Отправлено: 08.08.11 20:38. Заголовок: Red label to the Chief - 22.11, около 19:00

дата: 22 ноября, вечер
место: паб "Суматошная креветка"
участники: Мариан Эббот, Фостер Фихте
действие: пока основная толпа дионисийствует в шумных пабах, Фостер и Мариан нашли уютное местечко, отчего-то не охваченное общим безумием, чтобы обсудить там... политику.

 Отправлено: 09.08.11 11:24. Заголовок: По сравнению с остал..

По сравнению с остальными заведениями, взять хотя бы популярный «Дырявый котел», здесь было действительно тихо. Минимум посетителей, играет ненавязчивая музыка – видимо, хозяева решили сыграть на контрасте, и те, кому претила суета, связанная с последним событием, случившимся сегодня, наверняка нашли бы здесь воистину уютный уголок.
Мариан не разделяла ощущения праздника, которое так навязывалось Министерством рядовым волшебникам. Если в другое время, в другой ситуации, стань Министром Магии Элфиас или МакМэй, она была бы спокойна, и ничто бы ее не тревожило, то в реальности в отличие от предположений все вышло иначе. Надо же было выбрать именно Вэллона! Эбботт хотелось думать, что она не понимает этого. Однако, едва она начинала в который раз анализировать ситуацию, ответ выплывал на поверхность сам собой и становилось ясно, что то, что случилось, было почти неизбежно.
Услышав в первый раз, что новый министр – Итан, она почувствовала бессилие. Именно бессилие охватило волной ее всю целиком, она стояла в толпе министерских работников, смотрела как Вэллон раздает улыбки для колдографий на первых полосах завтрашних газет, и чувствовала как подгибаются колени. Не от страха или слабости, а от отчаяния. Все, что она пыталась делать последнее время, пошло прахом. Даже если каким-то немыслимым образом он сумел обдурить проклятый ящик, она никогда не сумеет доказать этого, потому что его репутация в глазах общественности настолько нерушима, что вряд ли обвинениям в его адрес поверят даже если у нового министра на лбу вырастут рога, а у обвинителя за спиной обнаружатся крылья херувима.
Все кончено.Так казалось ей в тот момент, и она поскорее ушла, чтобы никто не заметил ее слабость, натянутость, столь не характерную для ее улыбки.
Был ли там тот, кто часто с особенным пристрастием наблюдал за ней? Мариан не знала, и в тот момент ее это не заботило. В тот момент она могла бы горячо пожелать ему провалиться пропадом и напомнить ему самого себя.
К счастью (или наоборот?), никто не попался ей по дороге в кабинет, видимо, все были слишком взбудоражены результатами выборов и собрались в Атриуме. Эбботт буквально вихрем влетела внутрь, захлопнула дверь и остановилась, вспоминая зачем она вернулась сюда.
Слезы вдруг подступили к глазам, она задрала подбородок повыше и, посидев так пару минут, достала из кармана жакета платок, аккуратно промокнув им уголки глаз, чтобы затем заварить себе крепкий чай с бергамотом и восстановить внутреннее равновесие, не забыв поправить прическу и макияж перед овальным зеркалом.
Кажется, кто-то все-таки наблюдал за ней там, в Атриуме. Во всяком случае, когда она нашла на столе записку о том, что господин Фихте нуждается сегодня вечером в обсуждении ряда моментов, касающихся организации труда, ей хотелось думать, что это было написано ассистенткой никак не до того, как выяснилось, кто выиграл выборы, и что это было сделано именно чтобы ее поддержать.
А поддержка ей действительно требовалась, пускай внешность говорила о том, что все в порядке, в случае с Мариан внешность почти всегда была обманчива, лгав не в отношении не слишком частого сочетания красоты и ума, но касательно внутреннего состояния ее обладательницы.
Эбботт казалось, что она справится, когда она оказалась на солнечной улице. Когда же она входила в паб, позвенев колокольчиком закрывшейся за ней двери, она уже не была так уверена в этом. Мысли давили тяжелым грузом, и имея привычку здраво оценивать расстановку сил и свое положение в этой «игре», Мариан понимала, что проигрывает, по сути, уже почти проиграла свое противостояние, которое теперь выглядело жалким и смешным.
Если в самую первую минуту ее парализовала слабость, то потом ее охватила злоба, едкая как запах самого злого лука. Вызвав слезы, она уступила место отчаянию, которое приглушил крепкий чай. Сейчас же все затопляла густая глубокая усталость, из-за которой хотелось упасть и уснуть, чтобы проснуться потом, когда все проблемы за тебя кто-нибудь уже решил.
Мариан увидела Фихте и прошла к нему. Он курил. Она села, мысленно улыбнувшись тому, что хоть сегодня это он ждал ее, а не наоборот.
- Ну здравствуй, Фостер, - это так прозвучало из ее уст сегодня так почти что вымученно, словно она и сюда-то дошла из последних сил. – Красное вино, - как обычно сообщила она подоспевшему официанту, но тут же передумала и успела поймать его, добавив. – Хотя знаете, к Мерлину вино, сегодня я буду коньяк. Или виски? Что лучше, как думаешь, Фостер? – официант замер в ожидании, а Мариан смотрит на Фихте почему-то таким взглядом, точно от этого его ответа зависит вся ее жизнь, наверное, и сама того не осознавая.
Просто когда долго складываешь вещи друг на друга в шкаф, поскорее закрывая дверцу, однажды все содержимое неизменно вывалится тебе на голову. Тем не менее, Мариан всегда требовалось меньше других времени на то, чтобы начать собирать и аккуратно складывать все обратно.

 Отправлено: 14.08.11 17:50. Заголовок: Вэллон. Мерзкий, улы..

Вэллон. Мерзкий, улыбчивый крысеныш с самомнением левиафана. Ни к кому Фостер еще не чувствовал такого отвращения. Даже те, кто мучил его в плену, не порождали в нем той гадливости, того ощущения непреходящей мерзости, которое рождал в нем новый министр Магии.
Надо было быть полным придурком, чтобы отдать свой голос за это ничтожество. И, как оказалось, магический мир состоит из одних придурков.
Фостер устало прикрыл глаза. Теперь он не знал, что ему делать, ведь он не скрывал своего отношения к Вэллону и не сможет делать этого теперь. Что потребует от него Грюм? Извинений, челобитной, увольнения? Интересно, что произойдет, если из-за своей личной неприязни к Вэллону Фихте лишится работы. Он убьет сначала его, а потом себя. И никакой Темный Лорд не пойдет в сравнение с тем разрушением, которое Фостер был готов принести в магический мир, которым отныне управлял Вэллон.
Но Фостера снедало бессилие; он мог просто сидеть, созерцая происходящее за окном и молчать с самим собой о том, что не мог высказать вслух. Кто-то молчал из-за страха, а на Фихте накатила такая апатия, что каждое движение руки казалось излишним. Ему нужно было поговорить с кем-то, но даже осознание этого пришло словно через какую-то призрачную пелену: хотелось просто вечно сидеть на одном месте, не вырываясь из круга и не выходя в мир людей, которым хватило глупости проголосовать за Итана Вэллона.
Фостер буквально заставил себя написать записку для Мариан. Кто, как ни она, сейчас сможет понять все, что он ощущает? Эмпатия этой женщины порой доводила его до белого каления: неприятно было осознавать, что кто-то, не являющийся первоклассным легиллиментом, читает твои мысли, будто открытую книгу. Она всегда и все знала; и когда Фостер, которому было свойственно ошибаться во всех людях без исключения, приходил к ней и сообщал об очередном открытии, она лишь снисходительно улыбалась. Он ненавидел эту учтивую снисходительность, но знал, что Мариан имеет на нее право. Она лучше него знала и место, и время, в которое их закинула насмешница-судьба. И сейчас в Фостере боролись два желания: поговорить, наконец, с Мариан, чтобы понять, что ему делать дальше, и бежать от нее со всех ног, чтобы не оказалось, что она, как всегда, знала все с самого начала. И Фостер выбрал первое.
Единственное, что он мог знать наперед: Мариан придет, придет обязательно. Она всегда была пунктуальна и никогда, даже в самые страшные дни, не бросала Фихте. Иногда ему казалось, что судьба подкинула ему слишком роскошный подарок - ангела-хранителя в виде прекрасной женщины. Ему до сих пор не открылась простая и древняя, как мир, истина - любой женщине обязательно нужно кого-нибудь спасать. Мариан решила спасать Фостера, потому что она никогда не ошибается в людях: он был одним из тех мужчин, который действительно нуждается в спасении и достоин его.
Когда она вошла, как всегда собранная и аккуратная, Фостер рассеянно глядел в окно. В этот раз всем золам мира он предпочел маггловские сигареты, и дымная завеса, которая образовалась перед ним, давила на веки, заставляя их закрываться, а Фихте - погружаться в состояние полудремы, когда все, что осталось за пределами этого дымного облака, казалось немного нереальным, и оттого не таким тягостным. Мариан была словно глотком свежего воздуха - оздоравливающим и одновременно отрезвляющим. На ее лице не было никаких эмоций, и лишь по раскрасневшимся уголкам глаз он мог понять, что она плакала. Сильная, стальная женщина Мариан Эббот - и плакала. Фостеру показалось, что в горле будто образовался крепкий узел.
Он ответил на ее приветствие легким взмахом руки - могло показаться, что он просто разгоняет дым.
- Не стоит эксплуатировать мой дар предвидения для таких мелочей, - привычно съязвил он и бросил официанту: - два виски. Голос Фихте звучал хрипло и как-то глухо.
- По твоему лицу я вижу, что не успели выбрать нового Министра, а у тебя уже обострилась на него аллергия, - Фостер говорил отрывисто, будто выплевывая каждую фразу, сдобренную очередной порцией яда. Ему было сложно подбирать правильные слова, поэтому он старался не думать, о чем он говорит. Он уже пережил первые эмоции и теперь не думал ни о сегодня, ни о завтра, ни о каком-либо будущем. Ему прямо сейчас было тошно оттого, что волшебный мир пал так низко.

 Отправлено: 17.08.11 21:58. Заголовок: http://funkyimg.com..

Скрытый текст


Ее взгляд полон тоски утопающего, его голос охрипший и глухой... Ну хватит.
Им принесли два стакана воды, и Мариан, взяв свой в руку, опершись локтем о столешницу, склонила голову ниже того уровня, на котором держала стакан, чуть-чуть отвернувшись в сторону от Фихте, чтобы прикрыть глаза, вдохнуть воздух паба вместе с сигаретным дымом, выдохнуть и открыть глаза. Вокруг ровным счетом ничего не изменилось. В ее руке по-прежнему был стакан, перед ней по-прежнему сидел Фихте и смотрел на нее, видимо, не понимая, почему она не отвечает на его вопрос. Сделать глоток прохладной воды и отвечать.
- Это были слезы от счастья, - сказала она, снова зачем-то выпив воды. Ей вовсе не хотелось пить, во всяком случае, не воды, но этот жест был чем-то машинальным, как иногда люди мнут в руках платок или теребят складки на мантии. Она не могла заметить и его состояния, и оно было ей понятно как свое собственное. - Это ли не восторг по поводу результатов выборов я слышу в твоем голосе? - ответила ему в тон Мариан, чуть улыбнувшись. Эта улыбка уголками губ была снисходительной и одновременно теплой, с легким намеком на беззлобную иронию. Она получалась у нее сама собой, и та "дежурная" в сравнение не шла с этой. "Дежурной" улыбкой Мариан улыбалась на всех или почти на всех колдографиях, хотя однажды сказала Фихте, что не умеет "улыбаться специально", поэтому на их совместных немногочисленных колдографиях на ее лице не было улыбки. Впрочем, к чему эти лирические отступления?
Она могла бы окончательно собраться сейчас, начать думать, что делать дальше, но ей не хотелось, и она не искала в себе силы. Сегодня она позволит себе просто говорить, обсуждать, не строя из себя ту, кем ее считают коллеги да и почти все магическое сообщество. Сливовая мантия осталась в кабинете. А им тем временем принесли заказ.
- За что будем пить? - нарочито торжественно спросила она, поднимая стакан с алкоголем.
Если честно, со стороны это, должно быть, походило на пир во время чумы. Двое празднующих, вид у которых почти что траурный. И если Мариан подчеркивала эту пропагандируемую торжественность, от которой ее выворачивало, то Фихте не поддерживал ее насмешки, но наблюдал за тем маленьким спектаклем, который она волей-неволей разыгрывала для себя и для него и что-то думал про себя. Но сегодня она была намерена выяснить, что же скрывалось за этим взглядом. Решил ли он, что она просто давно не была в отпуске? Или думает, что сошла с ума и пора обратиться в Мунго? Эбботт чувствовала себя, что называется, "пьяной без вина", ей хотелось одновременно и громко смеяться, и потрунивать над Фостером, и рассуждать о том, что же им делать дальше, и даже упасть и умереть. Прямо вот здесь. Но вся коллекция захлестнувших ее эмоций была едва ли ведома ее спутнику, сейчас она лишь держала в руке стакан и смотрела на Фихте, ожидая от него тоста, но было в ее взгляде что-то такое... сумасшедшее, шальное?

 Отправлено: 31.08.11 01:58. Заголовок: Слишком много всего ..

Слишком много всего навалилось. Слишком много для человека, который не умеет решать свои проблемы.
Запоздавший кризис среднего возраста снедал Фостера. В каких-то глубокомысленных учебниках по психологии (науке, которая каждый вечер пытается поработить мир) пишут, что это бывает со всеми мужчинами. Конечно, как же иначе - твоя семья из Мерлин знает скольки человек эксплуатировала тебя, пока у тебя не хватило ума сбежать, а после послала тебя куда подальше; твоя любимая женщина (а в этом ты и сам себе признаться не можешь) сидит напротив тебя в занавесках из дыма и пытается что-то сказать; ты совсем недавно вылез из плена Пожирателей, откуда тебя никто и не думал вызволять, тебе предложили присоединиться к какой-то преступной организации, и в довершение всего свежеизбранный министр Магии - твой злейший враг. Разумеется, так бывает у каждого мужчины. Учебники по психологии советуют больше заниматься спортом и завести себе полезное хобби (а те, которые написаны одинокими мужчинами и претендующими на эмансипацию женщинами советуют еще и любовницу), но никто не дает советов, как решить все свои проблемы. Впрочем, Фостер это и за проблемы-то не считал. С большинством дел Мариан, как всегда, разберется сама. Она могла это сделать. Он - нет.
Как бы того ни хотелось всем вокруг, Фостер не был травмирован своими приключениями. За все время заключения у него никогда не появлялось мысли "А вдруг я это заслужил?". Еще лет в одиннадцать он понял, что заслужил он лишь то хорошее, что с ним случается. Все остальное сваливается на него только в виде бонуса - видимо, некому больше отдать. Правда, до сих пор не решено с Мариан, кто она - заслуга или бонус. Фихте стал все чаще подозревать, что это он - ее бонус, который на нее однажды свалился и все никак не может отклеиться. Пускай он и прилипчивый мерзкий придурок, но зато именно к нему она прибежала жаловаться.
Так уж выходит - находится какой-нибудь идиот вроде Фостера, который творит непотребства, и какая-нибудь идиотка вроде Мариан, которая все это терпит. Поэтому в лиричные минуты души своей Фостер начинает воспринимать ее как святую и бежит падать в ножки, чтобы хоть как-то успокоить свою совесть. Это будит доверчивую барышню и в Мариан, и она думает, что Фостер, в общем-то, не такой уж и плохой человек, и заслуживает ее прощения. И дальше по кругу.
Фостер смотрел на Мариан сквозь дым - в дыму она выглядела не такой... взрослой. У Фостера язык не поворачивался сказать, что она стареет - все-таки он был на целых десять лет старше. Но в дыму не были видны ее морщинки в уголках рта и на лбу. В дыму не было видно даже цвета ее глаз, а Фостер, как порядочный человек, его не помнил.
- А почему тогда на тебе нет этой отвратительной безвкусной футболки с портретом нового короля? Да здравствует король! - отрывисто проговорил Фостер, подпирая щеку левой рукой и стряхивая пепел с сигареты. Нет, курение было отъявленно мерзкой и совершенно недостойной волшебника привычкой, но он хотя бы не убивал невинных людей, как это делают другие.
Когда МакМэй полез в эти выборы, Фостер мог только развести руками: еще в их далекие школьные годы Стив только кивал в ответ на все его советы и всегда делал по-своему. Вспоминая того себя, Фихте думал, что сам бы не послушался своих советов в тот момент: в конце концов, это он метался из стороны в сторону, пытаясь пристроить свою драгоценную тушку, а не МакМэй, который сразу решил, чего он хочет, и вплотную занялся этим делом. Но сейчас Фостер явственно осознавал, что нынешние выборы - просто мерзкий цирк, в котором раздают идиотские футболки. Уж лучше бы раздавали Берти Боттс. Это добавило бы хоть какой-то элемент непредсказуемости.
Одна из главных проблем Фостера состояла в том, что он знал, что будет, но не мог в связи с этим ничего предпринять. Зачастую и без предсказаний будущее лежало у него как на ладони, но он не понимал, что с ним делать. Мир был предсказуем, но проще жить в нем не становилось.
- Пьем за нас! - Торжественно сказал Фостер, приподнимая свой бокал. - За безмолвный и частично безумный, - он сделал жест, с которым обычно принимают поздравления, - электорат нашего славного магического сообщества. Мне так понравилось ходить на выборы, что я готов прямо сейчас убить нынешнего министра, чтобы устроили новые.
Фостер уже ничего не боялся. Ему было все равно, даже если его подслушивали. Не все равно было бы Мариан, но за своей репутацией она должна следить сама. Если за ней следить будет Фостер, с репутацией можно будет попрощаться.
Фихте положил свою ладонь на ладонь Мариан. Она была удивительно теплой. Черт побери, как же он соскучился по этому ощущению. Будто вернулся в далекую страну, из которой сбежал, опасаясь бомбежек, когда был еще совсем ребенком.

 Отправлено: 10.09.11 13:26. Заголовок: - Дело в том, что ко..

- Дело в том, что когда я пришла получить свою, мне сказали, что футболки уже кончились, - она выдохнула, готовясь к терпкому вкусу виски. – За нас! – провозгласила она с готовностью, будто в этот момент могла бы согласиться на что угодно. Чокнувшись с Фостером, Мариан выпила содержимое стакана до дна. Что было весьма и весьма необычно для Эбботт, но могло ли это удивить Фихте?
Когда он признался, что готов убить ради проведения еще одних подобных выборов, Мариан засмеялась. Виной ли тому было выпитое или общее ее настроение, но сейчас она чувствовала себя иначе. Как будто груз проблем, однажды тяжело навалившийся ей на плечи, сегодня, сейчас оказался сброшен ею. Или словно кто-то разделил этот груз с ней, и ей стало намного легче. Она смеялась, и у нее заалели щеки.
Фихте положил свою на ее ладонь, и она тут же ответила на его прикосновение, чуть-чуть повернув ее.
Он умел помочь ей, и она была рада, что проводила этот вечер именно с ним. Нельзя было объяснить, что именно делал Фихте, да и вряд ли он специально пытался как-то растормошить Мариан, когда она была в таком состоянии, но в этом и был весь смысл. Своим непередаваемым сарказмом, ехидством, своим стилем Фостер добивался того, чего не смог бы добиться кто-либо другой, прибегнув к утешениям из разряда «все будет хорошо». Мариан чувствовала себя лучше, и ей хотелось совершить что-нибудь безумное, что-нибудь вдвойне, втройне непохожее на нее, таким образом ощутив вихрь эмоций (только теперь уже положительных), чтобы завтра проснуться в новом мире. В мире, где пост Министра Магии занимает Итан Вэллон.
Мариан могла с уверенностью сказать, что даже выпей она больше, ничего подобного она бы не испытывала, если бы не Фихте. Это он придавал ей сил, сам, наверное, того не осознавая. Это он спасал ее, всегда только он. Она не смогла бы сказать в какой момент, осознала, что любит его, но он совершенно безоговорочно придавал смысл ее существованию. И дело тут было даже не в той романтической мишуре, о которой так любят петь в популярных хитах, а в том, что Мариан добровольно, еще с той самой стажерской поры взяла на себя заботу о Фихте. Заботиться о таком, как он – тут «смысла жизни» хватит на целую толпу людей. А между тем, Мариан – с виду хрупкая худая женщина с белыми кудрями и голубыми глазами – и одна неплохо с этим справлялась. И ей было невмоготу признаться себе, что она никому не готова отдать его.
- Итак, какова наша новая политическая стратегия? Ты же согласен, что банально игнорировать наше новое начальство просто невозможно? С его-то харизмой, - последнее было сказано с выражением лица, претендующим на звание коварного. Исходя из этой интонации, можно было бы даже подумать, что обсуждаемый привлекает Мариан как мужчина. Если, конечно, не знать о ком идет речь и что сама Эбботт на самом деле о нем думает.

 Отправлено: 11.09.11 07:25. Заголовок: Мазать йодом оторван..

Мазать йодом оторванную конечность, открывать зонтик, когда на тебя движется цунами, ходить на выборы, когда в них участвует Вэллон – в некоторых вещах просто нет смысла. Тратить на них свою жизнь – неуважение к самому себе. Другое дело – как жить после этого дальше. Самое время раздуть на маленькой искорке небольшую трагедию, после которой можно будет вешаться, стреляться, топиться и членовредительствовать от несовершенства жизни. Фостер крепче сжал руку Мариан, но его лицо не приобрело ни сочувственного, ни понимающего выражение, как будто и не он это делал вовсе. С чего он решил, что Вэллон, обретя долгожданную власть, будет носиться за ним, словно за сусликом из своего огорода? Если Самая Большая Душка в Министерстве решит подложить ему свинью, то скорее всего, свинья будет иметь вид приказа об увольнении. Фихте впервые в жизни жалел о том, что у него нет высокого поста и статуса: с такими, как он, разделывались, не задумываясь.
- Я не силен в политике, и ты сама прекрасно это знаешь. Поэтому какую бы стратегию я не выбрал, она приведет к поражению, - спокойно ответил он. – Хотя мне, знаешь ли, интересно, почему тебе волнует избрание Вэллона. Лично я боюсь увольнения, потому что Вэллон – тот еще прохвост, а я как-то раз неудачно передал ему соль в буфете. С тех пор он имеет на меня зуб. А тебе-то чего волноваться? Однажды влезла вперед него в камине или случайно задела ногой его достоинство, когда он воспылал к тебе греховной страстью? – Фостер ехидно выдыхал дым (если такое вообще возможно) куда-то в сторону. Он не знал, что можно ожидать от Вэллона, он мог перебрать в уме все варианты, но не мог понять, что из этого новый министр сделает. Может, он уже и забыл про то, что Фихте отправил его в вольное плавание в неизвестном направлении, а может, на его столе уже лежит приказ о заточении аврора в Азкабан – кто знает. В любом случае, это касалось его, и только его. А волнение Мариан… нет, Фостер не отрицал, что в этом была доля приятного, но она слишком напоминала ему его мамочку, которая не разрешала сыночку ввязываться в неприятности, потому что свято была уверена, что расхлебывать их придется ей. Не успевал Фостер еще насладиться всей глубиной задницы, в которую завела его жизнь, как мамочка уже бежала и говорила, что он – безответственное чудовище, которое в жизнь обязательно пропадет. Взамен Фостер залезал все глубже, надеясь, что маменька его там не найдет и проклинал ее непреодолимое стремление передать свой генетический материал потомкам. А Мариан?.. Что ей нужно? Вернее, это было очевидно: домашний очаг, муж, дети и покой. Но что ей нужно было от Фостера? Из всего этого он мог с горем пополам предложить очаг, потому что когда-то в аврориате его учили настраивать каминные сети. Но не более того. Его очаг не будет домашним, из него никогда не получится мужа, ему лучше не производить на свет потомство и уж точно он никогда не сможет жить в покое. Пусть лучше Мариан прекратит, наконец, этот цирк с воспитанием невоспитуемого и заведет себе парочку настоящих детишек – таких же белокурых, голубоглазых бесят, и Фихте даже разрешает назвать одного из них Фостером в честь своего любимого себя. По волшебным меркам она еще достаточно молода, ей не стоит тратить жизнь на бездушного чурбана, у которого теперь еще и проблемы с властью. Разозлившись непонятно на кого, на нее ли, на себя ли, Фостер еще крепче сжал руку женщины.

 Отправлено: 11.09.11 09:41. Заголовок: Почему-то после слов..

Почему-то после слов «я как-то раз неудачно передал ему соль в буфете» сразу отчетливо представилось как на ядовито вежливое «Не могли бы вы, Фихте, передать мне соль?» солонка мгновенно летит Вэллону точно в голову, стремительно набирая скорость прямо в полете вопреки всем законам маггловской физики.
Впрочем, так ли уж это было нереально? Мариан снова рассмеялась.
- Интересно, как бы ты отреагировал на это, последнее, - продолжая пользовать свою «коварную» улыбку-ухмылку, она взяла в руки стакан с водой и снова сделала глоток. – Восхитился бы моей глупости – отвергнуть такую завидную партию, или же поцеловал бы руку за преданность? Или даже запястье?¹ – теперь Мариан смотрела на Фостера, несмотря на то, что он словно специально повернулся в сторону. Но ладонь ее не отпустил. Между ними повисла тишина, нарушаемая приглушенной музыкой, доносившейся со стороны барной стойки, шагами официанта, снующего туда-сюда по залу, негромкого разговора бармена с посетителем – словом, обычными звуками, характерными для любого паба, где сегодня нет сумасшедшего наплыва народу. Она молчала, он молчал, продолжая выдыхать дым и, должно быть, о чем-то задумавшись. Эбботт подумала, что тягостные думы связаны с Вэллоном, потому что – с кем же еще?
Он вряд ли по-настоящему не представлял, почему сегодняшняя инаугурация так выбила ее из колеи. Взгляды Вэллона шли вразрез с взглядами того же Аластора. Взгляды Аластор во многом совпадали со взглядами Мариан. Она принимала девиз «служить и защищать», она считала, что в работе того же аврора всегда есть эта тонкая грань. Рано или поздно каждый, кто держит в руках волшебную палочку и обладает правом «в критической ситуации действовать по своему усмотрению», начинает задумываться о том, что всего лишь одна «Авада», и мир мог бы стать чище. Пойди на поводу у этой мысли, и ты перестанешь быть аврором. Перестанешь быть защитником и станешь жнецом, выкашивающим неугодных как траву. Таковы были убеждения Мариан, и она, Моргана побери, была уверена, что не менее восьми-десяти раз рассказывала о них Фихте!
Эбботт вдруг подумала о том дне, когда Хиндер разбудил ее в комнате отдыха. Она могла тогда преступить эту самую черту, но она не сделала этого, не свихнулась. И была вознаграждена за это.
Или все-таки – не могла? Скорее всего, именно так. Не могла. И если бы позволила сломить себя, то перестала бы быть собой. Эбботт не сдается, Эбботт достаточно сильная. У нее, как у Ахиллеса, есть только одна слабость. Пресловутой «пятой» Мариан был тот, кто сейчас сидел напротив и вдруг сжал ее руку так сильно, что она нарушила затянувшееся молчание.
- Хорошо-хорошо! – она погладила большим пальцем его ладонь по краю. – Я больше не буду так шутить, только не ломай мне пальцы, я терпеть не могу «Костерост», - она вдруг повернула руку, за которую ее держал Фихте, и второй рукой накрыла его ладонь с тыльной стороны. Эбботт уже не смотрела на Фостера, она смотрела на его запятье, кисть, пальцы, которые держала сейчас в своих ладонях, как будто согревая. Она смотрела, продолжая улыбаться, только теперь уже не так весело. – Одна из причин, - она сделала короткую паузу. – Это ты.
Пауза.
- Тебя ведь и на день нельзя оставить без присмотра! На прошлой неделе ты назвал одного из охранников Амбридж троллем. Он ведь мог убить тебя, Фостер! – возможно, это могло показаться глупым, но даже не принимая во внимание, что охранник действительно был троллем и действительно при должной сноровке одним ударом мог окончить земной путь Фихте, и что Фихте, разумеется, никогда не признает, что не находится в состоянии боевой готовности к чему угодно 24 часа в сутки, Мариан все еще слышала визгливый голос Долорес, в тот день вознамерившейся отправиться к Аластору или к самому заместителю министра Магии, если потребуется, но своими силами вышвырнуть Фихте из министерства. Угрозы были по большей части пшиком, а вот от визга до сих хотелось встряхнуться, попытавшись выкинуть воспоминание из головы.
В любом случае, драматический момент был безнадежно испорчен и, просьба зафиксировать для протокола, НЕ Фостером Фихте.

----
¹ - поцелуй ладони или запястья воспринимается как знак личной, даже интимной связи с женщиной.

 Отправлено: 11.09.11 11:51. Заголовок: Драматический момент..

Драматический момент был безнадежно испорчен НЕ Фостером Фихте, и уже ради одного этого стоило воскурить фимиам на алтаре сарказма: с кем поведешься – от того и наберешься, и Мариан с годами тоже научилась заменять пафосные речи на бессмысленную болтовню, в которая включала себя полнейший нигилизм ко всему сущему. До своего великолепного учителя ей было еще далеко, но Фихте уже мог разговаривать с ней, не испытывая постоянного желания остановить кадр и пририсовать ей сверху розовый бантик наивности. Хотя, возможно, он тут не причем, это просто она выросла, набралась мудрости и спокойного отношения к жизни… или неужели, если бы Фостера Фихте по счастливой случайности не оказалось в ее жизни, она бы до сих пор ходила, как в сказке, с детской непосредственностью реагируя на все вокруг? Ох уж этот принципиальные девицы, никакого чувства юмора.
Сарказм Фостера был защитной реакцией на мир: о некоторых вещах ему просто не хотелось думать, а эта Мариан один полунамеком опять умудрилась погрузить его в пучину мыслей. О себе, конечно же, любимом. Он – причина того, что сейчас она сидит здесь, нюхает вонючий дым и слушает дрянную музыку, вместо того, чтобы спокойно переживать дома? Да, и переживать бы она не стала, ну что ей там какой-то душка-Министр. Может быть, не будь Фостера, Мариан даже бы повесила фотографию свежеизбранного над своей кроватью и любовалась бы им на ночь. Едва эта мысль пришла ему в голову, Фостер осознал, какую священную миссию несет на этой земле. Он нужен, чтобы как можно больше людей ненавидели Вэллона.
- Знаешь… почему бы мне не передать Вэллону еще и перечницу? – Наконец, задумчиво изрек он. – Все равно мне уже нечего терять. А то, что один из охранников воспринял это на свой счет – я очень извиняюсь. Я имел в виду саму Амбридж, - его голос был недовольным, но Фостер был готов рассмеяться. Ему казалось, что это все его магическое чувство юмора и непрошибаемое обаяние. На самом деле вся драматичность испорченного момента не давала ему покоя, и в голову лезли всякие идиотские мысли. Как барышня на выданье, честное слово: одна вскользь и, возможно, в шутку брошенная фразочка, и он уже напредставлял себе всего. Да, Фихте не нравилось, когда за ним следят, как за каким-нибудь особо ценным экспонатом, запирают дома и закрывают дверь на швабру. Но нравилось, когда из-за него волнуются, заламывают руки, смотрят на его фотографию и пытаются не представлять себе пытки и ужасы, через которые он проходит. Да, Фихте нравилось, когда о нем думают невесть что. Но не нравилось, когда обо всем это говорят в лицо. Тот, кто о нем заботится, не имеет права отягощать его своей заботой. В высшей степени мерзкая и эгоистичная точка зрения, но Фостер не настаивал, чтобы о нем кто-то беспрестанно думал. Он не мог брать на себя ответственность за чьи-то чувства. Он тоже не кукла, о которой можно заботиться в свободное от всего остального время, насильно кормить, одевать, а потом ставить в угол и забывать о ней на следующее утро. Но он и не маленький ребенок, которого нужно оберегать от всего на свете, и если кто-то взялся постоянно о нем думать, то пусть хотя бы не сообщает об этом так вот, полунамеками, чтобы Фостер, который никогда не понимал полунамеков, остался в терзаниях по поводу того, правда это была или нет. Мучить Мариан становилось его любимым видом спорта, и порой у Фостера появлялось неприятное ощущение того, что он должен уйти со сцены, как-то незаметно и безболезненно исчезнуть из ее жизни, чтобы она перестала уже гоняться за его призраками и устроила свою жизнь. Но у него просто не хватало на это силы воли: как ни крути, если бы не Мариан, иногда ему просто некуда было бы идти. Тем более, у нее был целый год на то, чтобы взять себя в руки и раз и навсегда отказаться от мифа своей любви к нему. Или как там она называет это в своих мыслях.
- Ему есть, за что меня не любить, Мариан, - сегодня Фостер сам нагнетал драму. Он пригнулся над столом, приблизившись к своей спутнице, чтобы говорить тише. – Он глава Радикалов, и предлагал мне работать с ними, - быстро пробормотал он, а потом, склонившись еще ниже, поцеловал Мариан в запястье.

 Отправлено: 11.09.11 14:06. Заголовок: Кто бы мог подумать ..

Кто бы мог подумать еще час назад, что усталая женщина, которая скорее из чувства долга перед самой собой (ведь «надо дойти»), чем по какой-либо другой причине, шла через дорогу к заветной двери паба, меньше чем через 40 минут после того, как войдет внутрь, станет совсем другой.
- Прошу тебя, будь поаккуратнее с утварью, все-таки казенное имущество, - веселье вернулось в ее взгляд. – Кстати, по поводу оскорбления, я уверена, что так оно все и было, иначе с чего бы ей весь оставшийся день полоскать мозги коллегам на тему неотесанности авроров? Поэтому можешь гордиться собой: реципиент информацию получил, и не он один, - все это было так неважно, но, возможно, правильно, ведь важное едва ли могло послужить поводом для шуток. Разве что для жестоких?
Мариан казалось, она понимает, чего хочет от жизни. Но так или иначе все равно возникал тот особенный момент, когда внутренний голос ехидно спрашивал: «Этого ли?» Воображение сразу услужливо рисовало картины идиллического счастья: аккуратный дом – полная чаша, ребенок, может быть, даже не один, даже цветы на аккуратной клумбе и две больших собаки. Мама всегда, при любой возможности подкрепляла это сомнение, сетуя на то, что сын вырос толковым и уже обзавелся и женой, и сыном, а дочь – «неистовая карьеристка». И тогда Эбботт сдавалась. Она и не спорила, ей хотелось этого, но... без Фихте идеальная картина переставала быть идеальной. А сам он в нее не вписывался и даже стараться достигнуть обратного не желал. И ей всегда было чуть-чуть страшно: что, если она ему не нужна? Это всегда был неизменный беспроигрышный довод внутреннего голоса, говорившего тоном матери Мариан - Виктории. Что если ей всегда только казалось, что она понимает его? Но ведь она понимала! Например, она знала, что никогда не смогла бы воздействовать на Фостера силой женского ультиматума, даже если бы ей однажды взрело такое в голову (правда, не иначе как от полнейшего отчаяния). Поставь она вопрос ребром, он уйдет, а к этому Эбботт не была готова или вернее, этого она не хотела.
Работа и больше ничего? У авроров всегда впереди всего – работа, и она поставила ее на первое место, и так уж вышло, что работа множество раз спасала ее. Даже теперь. И где-то глубоко внутри Мариан сознавала, что на самом деле не так уж и счастлива. Только вот несчастье вместе Фихте ей в какой-то период жизни стало много ценнее счастье без него.
Она гладила его ладонь, как вдруг он наклонился к ней ближе и сказал то, что... должен ли был?
Мариан подняла голову и поймала его взгляд совсем близко: ее запястью все-таки достался поцелуй, и теперь Фихте смотрел на нее, находясь на расстоянии, которое при легком обобщении можно было бы назвать «нос к носу».
Разумеется, она знала, что Итан – глава Радикалов, иначе и правда, с чего ей не любить нового министра? Но вот второй части она никогда ни от кого не слышала. Фостер (тем более на таком-то близком расстоянии) увидел секундный испуг в ее голубых глазах, в глубине. Взгляд как будто спросил: «Нет?», потому что в следующее мгновение выражение лица Мариан твердо подтверждало: «Нет».
- Никогда не слышала ни о чем подобном, - она ни на дюйм не отодвинулась от него, буквально излучая уверенность. – Надо признать, секретность у нас поставлена хорошо, - и Эбботт даже слегка кивнула, как бы выражая свое восхищение отличной системой. Однако, никаких истерик, восторгов или любых других нервных реакций не последовало.
Они все смотрели друг на друга, и ей безумно хотелось сделать одну вещь, но вечное сомнение пыталось вмешаться, распихивая все прочие чувства локтями.

 Отправлено: 19.09.11 07:15. Заголовок: Да, он не согласился..

Да, он не согласился. Не согласился потому, что просто не привык с таким соглашаться. И еще по тысяче других причин, которые могли бы быть у чудом выжившего в плену Пожирателей аврора для того, чтобы отказаться присоединиться к обществу Радикалов. В первую очередь, Фостер все-таки был не дурак. Он не хотел быть частью еще одной бюрократической вертушки, которая по своему устройству напоминала организацию Волдеморта, и отличалась лишь идеологическим врагом. Не хотел... но оказался зажат между Сциллой и Харибдой, потому что ни один из исходов не сулил ничего хорошего. Присоединиться к Радикалам значило бы продать себя и почти наверняка бесславно погибнуть. Не присоединиться - нажить себе едва ли не самого сильнейшего врага в магическом мире. С учетом того, что Волдеморт тоже не входил в список тех, кого можно позвать на чай в воскресенье, у Фостера были серьезные проблемы. Нужно было только поругаться с Дамблдором, и смело идти получать приз за самое изощренное самоубийство на свете.
Дамблдор!.. - промелькнула у Фостера спасительная мысль, но через секунду он понял, что директор Хогвартса в любом случае не станет решать его личные проблемы. Даже обратись он к Аластору, тот лишь посмотрит на него своим устрашающим глазом и скажет, что не собирается расхлебывать ту кашу, которую как всегда заварил Фихте из-за своего длинного языка. Никто и не посмотрит на то, что у Фостера, по сути, не было выбора - Вэллон сам выбрал его своей политической игрушкой, а когда игрушка отказалась танцевать под его дудку, решил во что бы то ни стало ее сломать. Никто... кроме Мариан. Уж она-то знала, что Фостер не виноват в том, что сейчас происходит. Он - последний, кого стоит винить во всей этой ерунде. В конце концов, почему ему так не везет?
Ох уж этот магический мир: куда не пойди - всюду предатель. Но сейчас Фостеру было не до философских измышлений:он совершенно не предполагал, что ему делать дальше. Хотелось спросить совета у Мариан. Несмотря на все свои женские причуды, она была очень мудрым человеком, особенно, когда дело казалось политики. Недаром она достигла таких карьерных высот за такой короткий срок. К тому же, она была выпускницей Слизерина. А уж они-то все знают, как управляться с властью, даже если она тебе не принадлежит.
- А еще я могу сделать так, чтобы на нас перестали смотреть, - с хитрой ухмылкой произнес Фостер. Если он поцелует Мариан прямо сейчас, при всех, к ним совершенно точно потеряют интерес. Так уж сложилось в сознании среднего англичанина: либо любовь, либо политика. И последнему они отдавали предпочтение чаще.
- Мариан, скажи мне, что мне делать, - произнес он все с той же теплой улыбкой, но в его голосе чувствовалась горечь. Он все еще поглаживал руку женщины, как будто забыв об этом. - Мне же теперь не дадут спокойно жить.
Спокойно... если уж даже Фостер мечтал о том, чтобы жить "спокойно", в мире действительно творилась какая-то чертовщина.

 Отправлено: 19.09.11 16:12. Заголовок: Мариан действительно..

Мариан действительно была мудрой, должно быть, почти всю свою более менее взрослую жизнь, и еще лет десять-пятнадцать назад Фихте был железно уверен, что это у нее «не по годам». Теперь она наконец-то догнала свою рассудительность прожитыми годами и опытом, что ей давало лишь преимущества.
Его положение в нынешней ситуации... Да, оно волновало ее. Она, как никто другой, понимала, что рано или поздно настанет момент, когда она встанет Вэллону поперек горла. И ей даже хотелось этого, хоть уже в следующую минуту она привычно рассуждала про себя о том, что открытая схватка ничего не даст, что она не только проиграет в ней, но и спровоцирует распад в Министерстве, обнажив противостояние, и Темный Лорд и его прихлебатели непременно этим воспользуются. Сейчас она лишь следила за уже отлаженным кем-то до нее механизмом, периодически вставляя свои поправки, но Итан не занимался делами Визенгамота, а следовательно, никаких «ситуаций» не могло возникнуть между ними, и они существовали какое-то время словно в паралелльных мирах: она занималась Правосудием, а он... Он времени зря не терял и продирался наверх, к посту Министра Магии. В любом случае, перейди Мариан ему теперь дорогу, он отлично знал, за какую ниточку дернуть, чтобы заставить ее переоценить идею встать перед ним на колени. Хуже всего было то, что Эбботт также отлично понимала, что Вэллон почти наверняка не станет «убирать» Фихте откуда бы то ни было. Зачем? Если он был бы настолько глуп, что сделал бы это, то это только разозлило бы Мариан, и он сам развязал бы ей руки. Что бы там ни затевалось господином министром, благополучие Фостера Фихте как физическое, так и карьерного плана, было неплохой козырной картой, которую всегда найдется время разыграть. Мариан же не могла допустить, чтобы из-за нее пострадал кто-либо, тем более человек, сидящий напротив, даже если он готов был пойти на это. Но стоит ли объяснять все это Фихте? У него другой угол зрения, другие способы решать проблемы, ей ли не знать. Не стоит. Она разберется со всем этим сама. Незачем лишний раз подчеркивать, что они впутались в то, откуда даже вся ее мудрость до сих пор не подсказала ей как выпутаться.
- Не имею понятия, - честно признается Эбботт с выражением почти что девчоночьей беззаботности.
Лицо Фостера по-прежнему очень близко, и она может разглядеть и легкую небритость, и морщины, свидетельствующие о не самом юном возрасте их обладателя. Он гладит ее ладонь, а она разглядывает его.
- Но ты же меня знаешь, - Мариан касается его щеки, заставляя поймать ее взгляд. – Я что-нибудь придумаю, - она говорит уже серьезно, привычно. – Обещаю, - и подавшись вперед, она все-таки целует его, но в уголок губ, почувствовав его «колючесть», совсем нестрастно.
Зрители, наверное, остались разочарованы.

 Отправлено: 07.10.11 23:23. Заголовок: Вся беседа Фостера и..

Вся беседа Фостера и Мариан подозрительно походила на секретное задание или встречу двух шпионов, которые передавали друг другу бесценную информацию. Для двух влюбленных голубков они были слишком скованы, для двух коллег – позволяли себе слишком много вольностей, и так или иначе со стороны казалось, что они замышляют какой-нибудь заговор. Если бы они на самом деле встретились здесь ради того, чтобы реализовать какую-то сверхсекретную программу, то вели бы себя так, что никому ничего и в голову не пришло, а их нынешнее дурацкое поведение объяснялось лишь тем, какими дурацкими были последние пятнадцать лет их совместной жизни. Но не станешь же объяснять всем и каждому, что никакие они не заговорщики; в смысле, сюда они пришли с исключительно благими намерениями полюбоваться друг на друга, а за то, что заговор возник спонтанно, никакой ответственности не несут: это у них такие брачные игры, сублимация на нервной почве.
И все бы было ничего, но они не могли провести вечность здесь, в дымной комнате «Суматошной креветки», хотя Фостер бы не отказался. Вечность наедине с Мариан внезапно показалась ему куда более привлекательной перспективой, чем неизвестное количестве месяцев неопределенности под железной рукой Итана Вэллона. Вечность – это, конечно, не так увлекательно, но зато Фихте точно может быть уверен, что его не запрут в госпитале Святого Мунго в отделение для политически помешанных. У вечности было еще одно неоспоримое преимущество – уж она-то точно пройдет без Вэллона.
Они оба были старше Министра. По магическим меркам их разница в возрасте была просто смехотворной, но и сам Вэллон был просто юнцом по сравнению с самыми именитыми людьми магического мира. И пусть сейчас в гору начинали идти едва ли не с выпуска из Хогвартса – это только аврориат «тормозил» юные дарования трехлетним обучением, а различные канцелярские структуры пускали всех и вся, - Вэллон все равно казался вопиюще молодым. Рядом с ним Фостер чувствовал себя просто разваливающимся стариком, хотя ему до старости было еще очень далеко. И чем больше Фихте думал об этом, тем отчетливее ему казалось, что он забрался в какой-то любовный треугольник, где есть он, Мариан и – отчего-то – горячо ненавидимый ими обоими Министр Магии.
И Фихте – не нужно скрывать, - и огромным удовольствием отмечал, что Мариан тоже имеет на Министра зуб. Его не волновало, какие разногласия у них были или могли бы быть до того, как этот выскочка пришел к власти; все нервные жесты и колкие фразочки, отпущенные в адрес власть имущего, Фостер воспринимал как личную маленькую женскую месть Вэллону за то, что он покусился на объект, который Мариан уже давно заклеймила своим – на Фостра. Ему не нравилось ходить клеймленным, но поведение женщины было очаровательным, если не сказать трогательным. Впрочем, кто, как не судья Визенгамота, знает, как на самом деле грязен этот мир? Авроры занимаются лишь теми, кто в открытую нарушает закон. А вот о всяких бумажных диверсиях нужно спрашивать судью. Через ее ведомство прошел не один человек, который до самого судебного заседания считался правильным и порядочным. Может, теперь она даже научилась видеть людей насквозь.
Интересно, а что бы она увидела в Фостере? Да и хватило бы у нее смелости взглянуть на него так, чтобы сразу увидеть – порядочный перед ней человек, или Азкабан по нему плачет? Нет, Мариан не думает о нем так, наверняка не думает. Но долгие годы моральных мучений, на которые обрекал ее Фостер, все равно заставили бы ее засомневаться – не обманывает ли она себя все это время, и не стоит ли язвительному аврору освежиться в компании дементоров…
- Главное, чтобы не оказалось поздно. Впрочем, я наверное, льщу себе, думая, что теперь Вэллон будет гоняться только за мной. Я все-таки не Сама-Знаешь-Кто, и у меня нет такой свиты поклонников, - и неизвестно, кого сейчас больше опасался Фостер – Темного Лорда или Вэллона, раз позволял говорить себе о его Темнейшестве и его приспешниках в столь шутливом ключе. – Но… черт побери, я себя знаю. Не в моих правилах играть в большую политику, но в один прекрасный день я просто не сдержусь. И все неожиданно узнают, кого благодарить за наше счастливое будущее, - горько усмехнулся Фостер. Да, он никогда не болтал лишнего. Но о «лишнем» у него были свои, порой совершенно особые представления…

 Отправлено: 14.10.11 00:18. Заголовок: Да, стоило признать,..

Да, стоило признать, что взгляд Мариан на мир претерпел существенные изменения с тех пор, как она в восемнадцать лет пришла в Министерство Магии записать свое имя на пергамент со списком стажеров в Аврориат. Ее мораль, которая ранее казалась незыблемой, оставалась в ней как стержень, который удерживал ее в равновесии. Однако, теперь все уже не могло быть так просто, как раньше. Когда ты - рядовой аврор, пусть даже один из лучших, пусть даже начальство доверяет тебе довольно скользкие подробности работы - все куда проще. Ты в сущности - пешка, в лучшем случае ладья, но не более. Тебе известны твои полномочия, что ты можешь делать, а как поступать непозволительно. У тебя есть то, во что ты веришь, и это помогает день за днем продолжать работать с тем же рвением, что и в самый первый год. Кто-то может сломаться, но настоящий аврор - никогда. Да, вокруг часто творится сущий кошмар, а дни спокойных скучных дежурств образовываются все реже. Но ведь ко всему привыкаешь, не так ли? Кто-то - как Фостер? - со временем уже не может жить без этого, и те самые сутки без происшествий становятся пыткой. Кто-то ежедневно запирает внутри себя страх: перед Смертью, за семью, за себя, за коллег. Кто-то держится из последних сил, все потеряв. Кто-то ничего не имеет для того, чтобы никогда не испытать боль от потери. Но все они раз за разом вместе выступают заодно, выходят на битву с так называемым Злом, какую бы маску оно ни надело - сегодня, завтра, когда бы то ни было. Такие волшебники нужны магическому миру. Всегда должен быть кто-то, кто воплощает одухотворяющий образ с плаката, чтобы верить, что есть кому защищать. Однако, ведь Мариан шла в Аврориат не защищать или, точнее, не только защищать. Она хотела сделать мир лучше. С годами осознание того, что в мире оказалось столько грязи, что, копошась в ней, ничего не изменить, слишком резко пропечаталось в сознании. И она пошла выше, ей это удалось, и все сразу стало намного сложнее.
Красивые моральные принципы больше не могли быть настолько твердыми, как раньше. Мариан хотелось бы, чтобы ее считали сражающейся за Добро, но иногда, когда в бесконечной череде судебных разбирательств, дел и расследований ей удавалось поднять голову и оглядеться, она чувствовала, что утопает, погрязает в этом своем новом мире, что играет по новым правилам и уже даже не замечает этого. Тонкая грань между защитником и жнецом, между аврором и убийцей всегда была тонкой. Сейчас же порою ей начинало казаться, что она уже потеряла ее из виду, что стремительно оставляет ее где-то позади. Мариан боялась этого, но никогда не рассказывала об этом никому, ни брату, ни даже Фостеру. Чарли бы не понял, у него была совсем другая жизнь, та, от которой она уже однажды отказалась. Фостер... Фостер существовал на другом уровне и даже сам признавал это. Вслух или нет - она знала, что он понимает эту разницу и что она теперь все равно стоит между ними, пускай и отношения их теперь не такие невысказанные, как пять лет назад. В самом деле, Мариан?
И нет, она никогда бы не стала смотреть на Фостера тем беспристрастным взглядом судьи, если бы действительно умела видеть людей насквозь. Она просто бы не смогла. В случае с Фихте Эбботт была слишком пристрастна, и с этим ей было уже ничего не поделать. Как и с тем, что границы Хорошего и Плохого становятся все более и более размытыми. Простота ушла, а священные идеалы перестают быть идеальными и неприкосновенными. Все это, как и когда-то суровые реалии настоящих будней аврора, Мариан прекрасно осознавала, и ей оставалось лишь идти вперед, не оглядываясь назад, на тот самый метафорический отблеск сияния заветной цели, путь к которой то и дело норовил сломать и переделать ее.
Неожиданно отблеск метафорический превратился во вполне реальную мысль, которая содержала в себе идею, которая в свою очередь могла стать их, ну, если не спасением, то хорошим подспорьем.
- У тебя есть я, - ее ладонь исчезла с его щеки, и теперь Мариан взяла Фостера за руки. - Смею предположить, что это, конечно, хоть и не свита из почитателей, но уже немало, - это прозвучало слегка растянуто, словно она действительно сейчас прикидывала свою ценность как союзника против ценности толпы прихлебателей Темного Лорда. Вот так дама совершенно невольно напрашивается на комплимент.
Но Лорд... еще одна "проблема", решение которой, вероятно, есть у Вэллона. Вот только мало просто решить проблему. Магглы когда-то, не так давно, пытались "просто решить": неизвестно каким образом, но им удалось устроить такой взрыв, которому позавидовал бы Николас Фламель, и тогда содрогнулся даже магический мир. После взрыва ничего не осталось. Мариан не могла принять решение, которое бы не оставило ничего. А с Вэллоном их в будущем ждала такая же диктатура, разве что под прикрытием красивых лозунгов.
- И я буду рядом, - продолжила она. - Я тоже тебя знаю, поэтому все будет в порядке, - Мариан чуть усмехнулась, и какое-то время они молчали, как вдруг что-то в ее взгляде изменилось, и она сказала. - А знаешь, уже поздно. Мне кажется, нам пора. Кажется, вон за тем столом нас уже признали заговорщиками и скоро вызовут наряд авроров, чтобы арестовать на всякий случай, - Фихте явно не понимал ее, поэтому она наклонилась к его уху через стол, чем привлекла внимание еще и посетителей с другого стола. - Я бы попрощалась с тобой здесь или на улице, но, - шептала ему на ухо она. - у меня неожиданно возникла одна идея. И я хочу ее обсудить. С тобой. Сегодня. Без лишних глаз и ушей, - сидеть, перегнувшись через столешницу, было очень неудобно, поэтому она делила предложения, и шепот получался отрывистый. Мерлин, с тем же успехом нормальные пары шепчут друг другу на уши всякие двусмысленные предложения и непристойности. Но разве когда-нибудь дуэт Фихте-Эбботт мог именовать себя нормальной парой? Тогда уж нужно было бы начинать с последнего слова в этом словосочетании. И пусть предложение Мариан могло прозвучать двусмысленно, тем не менее сейчас она прежде всего вкладывала в него тот самый "политический" смысл. У нее была идея, кто бы мог им помочь. У нее были соображения, с чего бы стоило начать. Однако, две головы всегда лучше, не так ли? И мысленно Мариан желала, чтобы одна из этих самых голов (а точнее, уж и все тело целиком) осталась сегодня у нее. Она и ужином накормит, и мантию, пусть даже и лиловую, приведет в надлежащий вид. Ну когда ему еще так повезет?
Официант возник словно из ниоткуда, и по нему было заметно, что они явно взбаломутили тихий серый мирок этого паба. Ведь за время, что они здесь сидели, посетителей прибавилось.
Мариан чувствовала себя очень хорошо. Она была благодарна Фостеру за то, что он сегодня был здесь с ней. Сегодня (будь то настроение или заслуга огневиски, выпитого на, по сути, голодный желудок) она знала: Вэллон, Темный Лорд - она справится. Она выстоит. Она "что-нибудь придумает". Выдержке ее не было пределов. Во всяком случае, до тех пор, пока рядом были те, кто может прийти на помощь в минуту, когда у самой что ни на есть "железной леди" подгибаются колени.

 Отправлено: 15.02.12 10:19. Заголовок: Тяжелый год может бы..

Тяжелый год может быть у кого угодно, право иметь проблемы Фостер мог признать и за обычными людьми. Но решать свои проблемы, как всем, ему ни капли не хотелось.
Ведь не привычными действиями порядочного обывателя он себя в это завел, и не исхоженными дорожками ему из этого выбираться. Жизнь диктовала свои суровые законы, иными словами, вела его своим путем, и его Фостеру не с кем было делить. Даже с Мариан, даже если бы она того действительно захотела, даже если бы она попросила - она, женщина, которая практически не умеет просить. Она, такая сильная, такая самостоятельная, вряд ли может желать превратить свою жизнь в бесконечную беготню за призраками, которую может предложить ей Фостер. Но больше ему нечего разделить с ней, потому что за свою не столь уж короткую жизнь он не нажил ни особых богатств, ни приличной репутации, которой можно бы было оградить женщину от всяческих невзгод, ни дела, которым можно обеспечивать большую семью. У него есть только бесконечная гонка, в которую он однажды включился и до сих пор не может ее покинуть, а Мариан однажды сошла с дистанции, предпочтя бессмысленному бегу за фантомами респектабельный покой судейского кресла, и вряд ли захочет вернуться на эту бесконечную беговую дорожку, усыпанную битым стеклом. Даже ради него. Тем более ради него. Она, скорее, постарается затащить Фостера на свой корабль, который, как она думает, устойчиво балансирует на водах жизни. Вот только Фостер на корабле - к несчастью, и стоит ей только присоединить его к своей команде, борт тут же даст течь.
Нет, не тот человек Фостер Фихте, которого можно вот так запросто включать в круг своих знакомых, и Мариан следовало бы прекрасно это знать. Она ведь не юная голубка какая-нибудь, а сильная и самостоятельная женщина, ветер в голове у которой дует в одном четко заданном направлении. Таким женщинам нужны ответственные, умудренные опытом мужчины, возможно, в густых усах, носящие халаты и раскуривающие большую домашнюю трубку перед камином в окружении целого выводка детей... из всего вышеперечисленного Фостер с горем пополам мог бы согласиться только на трубку и камин. Мысли обо всем остальном заставляли его кишки стыдливо поджиматься от одного только осознания, что из него никогда не выйдет прекрасного мужа. Впрочем, это его никогда не волновала, печальным было то, что из него не выйдет прекрасного мужа для Мариан. Он не сможет быть настоящим героем ее романа, или как там говорят в нарядных дамских книжках с рюшами, где все заканчивается если не свадьбой, то романтическим бегством на край света в край вечно цветущих магнолий? Фихте - не тот человек, от которого нужно требовать экскурсии к алтарю или на таинственный остров на медовый месяц. И ему было стыдно за это перед Мариан, настолько стыдно, что он был готов пойти на ужасную глупость и попробовать взрастить из себя приличного человека.
Но не сейчас, все не сейчас. Сейчас они, - да что за глупости, он один, - должен сражаться за свои права, которые так безжалостно попирали. Он начинал паниковать тогда, когда все другие спокойно попивали свой чай из выеденных временем кружек и читали газеты. Но Фихте был несчастным обладателем дара предчувствия - и это заключалось не только в видениях, которые уже давно не посещали его, но в невероятной интуиции, которая вела его туда, куда была только одна маленькая дверь, едва заметная, как дверь каморки, заставленная шкафом; и там его ожидала вся его судьба. Вся жизнь Фостера вышла из такой вот каморки, потому что какой-то внутренний голос вел его туда; если бы он всю жизнь входил лишь в широкие и приглашающе открытые двери, он не стал бы даже тем, кем он стал сейчас.
И внутренний голос кричал - берегись, скоро все пойдет крахом!
Крахом, так крахом. Главное, чтобы этим крахом зацепило как можно больше наименее ценных родственников. А Мариан осталась бы невредимой.
Но тот же самый внутренний голос - а может быть, другой, его злобный брат-близнец, - кричал изо всех сил, требуя принять всю посильную помощь, которую Мариан может ему оказать. Или хотя бы не отпускать ее, потому что другого такого человека он больше никогда не найдет, и верная гибель грозит ему в том случае, если он потярет единственную женщину, которая принимает его таким, какой он есть.
- Надеине так наедине. Надеюсь, там, где ты назначишь мне очередную встречу, меня не будут ждать такие же молодчики, которые отправят меня куда-нибудь подальше? А то женщинам в наше время опасно верить, как, впрочем, и всем остальным, - он бы поцеловал ей руку, но не решался к ней прикасаться. Уж слишком это все было не по-настоящему.
Эх, Фостер, повезло же тебе отхватить женщину, которая похожа на самую прелестную наркотическую галлюцинацию.