Marauders.Rebirth

Жизнь - штука непредсказуемая, и маленький Джимми в свои одиннадцать лет только-только начал это понимать: то, что могло показаться ему счастьем, вдруг выворачивалось на изнанку и оказывалось не очень-то приятной вещью. Письмо пришло с утра - пожелтевший конверт, пожелтевшие страницы, зеленые чернила и печать Хогвартса, - и оно, показавшееся Паркеру чудесным даром, раз и навсегда испортило его отношения с отцом.
Родерик Паркер был для сына настоящим кумиром. Джимми мечтал быть похожим на него - таким же смелым, как папа, таким же сильным, как папа. Он обожал своего отца, ровнялся на него во всем, считал его настоящим героем. Мечтал тоже стать машинистом и водить поезда из их маленького Ковентри к Лондону и обратно. Родерик пару раз брал маленького Джима с собой, и путешествие было для малыша настоящим приключением, полным опасностей и неожиданностей: Джимми представлял себе, что их состав мчится на всех парах, окруженный индейцами, или же в его воображении рисовалось, что они с отцом везут какой-нибудь жутко важный груз - например, алмазы (Джимми слышал, что они жутко дорогие), или, что еще важнее - коробки со сладостями (неизмеримая ценность для самого паренька), и должны доставить их вовремя. Жизнь становилась игрой, а игра - жизнью, и Джимми не видел себя в будущем ни кем, кроме как машинистом поезда. Отец же довольно посмеивался, когда Джимми в очередной раз умолял взять его с собой.
Но все в один миг изменилось.
Представьте, какого это - радостно выбегать в гостиную, размахивая пергаментом с приглашением учится волшебству, и, вместо всеобщей радости, получать в ответ только упреки и несправедливые обвинения? Тем более, что дело этим не ограничилось...
- Как? Опять эта чертова магия?! - взревел отец. - Сначала дочь, теперь и ты, Джимми?! Да что, к чертям собачьим, происходит?! Шарлатанство какое-то!
- Папа, но я...
- Ты никуда не поедешь, Джим, ты понял? Не желаю слышать ни о Хогвартсе, ни о Министерстве Магии, ни вообще о ком-то психованном в мантии и при палочке!
- Папа, но я хочу! Я хочу быть волшебником! Я - волшебник! Как Дженни! Папа, она говорит, что в Хогварсте интересно! Я тоже хочу! - вскричал в ответ Джимми. Его мечты рушились как замки из песка. Почему отец так зол? Почему Джимми нельзя поехать, а Джейн - можно?
- Молчать! - рявкнул отец, застыв прямо перед сыном и грозно сверкая глазами. - Не желаю слышать! Никакой магии в моем доме!
Сидевшая в кресле мать, Гонория Паркер, нахмурилась. Она не любила, когда муж кричал - тем более, когда он кричал на детей. Но Родерик никогда и никого не слушал - он делал только то, что сам считал правильным. Иногда из-за собственного упрямства не умея в нужный момент остановиться... Гонория знала, что чувствует Паркер-старший: много раз они обсуждали вместе, что если Джимми пойдет по стопам отца, то это будет прекрасно для семьи. Джейн оставляли право выбора лишь потому, что она была девушкой - в ней не видели будущую опору. Она вырастит, выйдет замуж, и будет жить своей семьей. А Джим - сын, будущий мужчина, настоящий мужчина, и вот на кого в старости будут уповать Гонория и Родерик. Но письмо из Хогвартса полностью отрицало такой распорядок, а то, как Джим загорелся этой новой идеей, конечно же, выводило Родерика из себя.
- Дорогой, не кричи, - попыталась встрять мать, но ее попытка успехом не увенчалась.
- Да как вы все не понимаете? - начал Родерик. - Это все надувательство! Какие-то детские игры! Магия, какая на хрен магия? Превращать книжки в птичек - вот это что? Да кому это нужно? Я не позволю, что бы мой сын занимался какой-то дребеденью!
- Но это не дребедень! - в отчаянье сжимая кулаки, перечил Джимми. - Это по-настоящему!
- Молчать, я сказал! Нет, нет и еще раз нет!
- Но папа! Ведь это даже лучше, чем железная дорога!...
Джимми не стоило этого говорить, ибо он задел отца по живому: неосознанно, интуитивно угадал те слова, от которых Родерик просто потеряет волю. Это и случилось... Отец в приступе неуправляемого гнева размахнулся и влепил мальцу оплеуху: Джимми, испугавшись и не понимая, почему так больно, едва ли не отлетел к стене, чудом успев удержаться на ногах.
- Не смей бить ребенка! - мать вскочила со своего места и бросилась к сыну.
Родерик, в миг остыв и осознав, что же он совершил, отпрянул и испуганно приоткрыл рот, а Джимми... Его кумир оказался плохим парнем - тот, кому Джим доверял больше всех на свете, вдруг подвел его, оказался страшным и злым. И именно поэтому по горевшей от удара щеке текли слезы. Джим молчал, испуганно взирая на отца, а когда мама попыталась обнять его и приголубить, выкрутился из ее объятий, и ринулся вон из гостиной. Папа всегда прав: и раз произошло то, что произошло - то, должно быть, Джим и правда в чем-то виноват? Но впервые он никакой вины за собой не чувствовал, и несправедливость наказания путала его мысли. Как так? Это же папа! Хороший, любимый папа...
- Джимми, слезай с дерева. Я хочу с тобой поговорить, - полчаса прошло с тех пор, как Джим пережил самый страшный момент своего детства, и теперь он сидел на ветке дуба в их саду - на большом дереве они с отцом устроили целый шалаш, и Джимми привязался к этому месту, потому что и сам приложил свои силы к тому, что бы его создать. Здесь был укромный уголок Паркера - его деревянная крепость. И индейцы тут тоже не страшны, честное слово!
Отец стоял внизу, на траве, задрав голову, и звал парня, но Джимми не хотел отвечать - он еще боялся, да и щека продолжала ныть.
- Джимми, заканчивай дуться... мне... мне есть, что тебе сказать. Слезай, Джимми. Ты меня слышишь?
Джим повел плечом, но так ничего и не сказал. Страшно было не ответить отцу и его потерять, и так же страшно было то, что папа его ударил.
- Слушай, сын... Я виноват перед тобой. Я хочу извиниться. Джимми, слезай. Я не буду тебя бить. Я не хотел, правда! Так... так получилось... - Родерик поморщился - будто старый вояка, которого попросили сказать что-то о чувствах. - Джимми!
Юный Паркер не смог упорствовать дальше. Папа снова становился для него идеалом, авторитетом, он был по-прежнему очень важен. Поэтому Джимми спустился из своего убежища, представ перед Родериком. С минуту он стоял чуть поодаль, виновато косясь на отца, а после преодолел то расстояние, которое их разделяло, и, обняв отца, уткнулся носом в его живот. Папа...
Родерик пригладил волосы сына, чувствуя, что никогда раньше не ощущал себя виноватым в чем-то настолько сильно.
- И, слушай... если ты еще не передумал... то черт с тобой, езжай в эту волшебную школу.

- Проходи, проходи, Джейн! Мило я тут устроился, не правда ли? Конечно, одна комната всего, и кухня маловата, но это только начало. Зато отсюда открывается шикарный вид на Лондон. Нет, Дженни, ты только посмотри!
Джимми оживленно расписывал все достоинства своего нового жилища сестре, а Джейн, только-только заскочившая к брату и даже еще не снявшая пальто, явно была чем-то озадачена. Но Джимми будто специально не замечал ее обеспокоенности:
- Здесь я хочу поставить пару шкафов - нужно же мне где-то хранить эту чертову кучу книг по прорицаниям? Получится эдакая перегородка - с одной стороны оставлю диван, а вон туда можно будет впихнуть столик. Прежние хозяева отдали мне его по дешевке - даже в Гринготс бежать не пришлось, что бы менять галлеоны на фунты. Хозяева - сквибы, очень приятные люди, пожилая пара... Они, кажется, переезжают в пригород. А эта квартира - как раз то, что мне сейчас нужно...
- Джимми, постой, - нашлась, наконец, Джейн. Она не знала - радоваться ей или плакать: Джимми выглядел таким счастливым, он начинал новую жизнь, хотел идти дальше... но за всем этим Джейн прекрасно видела то, как больно Джимми оказаться без отца и матери - последняя их встреча была отвратительной, очередные претензии и упреки и, наконец, не выдержав всего этого, Джимми собрал вещи и ушел... Отец смертельно обиделся, а Джим, идя на поводу у своей гордости, мучался. Он так никогда и не смог отвязаться от мысли о том, что отец - тот, на кого Джимми хотел быть похожим.
- Джимми, тебя правда устраивает все... это?
- А почему нет? Когда я начну зарабатывать больше, приобрету себе апартаменты попросторнее. А пока я один, и места мне хватит, и...
- Да нет, Джим, я не о том, - молодая женщина вздохнула и присела на диван, потирая виски. - Я об отце.
Паркер осекся, его радость сразу померкла, и он болезненно поморщился:
- Не начинай, пожалуйста! Я только-только начал отходить от этих скандалов, только все устроилось - меня взяли в Отдел Тайн, как я хотел, я нашел себе жилище... Я буду жить так, как хочу, Дженни.
Джим присел рядом с сестрой и взъерошил волосы. Слова, что он только что произнес, были скорее для очищения своей совести. Да, Джим так решил, но сомнения никуда не делись.
- Но как же отец? Ты подумал о нем?
- Отец слишком строг, да и... Дженни, мне тяжело критиковать его, и ты это прекрасно знаешь! К чему это все обсуждать в очередной раз?
- Потому что еще ничего не решено, Джим! Я же волнуюсь за тебя, за отца! Думаешь, меня устраивает то, что в моей семье - разлад, а близкие мне люди и думать друг о друге не хотят?
- Ты же знаешь, что он мне дорог! Знаешь, что мне самому больно ото всех этих проблем... Но что я могу? Идти просить прощения? А за что? Что я сделал не так? Не оправдал его надежд? А разве должен был? Я что, стал каким-то изгоем, отбросом? Я - ученый, и пусть сфера моих знаний может показаться кому-то смешной и ненастоящей, мне плевать! Мне интересно заниматься тем, чем я занимаюсь. Так почему бы не порадоваться за меня? Я разве многого прошу?
Дженни положила свою руку на руку брата. Он же посмотрел на нее, печально подняв брови.
- Но тогда чего ты ждешь? Что он придет и попросит прощенья? Совсем как тогда, а? Ты ведь уже не маленький, и на тебе теперь тоже лежит ответственность...
- Я не знаю, чего я жду. Но если меня не будет рядом с отцом - не будет причин скандалить. Так лучше для меня и для него.
Джейн вздохнула.
- Ладно. Мне пора уходить...
Джим колебался, но услышав, что сестра хочет закончить разговор, добавил:
- А вообще, наверное... да, я жду, что он придет. Глупо, да?