Отправлено: 22.01.11 01:45. Заголовок: [black is the color of our souls]

Дата: 16 ноября 1979
Персонажи: Васко Монтсеррат и Марк Хиндер
Сюжет: время говорить правду, и только правду

 Отправлено: 22.01.11 01:47. Заголовок: Где-то там, в высоте..

Где-то там, в высоте, под самой крышей маяка, противно скрипели деревянные перекрытия, а внизу, на каменном полу, сидели напротив два
человека: один едва ли не свисал со стула, и его держали только веревки, которыми он был обмотан, второй сгорбился, сидя задом наперед на своем стуле и обхватив рукой спинку.
Марк выжидал. Марк сохранял спокойствие.
Зачем же раньше времени выходить из себя? Это так просто - подчиниться эмоциям и избить этого парнишку, что бы тот высказал все, что знал о событиях злополучного первого сентября. Но Марк выжидал. Ведь разговор слишком важен, что бы нападать и в короткие промежутки времени между ударами по лицу выслушивать то, что может сказать мистер Монтсеррат. Да, его имя Хиндер уже успел узнать.
Марк хотел узнать все возможное. Все до мелочей. А для этого разговор должен быть обстоятельным.
Да и потом, а то вы не знаете Марка: этот человек, хоть и в радикалах, но еще помнит о чести и доброте. Этого ждала бы от него Терри. Этим бы гордилась его дочь. А опускаться до грязных Пожирателей и мучить людей Марк пока что не стремился - хотя это вовсе не залог того, что Васко сегодня не лишиться пары зубов и не заполучит взамен парочку кровоподтеков и синяков. Разберемся, в чем он виноват, и тогда решим.
Марк выжидал. Он сидел аккурат напротив приходящего в себя юнца - тот был в грязной, драной мантии, привязан к стулу и лишен палочки. Марк следил за тем, как этот человек возвращался в сознание, то морщась, то что-то бормоча, и думал о том, почему такие молодцы, как этот, упиваются своей злобой и рады сеять доброе и вечное разрушение и причинять боль.
Марк вздохнул и, облокотившись на спинку стула, положил на свои руки голову. Радикалы были кто где: Итан разбирался с хаосом, который охватил все Министерство, как только стало известно, что Адам Стэнфорд убит, а остальные занимались своими делами - маяк был пуст, исключая только двоих людей: самого Марка и Васко.
Хиндер до малейшей интонации запомнил фразу Пожирателя, что тот произнес прежде, чем Марк оглушил его и приволок сюда. Уже сто раз повторил ее в уме. Она причиняла боль, но Марк впервые за пару месяцев, наконец-то, нашел то, что искал: нашел того, кто поднял руку на его родных. И, скорее всего, Васко - и есть тот, кто убил Терри и маленькую Алекс.
Зверски убил.
- Очухался? - Марк поднял голову и прошипел сквозь зубы. Голос его глухо отозвался от стен старого маяка.
Странное здание, со своей атмосферой. Со своей магией. Раньше оно служило путеводной звездой для кораблей, а теперь - путеводная звезда для заблудших, несчастных душ. Вот, наверное, почему Марк чувствовал себя здесь так уютно.
- Давай-давай, а то я припомню пару заклинаний, - подбодрил Хиндер.
Спокойно, аврор. Только оставайся рассудительным.

 Отправлено: 22.01.11 23:05. Заголовок: К ответчику, кем бы ..

К ответчику, кем бы он ни был,
Однажды приходит истец. ©

flashback
Холод. Он чувствовал холод. Просыпаться, пожалуй, впервые в жизни было неприятно. Его окутывала какая-то сырая темнота, постель была жесткой, и что-то нестерпимо больно кололо в бок, а голова лежала так низко, что затекла. Ужасно саднила скула и губа, просто до воя, будто кто-то с яростью врезал ему по зубам, а еще что-то страшно, мерзко копошилось у него на груди.
Васко долго лежал, прислушиваясь к шорохам, прежде чем осмелился открыть глаза. Было темно, как в склепе, зрение долго не могло привыкнуть, он с полминуты бессмысленно моргал, разлепляя опухшие веки, и только потом увидел каменные стены, пол, а еще маленький темный силуэт крысы, которая сидела у него на животе и деловито пожевывала кончик изорванного пуловера.
Молодой человек вскрикнул, с ужасом махнул рукой на отвратительное существо, дернулся, подбирая под себя ноги и забиваясь в угол, крыса испугалась и с утробным шипением-писком бросилась наутёк.
Он был в плену.
Все самое худшее, чего он только мог ждать, сбылось. Он в логове Радикалов. Он в темнице. Он был без сознания, сейчас он очнулся, и скоро за ним придут. И тогда уже ничто и никто не спасет его – ни от чего. С ним сделают все, что захотят, выпытают все, что только можно, а потом уничтожат следы его пребывания на этой земле.
- Santo Dios... – прошептал Васко. – Santo Dios...
Нахлынуло отчаяние, тупое, в ужасе бьющееся в каждом закоулке разума. Васко забрался в угол темницы, обнял руками колени и свернулся в клубок, положив лоб на ладони и закрыв глаза. Солома жалила бок и спину. Почему в неофициальных тюрьмах всегда должна быть солома? Неужели это негласное правило, обязательная характеристика заключения, призванная сломить дух врага? Что за глупые правила? И почему в голову лезут такие странные вопросы?
«Нужно действовать, если еще возможно, а не сидеть и не страдать в углу темницы, не ждать, пока за тобой придут, чтобы повести на допрос, дурья твоя голова». Монтсеррат начал судорожно прощупывать внутренние карманы изорванной кнутом мантии, в которой могли забыть палочку... ну нет, не могли. Иначе, какие же они к черту Радикалы, если так глупо могут дать врагу победить? Васко вскочил на ноги и попытался трансгрессировать. Разумеется, невозможно. И тут дело не в том, что Васко без палочки – ноль в колдовстве, неправда это, а скорее в защитных чарах, наложенных наверняка на все обиталище Восставших, а еще в том, что он просто без сил, совершенно. Голод подводил живот, но Монтсеррат этого не замечал. Страх пересиливал все чувства, он заглушал их, орал во всю глотку; в горле пересохло, в голове гудело. Испанец обессиленно опустился на пол и закрыл лицо руками. Пусть, пусть все это исчезнет – весь этот холод под ногами, эта сырость, эти шорохи по стенам, эти шаги вдалеке... Пусть все это сейчас превратится в его родной дом, где даже стены дышат пониманием и любовью, а не как здесь, жестоким безразличием, как и те люди, которые скоро войдут в его временное обиталище.
Шаги становились все громче и громче, приближаясь, а потом в двери загремели ключи, и тонкая полоса тусклого света ударила ему в лицо.

***
Он почти висел на стуле с заведенными назад руками, притянутый к спинке множеством пут, больно впивающихся в запястья и плечи и уже свидетельствующих о том, что ему сегодня придется несладко. Напротив него, сжав еще один стул руками, напряженно, как будто зверь, готовый к броску, устроился его сегодняшний мучитель. Марк Хиндер. Его кровный враг, который притащил его сюда, едва услышав опрометчиво брошенную злобную фразу доведенного до отчаяния Монтсеррата. Он, почти не моргая, сверлил Васко взглядом вот уже где-то полчаса, над их головами не чувствовался слишком высокий потолок, и только заупокойный скрип деревянных перекрытий под напором ветра напоминал о том, что неба в этом месте нет.
Монтсеррат уже успел объявить свое имя, дату рождения, место работы, еще несколько незначащих фактов собственной жалкой жизни, а мысли его в этот момент бороздили совершенно другие просторы. Каждый раз, когда он встречал глазами взгляд Хиндера, видел эти голубые зрачки, он вспоминал взгляд той девочки на злополучной поляне тридцать первого августа. Крик ее матери, исступленный, отчаянный, а потом зеленый огонь, безжалостно впившийся в глаза крошечной грязнокровки и навсегда погасивший их синий свет. Сильная, хоть и маленькая девочка, так прямо и смело смотревшая на него, без малейшей мольбы во взгляде, как будто говорившем, ну, убей меня, убей... Ну почему именно он должен был убить ее и ее мать? Не было раскаяния, нет, была какая-то жестокая досада и страх, страх, который горел в его бегающих глазах, пульсировал эхом от голоса Марка в барабанных перепонках, нес по жилам кровь со скоростью звука, колотил в сердце и заставлял мышцы мелко подрагивать от напряжения. Паника мыслей, паника лихорадочных вдохов и выдохов, паника слов, готовых сорваться с губ.
- Задай мне вопрос, - прохрипел Васко, изо всех сил стараясь храбриться. – Что я должен сказать?
О, он прекрасно знал, что должен сказать, вернее, что Хиндер ждет от него. Не верит, конечно, что Васко способен на такое, но все же ждет. Признания, чистосердечного признания в убийстве, а еще раскаяния, и еще неплохо бы убить врага, вонзить в него зеленую вспышку, когда он упадет на колени и забьется в истерике, перемежая всхлипы с мольбами о пощаде и криками типа «Я не хотел!», присущими больше злодеям из кинофильмов, чем людям, доведенным до отчаяния. И хоть Васко знал, что рано или поздно Хиндер все вытянет из него – и признания, и мольбы, и крики – он не собирался сдаваться на милость победителю раньше времени. Он объяснял это так. А может быть, не хватало воли. Скорее всего. У Монтсеррата никогда особо не хватало воли.
Сейчас никакого пути к спасению не было. Васко осторожно двинул рукой, чтобы сместить чуть ниже веревку, натершую кожу сквозь дыру в рубашке почти до крови, но она только сильнее впилась в плечо, заставив испанца поморщиться от боли, не в последний раз за сегодняшний день.

 Отправлено: 02.02.11 15:44. Заголовок: Когда твой враг в тв..

Когда твой враг в твоих руках, и ты получил право казнить и миловать, главное - не заиграться. Марк думал, что ему это под силу - все-таки, вселенскому спокойствию аврора можно было только позавидовать. Оно поражало: казалось бы, ты лишился двух дорогих людей, лишился смысла своей жизни, страдал из-за потери, а напротив - тот человек, что, играючи, устроил тебе все это "развлечение", так разве тут удержишь себя в руках, когда хочется разорвать обидчика на две ровные части? Или даже стереть в порошок?
Марк молчал, и только в глубине его глаз прятались боль и ненависть - опасная ненависть, затаившаяся, грозящая показать себя во всей красе. Такая дремлющая, но могучая. Тихая, но самая опасная. Аврор контролировал ее, и это вызывало уважение. И страх: ведь с его же веления эта ненависть будет выпущена, и тут еще поспорить, что опаснее - что он сможет ей управлять или не сможет, когда она развернется во всей своей красе. Бесноваться стихийно или бесноваться обдуманно - что будет более жестоким?
- А ты еще не догадался? - тихо спросил Марк. В уголке его губ мелькнула усмешка, но аврор вновь стал собранным и серьезным через мгновение. - Мне казалось, что вы, Пожиратели, все-таки умнее.
И вновь взгляд этих глаз: глаз человека, который одинок и несчастен из-за Пожирателя напротив. Если у Васко еще остались задатки совести, то этот взгляд мог бы его пристыдить. Правда, Марк сомневался, что у убийцы беззащитных детей и женщин может быть хоть что-то хорошее в душе. Уж хуже преступление придумать сложно.
И вот этими вот, связанными сейчас, руками, убили Терри и Алекс. Вот этот рот произнес заклинание. Вот этот человек мучил и мучил, мучил и мучил...
Марк поднялся со стула, отодвинул его чуть в сторону. Сложив руки на груди, Марк строго приказал:
- Говори, что тебе известно об Александрии и Терри Хиндер. Говори, чья еще кровь на твоих поганых руках. Говори все, что знаешь - это в твоих же интересах. И помни, что меня лучше не злить.
Да, по одному виду Хиндера было ясно - с таким шутки плохи. Лучше даже не дерзить, иначе тут же последует что-то неприятное - не зря Марк сжимает в ладони палочку.
"Мразь". Вот что думал Марк. И сам был удивлен тому, насколько безэмоционально это было. Опять он встретился с тем состоянием, которое было с ним аккурат после известия о гибели родных. Он не хотел ничего - ни плакать, ни причитать, ни злостно мстить, ни орать, ни спиваться, ни даже просто жить. Опасное, пограничное состояние. Марк мог боятся только того, что случиться дальше: свою бессонную ночь, когда его трясло от горя и эмоции, "проснувшись", захватили его, он помнил очень хорошо. Что будет сейчас? Снова затишье перед бурей? И нет Гесионы, что бы его остановить...

 Отправлено: 02.02.11 22:20. Заголовок: - Пусть мертвое прош..

- Пусть мертвое прошлое хоронит своих мертвецов.
- Это изречение звучало бы убедительнее, если бы прошлое когда-нибудь умирало. ©

31 августа 1979 года
Надев ботинки, Монтсеррат задержался. Найти одну из четырех своих мантий среди пяти таких же брата и трех отцовских всегда было нешуточной проблемой, если обратить внимание на то, что они все выглядят примерно одинаково, похожи и по размеру, и по фасону, и тем более по цвету. Когда-то мужчины решили подписывать свои имена на ярлычках, чтобы было удобнее разбираться, но потом рвали старые, покупали новые, забывали где-то ручки, думали, что напишут потом – ан нет, это как всегда, ирония судьбы... И вот сейчас Васко стоит возле гардероба и с раздражением роется, как ему кажется, в миллионах вешалок с черными балдахинами, которые после пяти минут поисков начинают казаться мешками для мусора.
План на день был таков: убить двух грязнокровок, предварительно заскочив в один из пожирательских оплотов, где их как раз держат, потом заехать за одной из своих подруг и пойти с ней в театр.
- Васко... поди-ка сюда.
Неожиданный оклик заставил Васко чуть ли не упасть на дно гардероба, но он успел схватиться за одну из мантий и удержался на ногах.
- Мам?
- Да, подойди. Я не задержу тебя... Я... хочу поговорить.
Монтсеррат молча достал из гардероба неожиданно найденную мантию и, закрыв шкаф, подошел к матери.
- Ты же сейчас идешь... на дело, не так ли? - В ее голосе был ясно слышен испуганный ужас отвращения, она даже не хотела называть вещи своими именами.
- Да, убийство, - жестко и бесстрастно отчеканил Васко. Как же ему надоели эти разговоры, эти «кодовые слова»... Мать поморщилась, как от удара, подняла руки с растопыренными пальцами к лицу – зажатый, испуганный жест. Это слово больно режет ей слух, всегда.
- Ты... убьешь... девочку и ее мать... правильно?
- Да.
- Неужели... неужели тебе самому не страшно? Не противно? Не совестно, в конце концов?! Как так можно, Васко?! Убивать женщин, детей – да вообще убивать!.. Они же кому-то дороги... Кто-то же не сможет жить без них...
- Мама! – с губ срывается не слово, а какой-то рык. – Мы с тобой уже, кажется, все обсудили! Я... я уже начал... если я отступлю... либо я буду слушать приказы беспрекословно – либо меня убьют свои же!!! Я... я ничего не могу сделать... я же... я же... Ты не понимаешь...
Мать смотрела на него неотрывно, с каким-то странным презрением перемешанным с горечью, болью, злобой на себя саму... Она обожала сыновей, она обожала Васко, но каждый раз, когда они уходили из дома, чтобы лишить жизни какое-то незнакомое ей, но так много значащее для кого-то, родное, любимое, дорогое существо, ее сердце просто обливалось кровью. А что она могла сделать? Удержать? Так и правда убьют, свои же – убьют, не пожалеют ни секунды... Оставалось только стоять и смотреть.
Васко оперся плечом о косяк и провел ладонью по лбу.
- Я так устал... устал быть чудовищем... Иногда... знаешь... лежу в ванной... и такая мысль... Почему у нас нет маггловского радиоприемника, с электричеством... чтобы он упал в воду... и током...
- Не говори так, - еле слышно говорит мать. Обреченный тон, фаталистичные интонации. Смирилась. - Иди. Одевайся и иди.
Выбирать между жизнью своих и жизнью чужих детей... Страшно. Но просто. До дрожи в руках просто.

***
Глаза Хиндера буравили его насквозь; как бы Монтсеррат не старался уйти от их взгляда, каждый раз, поднимая голову, он встречал его. Почему не кто-нибудь другой, а именно Монтсеррат был должен убить этих невинных дур? Почему Август Руквуд был в Министерстве и был спасен из плена, а он, вроде раньше думавший, что это злодеяние никогда не настигнет его и не засмеется в спину, сейчас, никому не нужный, вынужден будет собственными руками опустить рычаг на виселице, которую сам же построил тридцать первого августа этого самого года? Что за вопиющая несправедливость?
Стыда не было. Был просто панический страх.
Он уже один раз получил за это убийство. Просто за немного другой его аспект и от другого человека. Не человека, нет, зверя, чудовища, еще большего, чем сам Монтсеррат, существа, которое ворочает войсками и даже не смотрит в сторону, если один жалкий человек попался в сеть противника... Лорд тогда вызвал его к себе, врезал по полной программе, но только не за то, что он убил Хиндеров, а убил их не по инструкции. Вот и думай потом, кто наказывает справедливо – за чрезмерную жестокость, или за недостаточную жестокость...
Васко снова приподнял голову, вжав шею в плечи. Его трясло мелкой дрожью. Чья кровь еще на его руках... Девятнадцать человек... А может, и больше – неужели Монтсеррат считал своих жертв на каких-то массовых терактах? Он тогда, не раздумывая ни секунды, бросал в разные стороны зеленые молнии, дикция плясала, едва успевая выговаривать такие простые слоги страшного сочетания, и вокруг падали, падали, падали люди, испуская последние крики, едва успевая дотронуться до него каким-то слабым и беспомощным заклинанием...
А сейчас он сидит и не может вымолвить не слова. Потому что страшно сказать. И еще страшнее молчать.
Он мог бы сейчас пафосно, глупо закричать... что-то вроде «Да, это я убийца твоей дочери и жены! Убей меня, что ты стоишь!» или «Твои чертовы родственнички так сладко корчились в муках, принимая смерть!»... И Хиндер не убил бы его, нет, просто мучил бы до потери пульса, потому что смерть – слишком малая плата за такое...
Но он будет молчать. До последнего, пока хватит сил.
Монтсеррат опустил голову и закрыл глаза.

 Отправлено: 06.02.11 19:15. Заголовок: Молчит. Молчит, знач..

Молчит. Молчит, значит. Может, еще не такой безнадежный человек, и его еще есть за что уважать? Хоть какое-то светлое пятно: гордость там, упертость, смелость?
Но нет, смелый всегда выбирает в соперники равного себе, а не беззащитных женщин и детей. Так что надеяться, кажется, тут не на что - перед Марком трус. Причем трус в самом гнусном смысле этого слова.
Молчит. Ничего, это не надолго, Хиндер знает пару приемов, что бы сделать допрашиваемого более сговорчивым. В интересах Васко что бы до этого не дошло. Правда.
Марк пытливо прищурился, наблюдая за тем, как покорно Пожиратель опустил голову и как непокорно молчит. Страшно? Больно? Попался, и теперь клянешь себя за нерасторопность? Хочешь к папочке-Лорду? Что бы он тебя пожалел и погрозил пальчиком "этим ужасным грязнокровкам"? Прости, не получится. За свои грехи нужно отвечать. Причем не только перед Мерлином.
- Ну-ну, - сказал Марк, так и не дождавшись никакой реакции.
А вот сейчас Хиндер начнет злиться. Вот сейчас даст волю всей своей ненависти - и не говорите, что он не предупреждал.
Страшное, страшное спокойствие... Марк был расчетлив в каждом своем действии. Честно сказать, это пугало и его самого. Но апатия, в которую он погрузился, очистила мысли от всех эмоций, и он теперь видел перед собой только чистые цели, которых ему нужно добиться.
Лучше бы он бесновался - тогда бы он был похож на живого человека с горячим сердцем. Но горести, похоже покрыли его коркой хрустящего льда. И если огонек и теплился там, в самом центре, то лед все-равно было не растопить.
Марк знал, что в один прекрасный момент эта корка сама лопнет, и лед будет похож на осколки стекла, и они вопьются в беззащитное сердце, и тогда придет новая, жуткая боль.
Молчит. Зря, ох, зря...
Хиндер медлено подошел к Васко, а потом, резко нагнувшись, схватил парня пальцами за шею, заставляя смотреть прямо в глаза Хиндеру. Пальцы больно впивались, едва не душили, а злость в голубых глазах засияла с новой силой.
- Тебе придется говорить, ты понял? Перед тобой человек, которому нечего терять. По твоей чертовой воле нечего терять, придурок! Ты еще не понял, насколько это опасно? Так я покажу!
Пальцы сильнее сжали шею Васко - вот теперь было недалеко от того, что бы задохнутся. Марк дождался момента, когда воздуха Пожирателю стало не хватать, а потом, брезгливо поморщившись, отпустил.
- Говори, мразь, - сталь в голосе. И снова ни одной эмоции.
Аврор распрямился и снова сложил руки на груди: будто каменное изваяние, взбунтовавшееся и теперь снова вернувшееся на свой постамент. Стоит ли ждать от камня жалости?

 Отправлено: 06.02.11 23:23. Заголовок: Молчание затягивалос..

Молчание затягивалось. Глядя исподлобья на своего кровного врага испуганным взором попавшегося на крючок, Васко видел не более чем застывшего в каменной позе человека. А ведь он сейчас держит в своих руках его никчемную жизнь – но не спешит вершить справедливый суд... Может быть, просто не делает поспешных выводов, боится наказать невиновного. А может, Васко настолько ему противен, что осквернять свои руки его кровью он просто не желает. А может, просто человек такой силы духа, что умеет держать себя в руках, даже в такой жуткой ситуации...
В любом случае - Монтсеррат знал, что увещевания рано или поздно прекратятся. Нельзя все время стоять перед пленником и терпеть, как он нагло и наверняка с вызовом молчит прямо тебе в лицо. Что рано или поздно Хиндер пустит в ход руки и, возможно, даже палочку. И что тогда пленнику уже будет несдобровать, ясное дело.
Такое просто междометие «ну-ну» - на пульсирующих от страха висках Васко проступил холодный пот. Каждое слово казалось приговором, малейшее движение Марка – собственным шагом к смерти. У него вообще создалось такое ощущение, что если он все-таки выберется из этой заварухи (что вряд ли), на всю жизнь останется инвалидом с кучей дефектов, будет шугаться от каждой тени и при малейшем потрясении падать в обморок. Почему же он не настолько слаб, чтобы сделать это сейчас? Потерей сознания многие спасали себя на допросах...
Васко с замиранием сердца следил за тем, как Хиндер медленно приближается к нему. Сейчас что-то произойдет... Сейчас что-то произойдет... Ожидание боли было для Монтсеррата еще худшей пыткой, чем та самая боль. Резкое движение, которое Васко даже не успел проследить – пальцы больно впились в глотку, перекрывая кислород, подбородок дернуло вверх, и Монтсеррат снова встретился взглядом со своим мучителем. Голубые глаза... опять напоминание – поляна, крик, зеленый свет, - они словно бы говорили: «Посмотри, что ты сделал со мной! Посмотри!» Этот безмолвный вопль горел в них еще ярче, чем в черных глазах Васко горел безумный, сводящий с ума ужас. Шипение... Хиндер как будто выплевывал звуки из горла, каждое слово было полно презрения, какой-то благородной брезгливости... «Я даже не стал бы говорить с тобой, не стал бы прикасаться к тебе, грязная тварь, если бы твои слова не были бы нужны мне»...
Рука еще сильнее сжала горло, и Монтсеррату стало нечем дышать. Он судорожно пытался вдохнуть хоть каплю живительного кислорода, но дыхание уже почти прервалось; лицо само, инстинктивно скорчилось в беззвучном крике – кричать было просто нечем, руки, заведенные за спинку стула и связанные, безуспешно колотились в путах, надеясь высвободиться, испанец попытался сглотнуть, чтобы хоть так оттолкнуть руку Марка, но тут Хиндер и сам прекратил пытку.
Васко часто, судорожно дышал, откинувшись на спинку стула, шея болела так сильно, что Монтсеррату казалось, что он только что пережил повешение. Все тело колотило, как в ознобе, волосы взмокли, по вискам, по лбу отвратительно стекали капли пота. Мразь... Васко приоткрыл глаза и прохрипел:
- Я... я никого не убивал... Никого...
Он попробует врать. Он попробует все, что угодно, лишь бы не говорить правды так долго, как только возможно. Или он просто изматывает себя, а лучше было бы просто сразу сказать? Но ему сейчас не до того, чтобы соображать, он смертельно перепуган, раздавлен, бессилен, беспомощен, но при этом хоть как-то пытается храбриться, он еще не сдается. И пусть ложь отчетливо видна сейчас в его глазах, он уже все сказал, и он не хочет думать, к чему это может привести. Ему просто страшно предполагать, какая может быть реакция. Но вдруг поверит? Вдруг?..

 Отправлено: 16.02.11 15:19. Заголовок: В определенные момен..

В определенные моменты жизни быть безэмоциональным нужно и полезно. Правда, сложно сказать, было ли это полезно и нужно Марку сейчас. Его терпение подтачивалось молчанием Васко, а теперь - еще и его враньем.
Жалкий щенок! Неужели он и правда думает, что ему удастся спастись во лжи? Неужели считает, что Марк не распознает, когда Васко врет? Неужели Хиндер похож на тупого придурка, который охотно поверит любому слову Пожирателя, приняв все за чистую монету: "Ну конечно, посмотрите на это милое личико, разве с таким убивают - ой, что там, злобный блеск в глазах - так это вы обознались, батюшка"?
Тогда он безмерно глуп, этот юнец. Марк уже знает про него предостаточно, а геройства этого лордовского подпевалы у Карлайла прекрасно показали его готовность убивать, не раздумывая. Лгать не хорошо. А лгать человеку, которого ты лишил жизни - нет, не в буквальном смысле, но именно с Терри и Александрией Марк по-настоящему жил - еще и очень, очень опасно. Как вбить это в голову Монтсеррата, если не действует и грубость? Стать еще грубее? О, Васко этого дождется, если не разговорится немедленно.
- Это была неудачная шутка, - раздалось прямо над ухом Пожирателя: отпустив горло Васко, Хиндер обошел сидящего и остановился аккурат за его спиной. Так ведь еще страшнее, когда твой противник видит тебя, а ты его - нет.
- А со мной сейчас вообще лучше не шутить, - так же негромко посоветовал Марк.
Не нарывайся, Васко, не нарывайся. Не глупи, лучше рассказывай все и сразу, и тогда, возможно, ты не будешь так мучится - Марк, конечно, ничего не обещает, но сам же понимаешь... Жена, дочь... Это же не пустой звук, это же очень, ОЧЕНЬ веская причина.
Марк описал круг вокруг Пожирателя, медленно вернулся на свое прежнее место - аккурат перед Васко.
- Так что давай, сволочь, выкладывай все: чья кровь на твоих вонючих руках? Выкладывай! - последнее слов Марк выкрикнул, а палочка его ладонь с палочкой взметнулась вверх.
- Последнее китайское, Васко, - Марк выждал еще несколько секунд, давая Пожирателю время на раздумье, но когда тот ничего так и не предпринял, Хиндер решил, что пора проучить этого глупца как следует.
- Invertum Statim, - произнес Хиндер, и стул, на котором сидел Васко, покачнулся, как от толчка, и повалился на пол вместе с его обитателем. Поверьте, ощущения не из приятных - хоть до пола лететь недалеко, но неудобный стул, и связанные руки, и в итоге Пожиратель оказался завалившимся так, что лицо его уткнулось в пол. А сколько синяков за этот полет получил Васко - это уже нужно у него самого спросить.
Хиндер подобрался поближе, ногой пнул стул, развернув его так, что бы спинкой он лежал на полу, а Васко приходилось полулежать-полувисеть в неудобном положении. Хиндеру же было абсолютно начхать, как там себя чувствует Пожиратель. Он возвышался над Васко, ожидая ответов.
- Выкладывай, .... - дальше Марк высказался совсем не литературно.
Лицо аврора наконец-то запылало ненавистью. Этот червяк, который сейчас со страхом в глазах взирает на Хиндера - этот слизняк отнял жизни его родных! Жалкий, грязный тип, который, черт побери, боится до смерти тех, кто сильнее его, а Марк - уж точно сильнее, хотя бы в силу лет и опыта. Что, сломался, "стальной Пожиратель"? Смотри, в штаны не наделай.
Кажется, пошли эмоции. Марк чувствовал это - еще какие-то мгновения, и его будет трясти от злости и боли. Нет, тихо, тихо, Хиндер, ты же не зверь какой...

 Отправлено: 16.02.11 22:25. Заголовок: Иногда быть бесстраш..

Иногда быть бесстрашным очень просто. Например, просто дразнить огромную собаку, смотря на нее из окна первого этажа. Просто бить беззащитных женщин и детей, чуть-чуть, совсем чуть-чуть, сложнее убивать дилетантов в магическом деле, с легкостью вышибая у них из рук палочки и после всаживая им в грудь зеленые вспышки... Просто жить, зная, что за спиной у тебя всегда есть поддержка и опора. И страха нет и быть не может – ты смел, ты самоуверен, ты самовлюблен, ты не думаешь наперед, берешь от жизни максимум...
Васко казалось, что весь тот страх, не испытанный им за эти годы спокойной безнаказанности, набросился сейчас на него, как будто цунами, и тонким, жутким тоном засвиристел в ухо - негромко, зловеще... как сейчас голос Марка Хиндера – этого олицетворенного ночного кошмара юного Пожирателя. Жуткие слова глубокого гортанного голоса, злобные, полные тихой, затаенной ненависти, они отдавались в барабанных перепонках, несли по телу леденящий ступор, заставляли холод виться по спине ядовитой змеей, а сердце – часто биться от ужаса вместе с лихорадочно вдыхающими кислород легкими. Напряженный, как струна, Монтсеррат молчал в ожидании – на что-то другое, кроме того, как ждать, не хватало сил.
Ложь. Васко не любил и не умел лгать, ему было проще промолчать и ничего не сказать – что он тоже делал очень редко. Его спрашивали – он не увиливал, отвечал прямо, честно, ведь никто еще пока не спрашивал его, «а не ты ли это, мерзавец, убил мою семью». А сейчас... Наверное, ему было бы легче, если бы Хиндер взревел «Лжешь!» и врезал бы ему в челюсть. Потому что он ждал этого. Потому что он был готов. Но... сдержанный тон, мерное дыхание за спиной – вот что досталось ему в ответ на эти слова. Ожидание чего-то жуткого было просто невыносимо. Что он маячит вокруг него, как зверь в клетке, наматывает круги? Неужели ему просто страшно убить? Он же все понял, он все прекрасно знает – чего же он ждет? Зачем ему личное признание Монтсеррата? Можно было бы даже не тащить бесчувственного пленника в оплот Восставших – убил бы просто так, там, у Карлайла... Или он хочет, чтобы Васко почувствовал то же самое, что чувствовали перед смертью Терри и Александрия Хиндеры – боль, ужас, унижение?
Только у них была еще и надежда. До последних мгновений – что муж и отец придет, защитит, поможет, спасет... У Васко надежды нет. Совсем нет.
Тварь, мразь, мерзавец, сволочь – какое бесчисленное множество приятных слов в свой адрес Монтсеррат еще услышит сегодня? Лучше бы бил, ей-богу, Васко просто устал от этого постоянного страха, сковавшего все мышцы. Все равно, рано или поздно это начнется, и Монтсеррат знал, что есть за что. И тогда этому невыносимому страху просто не останется места в теле, когда придет боль. Страх тянул жизненные силы медленно, мучительно... чересчур мучительно...
Зря он об этом подумал. Ох, зря.
Когда стул, подвергнутый заклинанию, толкнуло, и он неотвратимо полетел вниз, Монтсеррат даже не успел сориентироваться, чтобы упасть набок, на плечо, и поэтому со всего размаху треснулся головой об пол. Искры брызнули из глаз пополам со слезами, в череп ворвалась страшная боль, как будто его раскололи, как орех, специальными щипцами... Стул еще несколько раз перевернулся вместе с пленником, безжалостно ударяя его об пол коленями, плечами, локтями, едва не ломая руки, так неудачно заведенные назад и перетянутые веревками, и остановился так, что Васко остался стоять на коленях, придавленный тяжестью стула к земле. Еще один толчок, вернее, пинок, – стул вновь перевернулся, придавив спинкой уже руки Монтсеррату и скукожив мир до единого клочка плеч, которые просто изнывали под тяжестью тела, вынужденного на них давить. Голова кружилась, гудела от боли, будущие синяки пульсировали, наливаясь кровью, юноша зажмурил глаза - непроизвольные слезы не давали ничего увидеть за своей соленой пеленой, текли горячими дорожками по его посеревшему лицу, и из глубины души поднимался отвратительный стыд – стыд и ненависть, ненависть горькая, обидная, перемешанная с этим самым стыдом. Васко знал, что вся эта боль – за дело, и от этого злоба только сильнее разгоралась внутри. А злоба порой заставляет людей забывать про разум.
- Поганая грязнокровая тварь! – всхлипнул Васко с гримасой боли и ненависти на лице. И тут же сам испугался тому, что эти глупые, опасные слова вырвались из горла. Но было уже поздно.
Слово – не воробей.

 Отправлено: 03.03.11 22:34. Заголовок: Значит, по хорошему ..

Значит, по хорошему мы не хотим. По хорошему мы не умеем. Мы все еще надеемся на то, что радикалы у нас добрые. Мы настолько глупы, что из последних сил пытаемся огрызаться и лгать.
Да черт бы тебя побрал, Васко, кому ты сейчас нужен со своей этой гордостью и рискованными измывательствами? В том-то и дело, что никому, и Хиндер, если ему захочется, может сразу отправить тебя с приветом в преисподнюю, ему это ничего не стоит, ну а то, что именно ты виной смерти его родным - это он уже и так знает. Чего он медлит? Во-первых, хочет из уст Васко услышать все, что тот знает - это раз. А два - он не такая собака, как Пожиратели.
И про грязнокровку Васко зря. Ой как зря!
- И я горжусь этим, скотина, - произнес Хиндер. И это не предвещало ничего хорошего, потому что голос был тих и вкрадчив, он явно предвосхищал действия, которые Васко вряд ли порадуют. Эдакое затишье перед бурей, которая вот-вот грозила начаться.
И началась.
Наконец, дав в полной мере злости править собой, Хиндер вскричал:
- Говори! - а когда Васко принялся медлить, взмахнул палочкой и произнес так же громко, коротко, емко заклинание. Васко знает его. Удары плетью. Наверняка и сам использовал столько раз, а как теперь почувствовать это на себе, а?
Марку даже касаться это чудовище не хотелось. Кроме того, он не собирался нарушать из-за этого голубчика законы и колдовать запрещенные заклинания. Да и нужно было только запугать Васко, дать ему почувствовать то, что Марк сегодня жесток не только в словах и обещаниях. Хлесткий, болезненный, резкий удар. И хватит с этого выродка.
- Имена. Мне нужны имена всех погибших от твоей поганой руки. Говори! - Марк замахнулся палочкой еще раз. С ее конца, опасно потрескивая, даже посыпались искры. Но второй раз Марк заклинания не произнес. Во-первых, это крайние меры, во-вторых, Марк не садист, в третьих - Хиндер просто-напросто не собирается тратить свои силы, время, магию на то, что бы "осчастливить" Монстеррата. Обойдется.
Хиндер замер, выжидая. Неужели и сейчас до мозга Пожирателя не дойдет, что нужно все сказать? Неужели он и правда настолько туп? Тогда Хиндер даже расстроится. Надо же, какие тугодумы сидят у Темного Лорда на шее. Или хватаются за его подол и просят кашки - ну а что, посмотрите, какой Васко щупленький, нужно, нужно ему овсяночки. Может быть, хоть тогда возмужает и научится выбирать себе в противники не слабых женщин и детей, а кого-то своего уровня.

 Отправлено: 04.03.11 20:58. Заголовок: As I'm standing ..

As I'm standing here in front of you
Standing right in front of you
Killing birds
I've spent my youth ©

Иногда на собраниях Темного Лорда проводились публичные порки. В первую очередь, в смысле переносном – Волдеморт, прирожденный тиран и садист, регулярно устраивал безжалостные разносы неудачникам, а иногда и редким выжившим после каких-то допросов – мол, идиоты, зачем вы все это рассказали, неужели невозможно было терпеть. Иногда переносный смысл плавно перетекал в буквальный – в ход шла палочка; Васко с омерзением и презрением на лице смотрел на корчащиеся под ударами тела, слушал их умоляющие крики и думал, что за их месте никогда бы не стал молить о пощаде...
Никогда...
А сейчас...
Господи, зачем он сказал про грязнокровку? Зачем он солгал? Зачем он молчал? Зачем он взбеленил этого человека? Почему же он такой гордый дурак? Неужели эта гордость когда-то ему помогала? Боже, ведь никогда! И снова – вкрадчивые слова, сказанные сквозь зубы, полные ненависти и злобы – так и сквозят в душе, как змеи с раскаленной чешуей... Васко уже проклял себя за свои глупые слова и действия трижды, и самое страшное – что уже было недалеко до того, чтобы проклясть свое рождение на свет...
А потом он замахнулся и... Васко показалось, что ему отхватили полтела самым тупым ножом на свете – рваная, огненная боль хлестнула от лопатки до бедра, раскроив кожу прямо до мяса; те слабенькие удары на последнем задании, все равно оставившие глубокие рубцы, были всего лишь прелюдией перед этим ужасом, который бы вырубил дыхание, если бы Монтсеррат не закричал и тем самым не выполнил душераздирающий стимул легких. В глаза бросились красные искры, зубы непроизвольно вонзились в губу, и он почувствовал, как по подбородку, перемешанная со слезами, течет тонкая струя крови. Боже, милосердное сознание, выключись, пойми, что ты не в состоянии это переносить! Ему казалось, что кровь везде; рубашка взмокла от пота и пульсирующих толчков из раны, ногти царапали внутреннюю сторону ладони, оставляя на ней месяцевидные вмятины. Было больно, страшно, плечи рывками вздымались, скованные липкой дрожью, хотелось просто выть, и чтобы только совсем не потерять оставшихся жалких клочков достоинства, Васко сдерживал всхлипы. Марк замахнулся еще раз; с конца его палочки аж посыпались искры... Какая честь, какая гордость, какая сила воли, черт подери?! Позорно дернувшись, чтобы закрыть лицо хотя бы плечом, Монтсеррат зажмурился и заорал:
- Dejalo!!! – У него даже не было сил вспоминать английские слова. – Не надо, пожалуйста, хватит! Я... я все расскажу, сейчас, только не бей, умоляю! Я убил девятнадцать человек! Девятнадцать! Первая... Патриция Флейм! Она была моей... подругой, меня проверяли, смогу ли я убить ее...! Потом... какая-то пожилая женщина, кажется, ее звали Аврора Крисс, она видела из окна дома какого-то Пожирателя и собиралась написать на него донос, ее нужно было убрать... – Васко облизнул окровавленные губы и продолжил, видя, что Хиндер, вроде бы, не собирается пока продолжать его бить и даст ему договорить. – Еще пятеро... на каком-то теракте, я помню, двое близнецов, один мужчина... такой приземистый и рыжий... Не помню ни их лиц, ни их имен... Еще на нескольких терактах... я убил, наверное, человек восемь-девять, и я не знаю их имен... Я убил Александру Римбо. Я... я...
Девятнадцать минус два, минус пять, минус девять, минус один... Осталось двое, или от боли и страха у него совсем крыша поехала, и арифметика ему не удается? Жестокая математика смерти и страданий... Да-да, двое, и Хиндер прекрасно знает эти имена. Наверное, до сих пор шепчет их во сне, когда его воля, железная при свете дня, на чужих безжалостных глазах, спит и дает выход рвущим душу эмоциям... И он так ждет, что Васко назовет их, он с ненавистью смотрит на него, ждет этого чуть слышного шепота, который расколет все сомнения под орех, сделает оправданными и справедливыми все те действия, что он сейчас творил – ведь это и правда справедливо, да, черт возьми... Если эти действия вообще закончились, о господи, господи...
- Терри и Александрия Хиндер... Я... я убил их... – прошептал Васко, едва слышно двигая пересохшими от ужаса губами. – Меня... мне приказали... я... я не мог... меня бы убили, а их бы поручили кому-то еще, все равно... твоя дочь... твоя жена просила... я... я... я сказал запретное заклинание... они не мучились... Пожалуйста...
Зачем он сказал «пожалуйста»? Неужели непонятно, что простить это невозможно? Вот... вот сейчас... зеленая вспышка... и последний вздох...
Дыши, Монтсеррат. Дыши, пока жив.

 Отправлено: 11.03.11 10:37. Заголовок: Пожиратели никогда н..

Пожиратели никогда не останавливаются в злобе. Для них она - желанный наркотик, и они всегда дойдут в ней до победного конца. Причинять боль - так причинить столько, что бы от жертвы осталась едва различимая, едва стонущая тень. Если убивать - то плевать кого, женщины, дети, старики, какая разница, если в их жилах - "грязная" кровь? Шантажировать - так таким образом, что бы не только получить желаемое, но и исполнить "наказание", для профилактики. Пытать - так со вкусом, радуясь, как малое дитя сладкому, каждому стону своей жертвы. Все на алтарь злости. И чем гаже ты сам - тем лучше, тем ты свирепее, тем ты правильнее, тем ты ближе в своих грехах к своему кумиру-Лорду.
Для Марка кумиров не было. Лорд представлялся ему грязной тварью, правда, обладающей достаточной силой, что бы держать всю Англию в страхе. И Марк не был Пожирателем. Он был лучше, и это... это просто факт.
Он мог убить Васко. У него было на это право. Одно заклинание, и его противник сгинет, как раздавленный червь. Девятнадцать человек, которые лишились жизни по его воле, будут отомщены - не только Терри и Алекс.
Терри и Алекс...

...so much more than a memory

Конечно, уже прошло достаточно времени, и Марк заставил себя смирится с потерей. Более того, она не сделала его злее - с этим Марк тоже справился. Но боль, такая тянущая, опустошающая, преследовала его при каждом упоминании его родных.
Он потерял не только их жизни, но и свою собственную. Наверное, единственное, что спасало его от бездны, в которую он готов был шагнуть - это Гесиона.
Дрожь прошла по всему телу Хиндера, он поежился. Неужели это снова начинается? Безумный страх пустоты в своем сердце, подкатывающие к горлу слезы отчаянья. То сумрачное состояние, когда кажется, что тебе вообще ничего не нужно?
Терри и Алекс, его милые, милые маленькие женщины...
Он смерил свой пыл, хотя - видит Мерлин - хотелось еще и еще произносить заклинания, пока Васко совсем не превратиться в жалкую, окровавленную тварь.
Но так поступают только Пожиратели. Чистокровные ублюдки, которые возомнили, что они вправе решать у кого есть право на жизнь, а у кого нет.
Марк же человечнее, добрее. Даже к заклятому врагу. Поэтому когда Васко снизошел до мольбы, а потом - умолк, Марк тяжело вздохнул, прикрыв глаза, и тихо спросил:
- Не мучились? Это ты их так... "пожалел"?
Тихо, тихо, тихо, Марк, ты же не зверь какой. Но ненависть вылилась в следующий вопрос. Марк, с отвращением взглянув на пожирателя, спросил:
- И что же, мне "спасибо" тебе за это сказать?
Девятнадцать жизней. Девятнадцать! Среди них есть и знакомые - прозвучавшая фамилия "Римбо" была Марку знакома. И раз Хиндер не сумел помочь Артуру избежать Азкабана, то он обязательно расскажет ему, кто лишил жизни его сестру. Артур должен знать.
На счету самого Марка было гораздо меньше. Авроров так учат - убивать лишь в крайнем случае, когда ничего больше не остается. Для остального есть Азкабан. Двое Пожирателей и один обезумевший придурок, в горячке выкрикивающий "Авада" направо и налево - это все.
На счету Васко, который намного моложе Хиндера - девятнадцать человек, и об их смерти Пожиратель пожалел только сейчас, когда его прижали к стенке, и когда страх овладел им. Страх меняет человека, это да...
Но что же теперь делать Хиндеру?

I've become tired of wasting my time
Thinkin' bout choices that I've made

Он чертовски устал ото всех этих моральных метаний. "Убей этого гада, убей!!!" - шептала над ухом месть. "Этим ты ничего не добьешься, а на твоих руках прибавится чужой крови, и ты будешь такой же, как Пожиратели - ничем не лучше", - шептал разум. "Разве это вернет Терри? Разве вернет Алекс?" - шептало сердце...
- Выбери сам, Васко, что я должен с тобой сделать, - перебив эти голоса, спросил Хиндер.

 Отправлено: 11.03.11 20:06. Заголовок: Смотри, как много во..

Смотри, как много воды утекло -
Разбилось в капли, замёрзло, и стало стеклом.
Дышать, пока не поздно, согреть их своим теплом...
Страх, боль и слёзы - всем смертям назло. ©

Иногда просыпаешься в постели, утром, под звенящий шепот солнца сквозь шторы на окне, спускаешь ноги вниз и одновременно, глядя невидящими, сонными глазами прямо перед собой, понимаешь, что до сегодняшнего дня не было ничего, кроме жизни. Просто жизнь, просто время, просто годы, просто песчинки, падающие в твоих часах, из одной изящной стеклянной капли в другую через крошечную перегородку... Сейчас солнца не было, и пол под ногами не тянул домом и теплом, а лишь сыростью и болью. А до сегодняшнего дня и правда ничего не было. Не было страха. Не было боли. Не было смерти. И жизни тоже не было. Если и была – то очень-очень давно. Когда все чувства еще имели место быть.

***
Усталость. Вот как можно было охарактеризовать его нынешнее состояние. Васко устал. Все, что было нужно, он сказал, все нужные фразы, все мольбы, все слезы – все уже ушло в прошлое, оставив ему только пустоту мыслей. Оставалось ждать. Все, что наполняло его в этот момент – ожидание смерти и немного боль, не желающая утихать, но уже какая-то не страшная: все скоро пройдет. Он уже смирился. Потому что ему было сложно понять, как можно простить это. Как можно оставить человека жить после такого. Он всех судил по себе; а в этой ситуации он бы, наверное, даже не стал мучить врага – он бы просто сразу убил его.
Но Марк не подавал о своей ненависти и виду. В его глазах, в его словах таилось больше боли и горя, нежели злобы; странно, но невольно Васко подумалось – каким же, наверное, сильным человеком надо быть, чтобы скрывать, держать в узде свою ненависть, чтобы удерживать себя, когда так и хочется отомстить, заставить врага расплатиться за все его грехи сполна, кровью и болью. Невольный проблеск восхищения. И опять – какой-то усталый страх, на грани забвения всех чувств.

...easy to find what's wrong, harder to find what's right...

А если бы он тогда не убил этих двух безвинных, столь дорогих, важных и нужных Марку людей? Женщина тогда крикнула «А если бы у тебя убили дочь?!»... А он бы отпустил ее девочку и позволил им уйти. Он бы сказал им «Уходите» могильным, прощальным шепотом. А потом он протянул бы ей свою палочку – потому что эта деревяшка бы все равно больше ему не пригодилась, а этим двум людям помогла бы спастись. Он смог бы аппарировать и без палочки, он довольно опытный маг, а еще он здоров и силен, а она – нет. Женщина бы сначала не поверила. А потом поняла, что он не врет, не издевается, и, приняв из его рук свое материализованное спасение, она прижала бы свою дочь к груди и покинула это чертово место, полное росы и грядущих слез. А еще она бы взглянула на него в последний момент – и, наверное, это был бы первый за его жизнь, взгляд, полный благодарности и уважения. И последний, да, последний, заключительный.
И вот тогда две невинных души были бы спасены. Они бы вернулись домой, и Алекс, поднявшись на цыпочки, позвонила бы в звонок. Марк, уставший, угрюмый человек, который до последнего момента не терял надежды, открыл бы им дверь... В те минуты на свете стало бы на трех счастливых людей больше, тогда хоть в каком-то доме вместо слез горя и боли появились бы слезы счастья. А Монтсеррат бы сидел ночью, играл на гитаре... а потом аккорды бы внезапно затихли. А утром его обнаружили бы в комнате мертвым. Без метки на левом предплечье. Очищенным от этой серой, вьющейся грязи, которую не могла ранее смыть никакая чистая кровь.
В таких моментах – в книгах - в дилемму обычно вмешиваются высшие силы, не так ли? Скажите мне, боги, что лучше, что важнее – ведь на вопрос «что достойнее» у меня ответ есть – умереть, толком даже и не хлебнув посмертного уважения и благодарности? Или жить, зная, что тебя ненавидят? И почему нужно обязательно делать этот выбор? Почему, подарив кому-то жизнь, обязательно нужно распрощаться со своей? Скажите мне, ответьте, не томите ожиданием. Мне осталось немного, я хочу всего лишь ответа – а потом можете забирать меня навсегда.
Но в жизни в таких случаях боги молчат.

...it longs to kill you…
Are you willing to die?

Кто-то когда-то хотел умирать? Романтические герои, страдавшие беспочвенной депрессией, и сумасшедшие, хлебнувшие одним глотком слишком много боли, что переварить ее их сознание не смогло... И все. Васко не относил себя ни к первым, ни ко вторым – ко вторым только пока. Но сейчас он не хотел.
Раньше был уместен вопрос «кто тебя спрашивает?». Теперь его спросили, тихо, спокойно – как в самом начале - и тот справедливый вопрос разом отмело прочь.
Он и так достаточно унизился, попросив пощады. Он хочет жить. Да, страстно хочет жить, так хочет, как, наверное, ни один человек на свете никогда не хотел. Жажда жизни приходит, когда эта жизнь под угрозой, не так ли? Но он смирился, потому что не существует такой мольбы, которая могла бы уговорить Марка оставить его на этой земле. И молить он не будет. Больше – нет. О да, это всего лишь глупое, опрометчивое обещание самому себе. Уже некуда падать, все равно, он и так ниже плинтуса, в грязи, в крови, внутри клубка своих жалких страстей и желаний – в последние секунды. Но он обещает своей гордости минуты возрождения. Пару минут, последних минут, которые могут помочь ей хоть немного зализать свои раны.
- Что ты хочешь от меня? – горько усмехнулся Монтсеррат сквозь медленно сохнущую пелену слез – не страха, не унизительного отчаяния, не стыда, а просто боли. – Ты же не думаешь о том, чтобы пощадить меня и отпустить с миром, верно? Тогда какой толк в том, что я сейчас скажу? Или же это последнее слово смертника? – опять усмешка. - Тогда позволь мне высказаться.
Я могу сейчас начать давить на жалость. Мол, мне всего лишь двадцать пять, я раскаюсь и стану добропорядочным членом магического сообщества. Но ты же не поверишь мне, не так ли? Хотя я думаю об этом уже семь лет. Но, знаешь, очень сложно остановиться. Это как сделать шаг в бездонную пропасть – просто падаешь ниже и ниже, и не разбиваешься, а просто летишь – а наверх пути уже нет. Можно зацепиться за какую-то ветку на склоне и ползти вверх, но это сложно, чревато расцарапанными ладонями и сорванными мышцами, и рано или поздно ты перестаешь ловить все эти ветки и просто летишь вниз, ждешь дна... которое, может быть, и не появится никогда. Это как встать на бочку – она же покатится, и чем дальше – тем больше будет скорость, тем больнее будет падать. Я сейчас на такой стадии, что, если попытаться спрыгнуть – запросто сломаешь шею. Я не волевой человек, Марк, ты видишь это прекрасно, тебе ли не видеть моих недостатков. Я боюсь останавливаться. Падать больно.
Я могу сейчас сказать что-то про свою семью. У меня ведь тоже есть родители, брат, сестра. Тебе было больно потерять твоих родных, думаешь, им будет легче потерять меня? Если тебе кажется, что только люди с грязной кровью – чертово гипотетическое понятие, кстати – могут чувствовать и страдать, что мои родственники обо мне поплачут пару дней и забудут – ты ошибаешься. Но я не хочу и не буду обо всем этом говорить. Потому что нет смысла, так ведь, Марк?
Ты сейчас будешь прав, если убьешь меня. Я заслуживаю этого. Давай, ну же, скажи эти слова. Всего два слова. - И снова горькая усмешка на губах. – Это просто, ты же знаешь, ты уже пробовал. С каждым разом все проще и проще.
Я не подначиваю – какой смысл мне это делать? Если убьешь – убивай. Не убьешь – не тяни. Я устал. Я больше не могу. Я не хочу просить. Я хочу жить, конечно, кто же этого не хочет? Жить хотели все девятнадцать человек, которых я убил. Ну, давай, где твоя решительность?

 Отправлено: 18.03.11 16:30. Заголовок: Васко был похож на р..

Васко был похож на рыбу. Он точно так же, как и она, плыл по течению и не собирался ничего менять. Эдакое безвольное существо - куда волной кинуло, туда и попал, правда, рыбой Васко был вовсе не золотой, а хищной и скользкой. Эдакая кусачая пиранья, готовая убивать. И только, в отличие от молчаливых жителей глубин, Васко вовсе не был тихим. Внезапно, оказавшись на грани жизни и смерти (ведь именно так он думал), Пожиратель решил то ли исповедаться, то ли воспользоваться последним шансом кому-то что-то доказать, и разразился целой тирадой. Которая для Марка почти ничего не значила... Но, поверьте, это "почти" многого стоило. Пожиратели не стали бы даже и слушать.
- Так ты у нас слабак и трус? - Хиндер удивленно приподнял бровь.
По его мнению, подчинятся обстоятельствам и боятся падений до того, что бы изменять собственному "я", это трусость. Он, конечно, и сам оказался в радикалах, хотя всеми своими действиями продолжал доказывать то, что он - не "бездушный судья", и что он не в праве отнимать у кого-то жизнь, пусть даже человек - настоящее дерьмо. Но он поставил перед этим фактом и самого Итана, заставив "главнокомандующего" уважать свое мнение, пусть и не разделять.
Заикались ли подобострастные Пожиратели о своем мнении Лорду? И не нужно говорить о том, что он настолько страшен, что любой бы смолчал. Темный Лорд вовсе не бог, и даже не дьявол. Обиженный на всю жизнь человек, который не научился справляться со своей злобой.
Ну конечно же, беспринципным и злым быть намного легче. Кому нужны правила? Кому нужна мораль? Чистокровность - вот что главное! И это так вбито в их головы, что даже Васко сейчас не мог обойтись без сравнения чистокровных и магглорожденных. А знаете, что думал Марк? Грязная кровь бывает только у тех, у кого грязное сердце - это раз. Человека судят по поступкам, а не потому, кем были его родители - это два. Простые истины. Жизнь вообще гораздо проще, чем многие думают. А Васко не умеет с ней бороться, раз оказался в Пожирателях и теперь ноет о своей судьбинушке.
- Как вы, Пожиратели, любите всех делить на "чистеньких" и "грязненьких", - устало вздохнул Марк.
Он правда устал, но сейчас ему было гораздо легче, чем тогда, когда он не знал имени убийцы, кода скитался и выискивал любые ниточки, ведущие к тому, кто убил его родных. Но скольких эмоций все это стоило... Марк устал, и доказывать что-то считал бессмысленным. Его поступки опять будут красноречивее.
- Решительность? Да что ты о ней знаешь? Ты жалок, Васко, - сказав это, Хиндер понял, что не видит в этих пожирательских отбросах достойного противника. Вот и все.
Убивать? Ой, ну конечно, все в мирке Васко решается именно так. Пожиратели не видят других вариантов.
- Убивать? А зачем? - неожиданно спросил Хиндер. Живи и мучайся, Васко. Ведь именно жизни ты, на самом деле, боишься. А за содеянное тебя ждет Азкабан. И отвертеться от него не получится при всем желании - палочка, из которой можно вытянуть последние заклинания, выдаст тебя, малыш, с головой, и одного этого хватит для срока, если не удастся доказать смерти, коим ты виной.
Аврор склонил голову на бок, рассматривая Васко с усмешкой на губах. Его боль превратилась в эту странную, противоречивую, пугающую своим безумием, улыбку. Господи-Господи, что же нам, привыкшим к жестокости, ждать от этого страшного, стремящегося к добру, человека?
- Не обольщайся, что легко от меня отделаешься, - сказал Марк. Усмешка пропала с его губ, потому что разговор становился для Хиндера невыносимым. Азкабан, да. Пожалуй, это будет лучший вариант. А пока.. пока нужно вырубить этого голубчика и опять запереть в одной из подземных комнат маяка.
Хиндер сделал шаг вперед и ударил Васко по лицу - после такого удара Пожиратель просто обязан был отключится...