Отправлено: 19.01.11 23:07. Заголовок: Eat me Drink me

"Ladies, and gentlemen!
We are the things of shapes to come,
your freedom's not free and dumb,
this depression is great.
The Deformation Age,
they know my name
waltzing to scum, and base and married to the pain
BANG, we want it
BANG, we want it
BANG, BANG, BANG, BANG, BANG!.."

Скрытый текст


Дата и примерное время событий: 18 октября 1975 года, вечер часов с 22:00.
Локация: Dollhouse
Участвующие персонажи: Sarah Whitlock & Foster Fichte
Краткий сюжет отыгрываемого: одинокий мужчина тоже хочет ласки и тепла. Ладно, шутки в сторону - одинокий мужчина тоже хочет поразвлечься. Вот только на вампиров ему доселе попадать не приходилось, а с ними, как известно, шутки плохи.

 Отправлено: 27.01.11 22:39. Заголовок: Знаете, что такое лю..

Знаете, что такое любовь?
Красивое, возвышенное чувство, движущее миром, спасающее города, убивающее драконов, сажающее деревья, строящее дома, рождающее детей... Нет, какое мне дело до вашего отстраненного поэтического мнения! Давайте проведем соцопрос: что случайно попавшиеся нам на улице люди подразумевают под этим словом? Чтобы результаты опроса были точны и корректны, мы будем спрашивать в Лютном переулке. Чтобы потом никто не возмущался, что мы подтасовали результаты опроса или же поступаем в разрез с общественным мнением. Спросим у жителей Лютного переулка, что такое любовь. Пары раз мы получим в глаз, один раз очнемся с гудящей головой и без кошелька, но потом все-таки сообразим, какова же любовь для местных обитателей. Она грязна, кровавая и беспощадна, как и все остальное. Любовь тут - дело пыльное и недешевое, потому что ни один шалаш, в котором по неосторожности может завестись рай, не устоит тут и суток. Для Лютного переулка и тысяч похожих на него мест для любви строят дворцы, наполняют их золотом и драгоценными камнями, ставят у порога стражу-лоботрясов и довольствуются нехилой прибылью.
Но то любовь, а есть еще одна метафизическая прелесть - красота. Тоже какая-то мутная субстанция, в которой водятся во-о-от такенные черти. Не успеешь выпучить на нее глаза и насладиться совершенным образом, так сразу же черти и полезут изо всех дыр - кто в карманы, а кто и в душу.
Фостер больше любил тех, кто лезет по карманам. От них было проще отвязаться, просто вручив им нужную сумму - и красота вновь становится красивой, пока не истечет оплаченный лимит. Но никаких разочарований, истерик и превращений красавиц в чудовищ, требующих крови. Вот такую вот красоту Фостер одобрял. А еще ту, которая нарисована, начертана, выбита в камне - в конечном счете, за просмотр этой красоты тоже нужно платить деньги. И не важно, что смотрительницы этой красоты, сухонькие старушонки, требуют от тебя еще и душу выложить, - сама красота молчит и радуется, что ты за нее заплатил, и она сможет прожить еще триста лет.
И все же речь пойдет о красоте, которая шевелится и дышит.
Фихте иногда хотелось быть Пигмалионом, который может изваять в мраморе свой идеал, а потом вдохнуть в него жизнь с помощью магии. Он знал, что еврейские волшебники иногда мастерят големов - но либо у них что-то не так со вкусом, либо магия уродует совершенное, но големы больше похожи на бесформенные, неотесанные куски природного материала, нежели на людей. Фостеру не хотелось что-то бесформенное. Приходилось искать что-то уже созданное природой, облаченное в красивые одежды, гибкое, стройное и привлекательное. Ах да, и то, что находится в свободной продаже.

А вот и "Доллхаус". Единственный в Британии "Кукольный домик", в котором играют мальчики. Расскажи кто-нибудь сорок лет назад малютке Фостеру, что тот когда-нибудь будет получать удовольствие от игры в куклы, тот сильно удивился или даже обиделся бы. Потому что пятилетнему Фостеру сложно было понять, что куклы бывают большие, мягкие, гибкие, нежные, с живым блеском в глазах и настоящими улыбками, теплые, ласковые, пахнущие розами и пряностями, одетые в шелк, нежно струящийся по их темной бархатистой коже, и кружева, хрустящие на пальцах; мальчику было невдомек, что куклы могут не только пить чай и ходить друг к другу в гости, но и протягивать свои тонкие, изящные руки к его лицу, гладить его скулы и проводить пальчиком по губам, в то время, как их бедра трутся о его грудь и плечи, и томным голоском спрашивать, нравится ли ему то, что он видит. Если бы малютке Фихте рассказали такое, он бы испугался, и ему в ночи мерещились бы гигантские пластмассовые куклы с волосами из мочалки, которые тянут к нему свои руки с резиновыми ногтями, хватают его лицо и спрашивают своими загробными, кукольными голосами: "Тебе нравится то, что ты видишь, малютка Фостер?". Все приходит с возрастом, и любовь к куклам тоже.
В "Доллхаузе" стоял приятный полумрак, играла маггловская музыка всперемежку с магической - в последнее время их было все сложнее отличить, - и пахло дымом, духами, гренадином и огневиски. Этот букет запахов всегда вызывал у Фостера улыбку. Он улыбался всем, потому что во всех людях видел себя - а себе он не мог не улыбаться. Сегодня он хотел купить немного красоты, чтобы просто полюбоваться на нее. В кармане звенели галеоны - их у Фостера всегд было много, потому что он не тратился на статусные вещицы и семью с вечно голодными глазами. Несколько этих золотых кружочков сегодня перекочуют в кассу "Доллхауза". У этого заведения была двойная бухгалтерия - маггловская и магическая. Оно показывала красоту за галеоны и фунты, и расплачивалось с двумя разными департаментами двумя разными валютами. Но от этого "Кукольному дому" было только лучше - ведь никто не знал, сколько денег попадает в него с другой стороны. Фихте было наплевать, куда уходят его деньги потом, хотя смутно догадывался, что возвращаются в его же карман - ведь зарплату ему платит Министерство. Было какое-то извращенное удовольствие в ощущении того, что Британия содержит аврориат на деньги, полученные от подобных мест. Если бы эта магическая армия еще состояла исключительно из чистых, светлых рыцарей добра, или хотя бы из таких сумрачных героев, как Фихте, воодушевление было бы еще сильнее.
Красота здесь была двух видов: та, которую видели все, и та, которая требовала отдельной платы, но представлялась только одному. Фостеру хотелось второго. Что за красота это, если ее приходится делить с каким-то магглом, который сидит на соседнем диване, барменом за стойкой, официанткой, случайно залетевшей сюда мухой? Обратившись к распорядителю, он склонился к нему и крикнул почти в самое ухо:
- Эй, есть что-нибудь необычное?! - Распорядителя он знал, и тот прекрасно помнил его лицо - и то, и другое уже замылилось во взгляде за те долгие годы, что распорядитель здесь работал, а Фихте сюда ходил.
Фостер облокотился на его стойку:
- Ты ведь знаешь, я в деньгах не ограничен.
Смотреть на распорядителя он не стал (вот еще, Фостер прекрасно помнил, как этот дурак выглядел), а рассматривал красавиц, беснующихся на сцене. Куколки извивались у шестов, и грация их была запредельна: иногда казалось, что в обыденной жизни они разговаривают исключительно на парселтанге. Взгляд его зацепился за одну девицу, которая только что показалась из-за занавески: высокая, белокожая - это было заметно даже в тусклом цветном освещении и сквозь дымную завесу - темноволосая, похожа не то на испанку, не то на уроженку Румынии. Фостер довольно прищурился и провел кончиком языка по верхней губе. Склонившись в распорядителю,
он указал на девицу:
- Вон, гляди. Ее. Она танцует?

 Отправлено: 22.02.11 16:25. Заголовок: Конечно, они знают, ..

Все приходит с возрастом, и любовь к куклам тоже. ©

Конечно, они знают, что такое любовь.
Точнее думают, что знают, но когда дело доходит до практики лишь единицы способны почувствовать разницу между любовью купленной и той, что безвозмездно дарована случаем. Да, именно шальной случай вершит судьбы мира. Не высшее провидение, вопреки популярному заблуждению, а именно хаос, который правит людьми с незапамятных времён. Он уже стал самой их сутью, рождающей всё новые и новые пороки, которые повергают ниц миллиарды. Вот только если бы люди лишь мучились соблазнами, мир был бы слишком скучен. А когда нескольким счастливчикам даровано то, о чём мечтают остальные, тогда наблюдать за человечеством становится намного интереснее.
Однако нужно сразу сказать, что «удачливые единицы» мягко говоря, не вызывают особого интереса. Они лишь катализаторы и на этом их роль заканчивается. Достойны внимания как раз униженные и оскорблённые. Ради них, собственно, всё и затевалось. В конце концов, что может быть занимательнее, чем человек, поставленный перед выбором? Причём перед выбором неоднозначным, в котором нет откровенно правильных и наоборот, совершенно неправильных, решений…
Одним по душе депрессия со всеми вытекающими. Эти перестают бороться уже на первых минутах матча. Они получают всё сразу либо ничего после. По сути такой же мусор, как «удачливые единицы», только от них обществу нет никакой пользы. В противовес им имеются борцы за добро и справедливость. Они как та упорная лягушка, которая взбила молоко в масло, пытаясь выбраться из кувшина. Поэтому не удивительно, что иногда «лягушатам» везёт – они таки добиваются поставленной цели и отхватывают свой собственный кусочек счастья. А ещё есть такие личности, у которых слишком много гордости, чтобы последовать примеру сдавшихся, но не хватает упорства «лягушат». Они просто отрицают тот факт, что с наступлением сумерек тоже мечтают о светлом и чистом чувстве. В итоге «бедолагам» не остаётся ничего, кроме как искать любовь там, где ее, по сути, нет.
И всё-таки если где-то и существует эта «истинная любовь», то обитает она явно не в «Кукольном доме». Хотя справедливости ради надо сказать, что в основном сюда приходят люди с определёнными целями далёкими от поисков «искреннего, чистого чувства» и уходят, удовлетворив известные потребности. Причём как свои, так и людей, содержащих все эти «роскошества». Обе стороны в выигрыше и никаких претензий.
А идиоты, которые повелись на дешёвый развод, слепо следуя за пёстрыми крылышками ночных бабочек, не стоят даже упоминания.

… сокращается расстояние.
Исчезают цивилизации.
Где-то рядом твоё дыхание… ©

Как разительны бывают перемены. Когда-то давно она была другой. Просто… другой. Но настолько другой, что уже толком не помнит, как это: быть кому-то дочерью, сестрой, подругой. Всякий вампир теряет право быть частью общества, принимая вечность. И справедливости ради, надо сказать, что лишь немногие жители ночи мечтают вернуться к прежней жизни. По крайней мере, в первые годы после перерождения. Но все эти слова уже кто-то говорил и нет ничего почётного, в том, чтобы повторять их.
А Сара всегда отличалась самостоятельностью суждений. Поэтому поступала вопреки желаниям отца, говорила вслух то, что «истинные леди» (холёные старшие сестрички) старательно избегали из-за избытка такта (или глупости, в сущности одно и то же). И самое ужасное: она не испытывала и малейших угрызений совести от своих поступков. Как оказалось позже - очень даже оправданно, потому что с каждым годом общество освобождалось от предрассудков. Словно бы ниоткуда появились люди, которых Сара понимала, потому что у них были в точности те же взгляды на мир.
Но даже у них, этих людей «нового образца», имелся один маленький, на первый взгляд совершенно незначительный дефект: они судили о людях, сверяясь с определённым списком «вещей, которые обязательно должны быть». Сара не раз замечала, как резко менялось отношение к бывшим богачам, которым всего-то не посчастливилось внезапно обанкротиться. Оказывается, нужно только лишиться капитала и ты уже за чертой круга. Тебя не ненавидят, не пытаются задеть побольнее (в большинстве своём), ты просто становишься невидимкой. Кто обращает внимание на свою тень по нескольку раз в сутки? Никто…
Наверное, именно это всегда было основной причиной из-за которой Сара ненавидела их всех. Холёных, надушенных людишек, обтянутых в дорогую одежду. Их мир может рухнуть в любой момент, потому что опирается он на уверенность в завтрашнем дне, которой, по сути, не может быть! Банкротство, болезнь, стихийное бедствие, смерть близкого человека, да даже собственная смерть – всё это может случиться с каждым буквально завтра и нет ничего, что могло бы помочь избежать своей судьбы. А народ прячется в квартирах, как будто стены помогут спастись от неизбежного… на самом деле, они лишь защищают от ветра, дождя и снега.
И вот забавный факт: за что Сара ненавидела людей, за то она их и любила. Любила какой-то иррациональной, больной любовью. Но всё-таки… как же можно оставаться равнодушной к такому количеству страсти, пылкости, жизнелюбия и одновременно тотальной жажди смерти? Ведь как они отстаивают своё мнение, как отчаянно ищут выход из тупика, на какие безумства идут из-за банального любопытства…
Вот только как же они борются с соблазнами, что в «Кукольном доме» никогда не бывает пусто? «Разве церковь не учит всех этих мужчин ещё в детстве, что встречаться в полутёмных комнатах с плохими тётями грешно?» - губы брюнетки изогнулись в саркастичной усмешке. Мысль была кощунственной, но разменяв не первый десяток лет, Сара привыкла к таким «гостьям». В конце концов, статус ходячего трупа предоставляет почти такой же разнообразный спектр услуг, как и «Кукольный дом».
Кстати говоря, народу в этот вечер набралось почти рекордное количество. Правда половина попряталась по приват-комнатам (одну из них, Сара только что как раз покинула), так что в главном зале расположилось не так много «гостей». Да, закрытых комнат в «Кукольном доме» было больше чем достаточно, а понадобилось всего-то несколько взмахов волшебной палочкой.
Однако подумать обо всех прелестях обладания магическими способностями Саре не удалось потому, как её внимание привлёк мужчина, раскованно стоявший рядом с Джонни. Она часто видела его здесь, была, естественно, наслышана о щедрости этого клиента, но только сегодня обнаружила на себе его раздевающий взгляд. Сей факт мог означать лишь одно – пришёл её черёд удовлетворить потребности этого волшебника (от магов как-то по-особенному пахло, так что даже если бы он пришёл впервые, Веспер всё равно идентифицировала расовую принадлежность) и на собственном опыте проверить, сколько он готов выложить за хороший танец.
Словом дважды упрашивать Сару не понадобилось потому как, предупреждая знак от Джонни, она тут же медленно направилась в их с гостем сторону. Вампирше было плевать в какую цену Джо оценит её танец (а он мог накинуть столько, сколько ему было угодно), Уитлок знала, что тот мужчина с готовностью выложит за её тело любые деньги…
- Добрый вечер, мальчики. – Ослепительно улыбаясь, промурлыкала она, чуть прижимаясь к гостю. – Я – Веспер. Это значит «Вечерняя звезда». – Склонившись к его левому уху, томно прошептала вампирша. Сара любила это имя, поэтому всегда говорила о нём с особым удовольствием. Пожалуй, это была одна из причин, по которой она без лишних виляний сразу же представилась гостю, хотя в заведении было принято дождаться, пока он первым изъявит желание узнать псевдоним танцовщицы. Что поделаешь, чувства такта она лишилась, кажется, ещё в утробе матери…
- И, похоже, я имею полное право похитить вас… - чуть-чуть склонив голову налево продолжила Сара, не отводя взгляд от лица незнакомца. Он ей даже нравился, этот темноволосый волшебник с умными глазами.
Может быть, поэтому вампирша повела его в свою любимую приват-комнату, где стены были отделаны синим бархатом. Где стоял мягкий, полукруглый диван, обитый нежнейшей кожей, окрашенной в красный цвет и кучей подушек того же цвета, но другой фактуры, на нём. Довольно странное цветовое решение, которое одобряли далеко не все гости, но каким-то волшебным образом оно задело душевные струны где-то в глубине души Сары. Может быть вся «магия» этого места заключалась в очевидной символичности выбранных цветов: кровь и холод, холод и кровь – единственные и вечные спутники Сары на оставшуюся вечность…

 Отправлено: 08.08.11 19:43. Заголовок: Так вот ты какая, зв..

Так вот ты какая, звезда пленительного счастья. Приходишь, обволакиваешь своими длинными и тонкими, как ветви, руками, улыбаешься и манишь за собой, даже не допуская и мысли о том, что от тебя откажутся. Такая самодостаточная, легкая и независимая, что хотелось мгновенно взять ее, стиснуть в пальцах ее тонкую шейку и прижать к стене, чтобы кровь отлила от ее лица, и цвет этой мягкой, до предела натянутой кожи слился с цветом иссиня-белой стены. Но хищный огонек в глазах красавицы не давал этого сделать: она уже расставила все фишки, решив, кто сегодня будет жертвой, а кто - охотником, и Фостеру оставалось только безвольно устремиться вслед за ней.
Он никогда не был жертвой, в особенности эта роль ему претила, когда на него пытались охотиться женщины. Вся эта охота, внешне такая увлекательная, сводилась к попытке усадить Фостера в грубо связанных носках в старое засаленное кресло перед камином и заставить просидеть там двадцать лет к ряду, поэтому Фихте даже не могло льстить подобное внимание - оно было скучным. К тому же, к любой женщине он относился с некоторым предубеждением: нет, он не был шовинистом (он считал всех людей одинаково негодными к жизни), но незримое присутствие одной особы в его жизни заставляло его думать о себе как о несвободном мужчине. Не будучи ничьим мужем или даже постоянным любовником, Фостер все равно встречался с другими женщинами будто втайне, считая себя изменником или того хуже - предателем. Но это было не гадливое ощущение, нет, наоборот - оно несло в себе какую-то толику облегчения, или, если так можно выразиться, освобождения. Так он убегал из-под неусыпного взгляда тех самых строгих глаз, в которые никогда не мог посмотреть так, как ему хотелось бы - сверху вниз, под прямым углом.
Эта девушка не была той примитивной охотницей, которая норовила утащить Фостера в свою уютную пещеру с салфеточками, неряшливо раскиданными по карликовым бесполезным столикам. Она хотела поймать его один раз, обглодать его косточки и оставить одного, чтобы он мог подняться, отряхнуть свои кости, лишившиеся мышц, и прошествовать дальше, чтобы когда-нибудь да быть пойманным кем-нибудь другим для чего-нибудь другого.
- Звездочка моя, будь сегодня моим солнцем, - развязно пробормотал Фостер, сам удивившись тому, насколько неуместным было его сравнение. Какое солнце в этом мрачном, химически подсвеченном месте? Если она внезапно вспыхнет, Фостер ослепнет.
Он проследовал за ней и опустился в то кресло, которое она ему предложила. Он не завороженно, но будто находясь под действием какого-то особого транквилизатора, наблюдал за плавными движениями этой "вечерней звезды", пока та вращалась на его небе, и подумывал, что он просто ударился обо что-то головой, и звездочки сейчас кружат вокруг него, намекая на сотрясение мозга. Он не пытался протягивать руку: он сжал волшебную палочку в левой руке, просто потому, что ему следовало во что-то впиться.
Приглушенный свет и звук, скользящие движения танцовщицы, непонятное ощущение теплого дерева в сухой, почти онемевшей руке, непривычное, душащее чувство от воротника рубашки, непонятный зуд в спине, - будто по ней бегают сотни кровососущих насекомых - вероятно, от непривычного кресла, в которое его уронили, и странная скованность во всем теле, как если бы Фостер уже много выпил и постепенно отходил от этого ощущения. Все это охватывало его странной волной безразличия - как если бы множество ярких красок смешали в одной палитре, превратив этим в сгусток грязного серо-коричневого оттенка. Та часть Фостера, которая в священных писаниях принято называть плотью, возможно и установила контакт с прекрасной танцовщицей, с увлечением наблюдая серыми глазами за ее прекрасными движениями, но то, что там же именовалось душой, а в более рациональных сочинениях - сознанием, беспрестанно соображало, кто оно есть и оно здесь делает, и почему именно оно, и почему именно сейчас.
И сознание украдкой заметило, как тело помимо воли сознания тянет вперед руку - разумеется, это было запрещено правилами.