем сегодня от всего? Ты в порядке? - она спросила это, чтобы отвлечь его от последних десяти минут, и себя - от этих глупых ощущений, чтобы снова вернуться в нормальную колею, из которой ее сегодня раз за разом достаточно жестко выбивало.