Отправлено: 15.10.12 18:17. Заголовок: [to burn alone]

Дата и примерное время событий: ноябрь 1979
Участвующие персонажи: Боудикка Боул, Марк Хиндер

 Отправлено: 16.10.12 06:14. Заголовок: А ведь, по сути дела..

А ведь, по сути дела, в жизни Боудикки Боул существовало всего несколько лиц, которым ей хотелось верить безгранично и безоговорочно; от которых зависело её настроение; которые что-то решали за неё или которым хотелось вверить эту возможность раз и навсегда; спокойствие которых ставилось чуточку выше собственного.

I. Hector.

Гектор - парень серьезный. Ко всякому делу подходит обстоятельно и жутко не любит, когда мамка начинает мешаться и лезть не вовремя со своим сюсюканьем. Он же парень, в конце концов, а не какая-нибудь там девчонка! Вот, кстати, о девчонках. Наверное, из-за этого мамка-то сразу и активизировалась. Ведь до этого она спокойно сидела себе на лавочке и разговаривала о том и о сем с другими мамками, даже ни слова не сказала, когда он голубей гонял по всей площадке с Джей-Джеем //у товарища Гектора было сложное имя. Даже сам товарищ не мог его толком выговорить, так что просто представлялся Джей-Джей//. С дикими визгами «птычка!» они носились туда-сюда, и единственная, кто реагировала на все их перемещения, была темноволосая тетка //Джей-Джей отвечал, она ему не мать, но он готов признать её матерью, потому что у неё всегда есть для него сладости//. Она периодически отвлекалась от болтовни с мамкой Гектора и еще несколькими тетками и громко говорила что-то вроде «Джеремайя, хватит бегать, ты вспотеешь» или «Джеремайя, побегай, а то замерзнешь!» или внезапно «Джеремайя, положил немедленно эти яйца в гнездо, а сам слез с дерева, быстро!». Вообще мамка себя вела прилично, Гектор даже сказал своему новому приятелю что-то вроде «видишь рыжую?», кивнув головой в сторону лавочки, и горделиво подмигнув, добавил: «моя мамка, да...» Но ситуация изменилась, как только он, значит, такой весь красивый, в модном пальтишке и румяный после беготни, подкатил вразвалочку к симпатичной девчушке в красной шапочке //она сразу понравилась ему, как только он услышал суровое «Абигель, ну-ка немедленно раскопала мальчика из песочницы, мы не на пляже!», а затем поразившее его до глубины души «Абигель, ну с горки в другую сторону катаются, ну ей-Яхве!», он вот сразу понял, что не может упустить эту guurl//.
- Привет, - только и успел сказать он девушке своей мечты, как из ниоткуда появилась мамка, а с ней и её платок, которым она принялась возить по его личику. Да при этом еще и приговаривать давай: «котеночек, ну где ты успел измазаться?» и всякое там «золотце», «солнышко» и еще какая-то срамота им подобная. Гектору хотелось провалиться от стыда сквозь землю, только чтоб экзекуция немедленно прекратилась - как и прекратились б его мучения. Малек обстановку разрядил возмущенный гул «Поттер, ты не мог со своей псиной гулять в другом месте?», и Гектор с мамкой тут же отвлеклись, чтоб посмотреть, что вообще в мире произошло, пока они тут были заняты друг другом. А когда Гектор обернулся к Абигель, Абигель уже рядом не оказалось. Потому что такие девушки не привыкли ждать, как с горечью подумалось Гектору. Мамка тем временем перепугалась присутствию собаки на детской площадке //хотя собачка, вроде, дружелюбная была и даже разрешала себя погладить, а еще язык высовывала и к теткам лезла знакомиться, а тетки говорили «фу-фу»//. Ну и так почему-то сразу же заторопилась домой, как и большая часть теток, и Гектор как-то так неожиданно для себя оказался на руках у родительницы. Чему он, в принципе, совершенно не возражал, ибо вдруг неожиданно для себя осознал одну простую вещь. Даже две. Он жутко устал и он проголодался. О чем и поспешил поведать, прижавшись к теплому матушкиному плечу, а то не дело это! Вот как придет домой, как поест, а там и банка джема, он запомнил, где её можно взять. И кто вдруг в комнату зайдет, а он им такой: «все! все! опоздали! я уже съел джем!* как можно было от меня такое скрывать?» Коварный, коварный план, как сказал бы дядя Тильден. Он наверняка такое оценит. Вот он сегодня обязательно заглянет в гости к племяннику и мамке племянника, как он каждый вечер делает, и //вот Гектор зуб дает// оценит. Скажет: «ну не хитрюга ли растет, а?» А мамка ему скажет: «ну, главное, что растет!» Потому что мамка всегда настроена на лучшее, а в последнее время так особенно, потому что, как она поделилась с Гектором, душевное настроение и в груди тепло. Ну еще б ей не было тепло! Она же не голая ходит! Эх, быстрей б домой...
Но тут «опять двадцать пять», как сказал бы дядя Тильден. «Вот это эпизодец», как еще бы сказал дядя Тильден. Шли они, шли, а тут перед ними не столб, но дядька такой высокий вырос. Вообще непонятно откуда взялся //Гектор не хотел признаваться в том факте, что минуту возникновения дядьки он, в прямом смысле этого слова, прозевал, да и в целом больше находился в мечтах о джеме, нежели в реальности//. А мамка-то как странно себя повела! Нет бы пройти мимо, как с другими попадающимися на пути дядьками, так нет же! Давай улыбаться, и он ей, значит, тоже давай улыбаться, как будто она увидела перед собой оазис из кокосового печенья, а он реку из шоколадного молока. Это показалось Гектору подозрительным. Он так и посмотрел на них - с подозрением. Сначала на дядьку, а потом на мамку. Потом опять на дядьку и снова на мамку.
- Марк, - назвала мамка дядьку по имени, и Гектор сразу просек, что дядька - мамкин знакомый. Он был парень догадливый, все схватывал налету, этого у него было не отнять, супер-способность. И очень хороший знакомый, судя по всему, потому что у мамки-то в голосе аж какие-то новые вибрации появились, как будто бы более глубокий стал. Она с такой интонацией не отдавала приказания эльфу-домовику, например. И про блестючие штуки так не говорила, а вот уж как она любит блестючие штуки, уж он-то знает! «Ну», - подумал тогда Гектор, - «раз так, значит, он лучше блестючих штук». А матушка, меж тем, еще что-то говорила, пока двухлетний мужчинка пытался логически размышлять. Ну, она там немного поудивлялась, мол, «какая неожиданная встреча», как и всякий вежливый человек поспрашивала о каком-то Сэме: «как там Сэм? у него все хорошо?», ну и: «а мы домой, с прогулки. Кстати, позвольте вам представить, Марк...»
Гектор тут же перебил мамку //он давно ждал такого подходящего момента, между прочим!// со словами:
- Мам, я сам! - и ладошку важно протянул дядьке //все так взрослые делают, он видел//, - Гектор!
Торжественный момент, правда, затем оказался чуточку подпорчен тем фактом, что у Гектора зачесалась мадам Сижу, а раз зачесалось - надо почесать. Но это категорически не понравилось маме, и он услышал фразы вроде «фу, Гектор, как тебе не стыдно! Разве воспитанные люди так делают в обществе? Даже Амелия Боунс так не делает, хотя ей бы это все простили. И мистер Хиндер, вот сколько я его знаю, ни разу», - тут, правда, мамка притормозила немного, чтобы с невинным видом поинтересоваться у этого дядьки: - «правда же?»
- Это потому что он взрослый, а я маленький! - коварно** заявил Гектор. Немножко подумал, глядя на дядьку, и вытащил ему из кармана леденец, чтоб презентовать с торжественным: - за терпение, когда чешется, но вы не чешете!

II. Tilden.

«И все-таки», - промелькнула в голове Тильдена Яксли мысль, пока он вглядывался в лицо сестры, - «какое самодурство! Какое удивительное легкомыслие, расхлябанность и безответственность». Впрочем, это он не стал ей высказывать, он это умолчал, решив не прибавлять к и без того резким, местами даже жестоким репликам, сказанным ранее. Ей было обидно слышать то, что он говорил, - Тильден видел это по её лицу; но, видит Мерлин, правда на его стороне. Он просто не может быть не правым - с ним согласится любой, подними он подобную тему для обсуждения в кругу лиц из приличных семейств. И все, что он сказал сейчас - он сказал ради её же блага. И ради её же блага он проявил милосердие, не сообщив ни слова отцу о её недостойном поведении. И они оба прекрасно понимают, какое неуважение она выказывает //пускай и ненарочно// своей фамилии, и если Боудикка не остановится, если она не распрощается со своими крайне сомнительными знакомствами - то какое пятно возникнет на их репутации? Она должна это понимать. Ведь она его сестра, и они всегда были заодно. И когда он наконец услышал долгожданное «ты прав, да», из его груди вырвался облегченный вздох.

III. Taddeus.

Радости, радости взросления, моя дорогая Боудикка, заключаются в том, что больше не вскидываешься на улице на красивого человека - «о, как я хочу быть им! как я хочу быть ею!» Да, красивая дамочка ты все-таки. С глянцевитыми роскошными волосами до плеч, что ложатся медными волнами, со скулами, с тонкими лодыжками, с низким, обволакивающим, чуть сиплым голосом, ты так смеешься невозможно, чуть запрокидывая голову, густо, щедро - но зачем кому-то быть тобой, Боудикка? У тебя свои печали, ты боишься ссориться с деспотичным отцом, ты от него зависишь, ты не знаешь, чем на самом деле хочешь заниматься, как тебе быть и правильно ли прочитают твой следующий вздох, тебе так важно одобрение - и еще больше ты боишься его потерять. Хорошо побыть тобою полчаса, чтобы все ездили по тебе завистливыми взглядами; но проблемы каждый предпочитает свои, и радости свои, и морду в зеркале тоже свою - она, может, не такой изысканной кисти, но за нее и ответственности меньше поэтому.

IV. Mark.

Странное ощущение было. Не пустоты, а какой-то разрухи. Казалось тросы, которые она еще несколько дней назад готова была останавливать вручную, сейчас оборвутся, и она грохнется вниз. Утром проснулась с ощущением того, что она теряет нечто очень важное, от чего она начинает немного задыхаться, но к чему очень крепко стала привязываться. Все остальное подобно антибиотику, который она впрыскивает себе в горло, чтобы не посинеть от раздирающего её легкие кашля. Непонятно откуда появилась рассеянность - черта, далеко не присущая Боул. Хопкирк даже как-то раз поинтересовалась, в чем, собственно, дело. «Что случилось?» - спрашивала она, заглядывая Боул в глаза. А Боудикка ей вяло отвечала «не знаю, наверное, погода так действует». Хотя в чем заключается проблема - это Боудикке было известно. Просто она считала себя слишком ничтожной, чтобы признаться вслух о том, что ей совершенно не интересно любое занятие, где не будет рядом Марка. Легко, наверное, было бы сказать той же Диане Ньютон, решив вдруг Боул поделиться с кем своей тоской, привычную фразу стороннего наблюдателя «плюнь и разотри, вышибай клин клином и найди себе новое увлечение - начни собирать степлеры, например, или запишись в кружок кройки и шитья». Или и вовсе «это же мужик, нашла, из-за чего терзаться!», брошенное с закатыванием глаз к потолку. Но разве могла она принимать Марка за «увлечение»? Разве могла она считать его «просто»? Он был, и он был ей нужен - Боул чувствовала это чисто физически; и ей было плохо от ощущения, что он не рядом с ней, что она не может себе позволить уткнуться своим лбом в его плечо, что он не обнимет её, прогнав все грустные мысли прочь. Мутило и от подвешенного состояния, в которое она и его загоняла, оставляя без ответа его привычные записки на полях, нарочно избегая ходить теми же маршрутами, где чисто теоретически мог пройти он, чтобы ненароком не встретиться, не остановиться. Скомкано, смято, обрывками, недомолвками - они и поговорить-то толком не могли с того вечера; постоянно кто-то оказывался рядом. И обидно ей было до слез - даже не столько за себя, сколько перед ним за свое поведение и за свою слабость, когда она снова и снова возвращалась мыслями к Хиндеру; и еще больнее от того, что она ему будет вынуждена сказать. Ньютон в какой-то момент замечает: «ты переутомилась, тебе нужно немного отдохнуть». Взять что-то вроде командировки, выпить сливочного пива, повеселиться, расслабиться. Но она не устала, ей всего-навсего тошно. Тошно от всего, что происходит вокруг, тошно от собственных мыслей, тошно от того, что каждое утро она просыпается с ощущением, будто и в её форточку наконец-то влетел легкий весенний ветерок, но кто-то с грохотом закрыл окно и забил щели ватой, чтобы даже не обольщалась.

***
Но все это, в сущности, неважно. Когда мы все-таки встретились в лифте, и ты взял меня за руку... нет, прости, это я тебя взяла за руку, я почувствовала, что рядом с тобой нет страха. Тогда я потянула тебя прочь от всей этой шумихи, увела к этой неприметной лавочке, чтобы просто.. если честно, я не знаю, зачем я тебя сюда привела. И в глаза мне тебе жутко неловко смотреть.
- Марк, - я, всё же, стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно мягче. Мне совсем не хочется зацепить тебя каким нечаянным жестом или интонацией, хотя внутри у меня все кричит. - Что ты вообще думаешь о всем этом..?
Неопределенный жест куда-то в сторону - что хотела я этим сказать? Что ты думаешь по поводу окружающего нас осеннего пейзажа? Такое ощущение, что природа сейчас зарыдает. Вообще ненавижу осень. Она похожа на старую кокетку, которая пытается омолодиться, но затем все же время берет свое и стирает последние краски, оставляя только немощь. На самом деле, мне очень сложно начинать первой этот разговор. И я теряюсь в мыслях, совершенно не зная, с чего начать. Как дура, как, наверное, правильно подметил в разговоре мой брат. Да, да, мой дорогой брат - и я как сейчас вижу его лицо, в каждой черточке которого сквозит едва сдерживаемый гнев.
- А не является ли все происходящее с нами ошибкой, Марк? - мне кажется, что мои губы деревенеют, когда я говорю это. Это неправильные, это надиктованные, это услужливо подсказанные слова, это не мое.
____
Примечания к части I:
Скрытый текст

* **

 Отправлено: 05.11.12 16:02. Заголовок: Марк умел общаться с..

Марк умел общаться с детьми - он так считал.
Дочка всегда бежала к нему, когда хотела, что бы ей рассказали сказку - знала, что никто лучше этого не сделает, а Марк принимался читать по ролям, изображал то прекрасного принца, а то - злую ведьму, и девочка весело смеялась, когда папа, сгорбившись в три погибели, шагал по комнате с метлой в руках и гнусаво вопрошал: "Ну, кто справится со старой колдуньей? Я вам еще устрою, я вам еще покажу!".
Когда Александрия просыпалась ночью от плохого сна и начинала плакать, ничто так не успокаивало ее, как тихий голос отца - девочка знала, что уж кто-кто, а ее папа-аврор защитит ее от любых монстров, которые могут прятаться под кроватью - в их волшебном мире, знаете ли, монстры и правда могут там очутиться.
Когда мама становилась строгой и что-то запрещала крошке-Алекс, и тут девочке помогал отец, который объяснял Александрии спокойно и рассудительно, почему она не может что-то заполучить, и она переставала злиться и соглашалась.
Было ли это каким-то талантом, Марк не знал, но обычно дети видели в нем не сурового взрослого, строгого, неприступного, но того, кто может и игру разделить с ними, и подурачиться, и посмеяться, не смотря даже на то, что он - аврор, а такая профессия собирает в себе людей серьезных, мужественных, решительных и смелых. Но так получалось, что трудная работа не влияла на то, что Марк оставался приветливым и заботливым со своей Александрией. Он ее очень любил, свою маленькую дочурку, но когда ее не стало... Ему хотелось еще многое ей рассказать, еще многому ее научить, еще множеству удивительных открытий порадоваться вместе с ней, но этому не суждено было произойти. Он часто ловил себя на том, что лишний раз не прогулялся с ней по парку, когда Александрия так сильно упрашивала его, не привез ей новую игрушку, когда она грустила, не рассказал о морских животных, хотя как-то обещал. Не сделал всего, чего мог бы, и это ранило его - любовь, которая осталась в его сердце, невысказанная, внимание и время, которое он хотел отдавать дочери, гордость за свою умную малышку, и даже сожаления, когда что-то у нее не получалось и она не оправдывала надежд своих родителей поведением и поступками, потому что еще не знала, как правильно. Марк должен был научить. Марк должен был защитить ее от бед. Марк должен был всегда быть рядом. Потому что он отец.
Но теперь все было в прошлом, и только пара вещей осталась для Марка. Во-первых, боль потери. А, во-вторых, навыки - этот его опыт растить детей, который он мечтал бы продолжить. Умерли они, но он же не умер. Он хочет не только любить заново, но и доказывать, что в ответственности за чужую жизнь он не подведет, никогда больше. Ему, в конце концов, в возрасте преклонных лет, хотелось бы видеть подле себя свое семейство - детей и внуков. И не только потому, что так надо, так правильно, это долг мужчины, долг любого человека. О нет. Он просто хотел, что бы его окружали родные ему люди. Но пока... пока он один. Снова на распутье. И нужно либо так и остаться на этом перекрестке и никуда не ходить, либо же выбрать новый путь. И Марк, все-таки, не из тех, кто будет сидеть без дела.
...А сегодня на пути ему встретилась Боудикка. Женщина, которая сумела как-то незаметно перевернуть его мир вверх дном, а потом оказавшаяся той, кто добрался не только до сокровенных хиндеровских тайн, но и вдохновил его на поступки под высокопарным девизом: "Да и будь что будет!". Конечно, он о том вечере, который трудно стереть из памяти и который, вообще-то, Марку и не хочется стирать. Осуждайте, если думаете, что так правильно, но сам себя Марк не винил, потому что это было бы просто неуважением к женщине, подарившей ему счастье, о котором он уже и позабыл. Счастливые минуты, а они таковыми и были, и пусть даже Боул и Хиндер не успели еще это обсудить, но Марку хватило и одного взгляда, что бы все понять.
Но поговорить о том, что произошло, не получилось и в этот раз - здесь, в парке, которым Марк возвращался домой и в котором прогуливалась Боул, женщина была не одна. Вместе с ней был и ее маленький сын, который не смог не вызвать улыбку у Марка. Зеленые юнцы обычно смотрят на девушек и видят лишь и красоту, но Хиндер был уже человеком зрелым, и красоту видел в Боул такой - а вы думали, что материнские чувства не украшают и не делают женщину лучше, что ребенок - это вроде как обуза для нового ухажера?
- И я не ожидал, что вот так... Спасибо за ваше волнение, Сэм в порядке - в том, в каком он может быть в его положении.
Мало что значили фразы. Учтивый разговор, и опять все то, что Марку хотелось бы поведать женщине, она читала и так. Твердить себе "нам нужно с ней поговорить" оказалось глупостью - зачем, если и так все понятно, и вы уже не чужие друг другу люди?
Малыш протянул свою крохотную ладошку Хиндеру, и Марк пожал ее в своей, большой и нескладной, как он считал.
- Ну здравствуйте, молодой человек. Марк, - представился аврор, не сдержав улыбку. Забавный был бутуз, но серьезный растет - это сразу видно. И на маму похож - Марк, конечно, никогда не видел и портрета ее погибшего мужа, и не мог судить, похож ли он на отца, но сходство с матерью увидел бы любой.
- Это потому, что мы суровые авроры, и не такое обязаны терпеть, - усмехнулся Хиндер, хотя, конечно, тема его несколько смутила, но растеряться он не растерялся - это же ребенок, ему и не такие вопросы порой интересны и не из таких щекотливых ситуаций Марк выпутывался. Вот, например, Александрия как-то при гостях выпалила: "Папа, а почему у миссис Аллет парик так похож на драную кошку?".
- А вот и лучшая награда, - принимая леденец, отрапортовал Марк и поднял глаза на Боудикку. - Никакие медали не сравнятся со сладким, не так ли, Гектор?
Хиндер улыбнулся, но про себя себя же и отругал - не нужно так смотреть на женщину при малыше. Но Хиндеру так хотелось побыть вместе с ними подольше...
- Давайте-ка я вас провожу, - предложил Марк. - Авроры же должны проследить затем, что бы мирные граждане добирались домой без приключений. Ну а ты, Гектор, кем хочешь быть, когда вырастешь?


***
Он не глупый, догадался, в чем причины. Но ему хотелось услышать их от нее. Боул избегала его, пусть поначалу Марк старался что-то еще сделать - продолжал писать ей записки, выискивал ее взглядом в привычных местах, и не находил, старался оказаться к ней поближе, если они оказывались где-то вместе, но это ничего не приносило. Они до сих пор не поговорили так, как следовало бы, и, более того, теперь Боудикка перестала и вовсе отвечать ему и, похоже, стремилась скорее исчезнуть, если видела Хиндера.
Он не глупый, понял. Кто она, и кто он. Пристало разве чистокровной связываться с магглорожденным аврором, которого не только признали неблагонадежным, но еще и занесли в списки радикалов - и Боул знает, что его фамилия там красуется вовсе не по ошибке? И думает она не о себе и своем положении, а о тех, кого может компрометировать - это тоже понятно, ведь Боул - не из тех кичащихся своей неприкосновенностью и статью чистокровных. Она в первую очередь рассудительная, умная женщина, сердце которой меж тем не назовешь холодным и расчетливым. Такая в последнюю очередь станет думать о себе.
Но невыносимым делалось это молчание, и Марк, чего скрывать, порой даже злился на нее и на всю эту ситуацию. И на себя тоже - смалодушничал, размягчился сердцем, позволил себе поверить в то, что сказки сбываются и можно плевать на все и всех ради своего счастья.
"Нет, все, мои действия только лишний раз напоминают ей, я не должен больше оказывать ей знаки внимания. Да-да, Марк, это о твоих записках!", - думал он, пока лифт петлял между министерских уровней. "Нет, я не должен обернуться к ней, нет, я просто стою рядом - так получилось по чистой случайности, все же порой пользуются лифтом и могут оказаться в одной такой поездке вместе?" - думал он, пока женщина не коснулась его руки. Несмело ее пальцы обхватили его ладонь, и ему стоило огромных усилий не выдать выражением своего лица то, что это для него значило - он сурово смотрел перед собой, но на шее напряглись все жилки. Сам же так хотел сжать ее пальчики...
- А ты считаешь, что мы ошиблись? - Марк долго думал, прежде чем ответить Боудикке, когда они, устроившись на лавочке в осеннем парке, начали, наконец, разговор, который должен был состояться меж ними уже давно. Но раньше он сулил больше надежд, чем сейчас. - Любой романтик скажет тебе, что действовать по зову сердца - единственно правильный путь, а я уверен, что что-то высшее подтолкнуло нас тогда, а не просто желание.
Готовы ли мы всем жертвовать и справимся ли - вот какой вопрос должен быть задан. Но он теряется среди остальных - вопросов совести, вопросов долга, вопросов любви. Если готовы - то нужно верить. А если нет - тогда нужно отступить. Есть, правда, еще один вопрос - а в какой стороне их ждет счастье? В скучном спокойствии, которое даруется, если они расстанутся сейчас, или же в суматохе и неодобрении других - этого им будет стоить жизнь вместе.
- Это не ошибка, это наша жизнь, - чуть помолчав и разглядывая ее ладошку в своих, заметил Марк. - Нам хорошо вместе, и это факт, это невозможно отрицать. Другой вопрос, как будет еще лучше - быть вместе или сейчас же остановиться.
Он сделал бы все, выбери она его. Он даже согласен, как там это делается у чистокровных, бежать со своей любимой на край света, забыв обо всем и бросив все - благо, его держали здесь разве что мать, родной брат и только что вернувшийся кузен, которому нужна помощь. Но уж кто-кто, а Сэм все прекрасно поймет и даже одобрит. Поймут и мать, и брат - Марк рассчитывал и на это. Да, пожалуй, все те, кто знает его достаточно хорошо, поймут, что такой, как Марк не стал бы действовать без веских и благородных аргументов и причин. А на всех остальных... да пусть что угодно говорят, кто они, эти люди, разве они что-то значат? Но у Боудикки все обстояло по-другому, и именно поэтому Марк не мог на нее давить.
И он умолк, сощурив голубые глаза и разглядывая черные на фоне неба ветки деревьев, потерявших уже изрядную часть своей листвы.
Осень - дурацкое время года. Все несчастья, похоже, случаются именно осенью.