Отправлено: 31.10.11 20:59. Заголовок: back in the USSR

» Дата и примерное время событий: лето 1979, день
» Локация: госпиталь имени св. Мунго
» Участвующие персонажи: Фостер Фихте, Кристиан Вуйцик
» Краткий сюжет отыгрываемого: после увеселительного путешествия к иродам и мучителям, Фихте, вдоволь наслушавшись собственных сладостных воплей, возвращается, наконец, на Родину

 Отправлено: 31.10.11 21:00. Заголовок: Не склонный к тяжким..

Не склонный к тяжким душевным переживаниям, Кристиан с завидным равнодушием отреагировал на внезапно появившуюся на дороге лужу, часть которой благополучно передислоцировалась в его ботинок. Не унижаясь до глупого подергивания ногой посреди улицы, он горделиво прохлюпал в нужном направлении, задумчиво покачивая на двух пальцах сетку с апельсинами, между которыми незаметно затесалась бутылка отличного, выдержанного Огневиски. Медицина была против, но Вуйцик точно знал – если и есть для здоровья что-то более полезное, чем вовремя вознесенная топору молитва, так это пара-тройка десятков качественных градусов. Чем больше, стало быть, тем полезнее.
Сверкающие на солнце стеклянные двери Мунго прямо-таки раскрылись перед благодушно настроенным Кристианом, как бы напоминая о степени торжественности сегодняшнего дня. Был ли он рад, этот беспринципный переносчик апельсинов и хронического пьянства? О да. Пожалуй, с подходящим аккомпанементом – что-нибудь шестиструнное подошло бы отлично – он бы даже спел.
Но, как вы понимаете, если вдруг выпадет такой день, в который все складывается удачно – наверняка ты вечером умрешь. Пока что Вуйцику везло, фатум (или, чаще, лень) срубал на корню большинство его благих начинаний, так что бояться было нечего. Вот и сейчас, встревоженный и слишком растрепанный для естественного вида молодой колдомедик ни в какую не желал пускать его в палату. Жестикулировал он при этом так яро, как будто нарочно надеялся попасть Кристиану в глаз и тем самым поставить в споре жирную точку.
Потратив на спор порядка пятнадцати драгоценных минут, – драгоценными считались все минуты, проведенные не на работе, – он драматично вздохнул и, отодвинув в сторону лохматого Чарли и его жестикуляцию, при помощи который можно было, пожалуй, взлететь, вошел и закрыл за собой дверь.
Пожалуй, будь на его месте Мариан, она бы расплакалась, глядя на Фихте, которого, судя по его состоянию, швыряли в разные стороны, как консервную банку. Выглядел он, в принципе, приблизительно так же. Вот Мариан – расплакалась бы, но Кристиан, он нет. Железные нервы аврора – это вам не шутки, знаете ли!
– Фостерр, у вас соффсем нет совести! – подражая угловато-рычащему немецкому акценту, проартикулировал он. – Оставил бы хоть записку, ну там: «Кристиан, ухожу в плен, к обеду не жди. С любовью, Эф».
И, смахнув скупую мужскую слезу, мужчина приподнял полы мантии и сел на край кровати, водрузив рядом с собой незаметную бутылку, художественно обрамленную большими оранжевыми апельсинами.

 Отправлено: 31.10.11 23:45. Заголовок: Когда любопытные дяд..

Когда любопытные дяди и тети спрашивали у маленького Фостера, кем он хочет стать, он беззастенчиво отвечал, что неважно, кем, лишь бы иметь отдельную комнату и чтобы можно было целый день валяться в кровати, ничего не делая. Жизнь прошла, мечты сбылись, только удовлетворения от этого не было никакого, потому что стоило пожелать не только вселенского покоя, но и чтобы шило из задницы кто-нибудь вытащил. Потому что с этим самым шилом было очень печально валяться на плотных белых простынках, которые меняли заботливые магсестры и созерцать потолок, на котором даже не было никаких разводов, чтобы пациенты ненароком не занялись самодиагностикой по Фрейду. Скучно было невероятно: целители уверяли, что он, возможно, присмерти, но ни он сам, ни они, об этом не подозревают, и поэтому то и дело выдергивали его на какие-нибудь отвратительные процедуры, чтобы обнаружить в организме Фостера эту самую мифическую присмерть. Наверняка эти душки в белых мантиях были уверены, что Пожиратели подвергли его одновременно заклятию Империус и лоботомии, чтобы наверняка, и высверлили его кости изнутри и сделали из них тайник для своих секретных бумаг.
Дабы не возводить напраслину на целителей, стоит сказать, что чувствовал себя Фостер сообразно гуманитарной программе, развернувшейся вокруг него. Виданное ли дело, валяться в госпитале без постоянной подпитки волшебным супер-снадобьем, бутыль с которым все еще пылилась в недрах его мантии, которую с него сняли тут же по прибытии. Фостер надеялся, что хранители вещей были гуманно безответственны и не стали выкидывать подозрительный пузырек, потому что восстановить эту субстанцию по запаху не смог бы даже он. То непонятное существо, больше всего напоминавшее неудачную помесь дементора и лепрекона, которая смотрела на Фостера из зеркала, он зарекся считать своим отражением до тех пор, пока оно не поимеет совесть и не перестанет быть настолько синим, исцарапанным и несчастным. Разговоры с собой о вечном Фихте тоже решил отложить до лучших времен, чтобы обрадованные целители не поймали его на горяченьком и не отправили к мозгоправам; тем более ему вроде как было с кем поговорить. У двери его палаты стабильно толпились соболезнующие, которые были до того счастливы сообщить Фостеру о том, что он выглядит "просто ужасно", и что они "уже считали его погибшим", что дверной проем сам собой разваливался от их непомерного желания соблюсти магический истеблишмент. Иногда среди этих сочувствующих даже проявлялись знакомые лица, иногда эти лица пробивались к нему, волоча за собой тела целиком, иногда эти тела даже садились возле его кровати и начинали что-то весело рассказывать о том, как Фостер чуть не погиб, будто бы знали об этом больше его самого. Все закончилось тем, что к нему перестали пускать посторонних людей с улицы - одного дня непрерывного паломничества Фихте и целителям хватило с лихвой. Теперь в его скорбную юдоль просачивались только самые нужные, вот, например, Вуйцик. И если появление старого приятеля Фостера радовало, что давняя привычка звать всех по фамилии превращала его визит в настоящее издевательство, потому что с довольно знатно пошкрябанной челюстью его странную фамилию (и в мирное время доставлявшую Фостеру немало хлопот) выговорить было просто невозможно.
- Хм, кого я вижу, - лениво отозвался Фостер, пытаясь на глаз прикинуть, будет ли Кристиан высказывать ему соболезнования, или же еще не совсем потерян для мира. - Надеюсь, в сумке не тот обед, на который я так сильно опоздал? А то, знаешь ли, кулинарных изысков мне хватило на сто лет вперед.
Краем глаза он уже заметил, что Вуйцик, как всегда, тщательно подготовился к визиту и принес правильные дары, и на этом же и успокоился. Не хватало еще оглашать окрестности радостным криком "огневиииииски!", чтобы на звуковой сигнал слетелись все колдомедики и алкоголики, пытаясь сообразить, то ли у них галлюцинации по типу "мираж", то ли господин Фихте все-таки настолько болен, насколько им хочется, и его можно без зазрения совести вскрывать.

 Отправлено: 01.11.11 20:41. Заголовок: Тяготы и лишения. Им..

Тяготы и лишения. Именно так, беспочвенным тезисом. Тяготы и лишения – это как раз те вещи, о которых Кристиан не знал ровным счетом ничего. Как только кто-то в радиусе полумили заикался о тяготах и лишениях, он моментально затыкал уши и прятался в самое надежное место. Самое надежное место, на самом деле, не было таким уж прямо местом, его дислокация напрямую зависела от степени удаленности от говорящих непотребное и, одновременно, степени близости к чему-нибудь расслабляющему. Бутылке старого доброго огневиски (пора уже, оригинальности ради, переходить на огнеспирт), массажу, излюбленной игре «загоняй стажера аврориата до полусмерти».
Не в том смысле, что все сорок три года жизни поляка больше напоминали огромный белоснежный свадебный торт, перетянутый парой блестящих розовых ленточек и увенчанный, чего уж мелочиться, целым вишневым деревом – а ведь могли бы! Но нет. Просто до удивительных масштабов развитая способность приспосабливаться к любой обстановке и любым условиям делала все, цитата, тяготы и лишения, конец цитаты, не такими уж тяготными и лишенческими. Нет, он искренне, прямо до глубины души любил, когда его жалеют и вообще всячески оказывают ему знаки внимания как особо страдающему, но по большому счету, никаких глубинных страданий у него не было.
И кроме того, считал Вуйцик, привыкнуть можно абсолютно ко всему, равно как и обойтись вполне возможно без чего и кого угодно. Так что пока ты жив и у тебя есть хотя бы три из четырех положенных конечностей, все в полном порядке и нечего ныть.
– Тебя кормили деликатесами? И чем же питаются Пожиратели, смерть в винном соусе с яблоком во рту?
Стянув мантию, Кристиан кинул ее на стоящий рядом с кроватью невысокий стул, больше подходящий, пожалуй, для гоблина, чем для человека. Что, интересно, он должен собой символизировать – на посещения имеют право только дети или «Фостер, гринготтский гоблин тебе товарищ!»? И, не будучи любителем кого-либо за что-либо тянуть и предпочитая этому незамедлительный результат, Вуйцик подозрительно глянул на дверь, выудил из заапельсинья бутылку и приложился к ней. Потом, засомневавшись, скосил глаза на Фихте.
– Я должен спросить, сильно ли ты страдаешь, или мы пропустим это и перейдем сразу к рассказу? Учти, мне нужны все подробности, я законспектирую и буду врать внукам.
Возможно, ему стоило хотя бы косвенно упомянуть о Мариан, Фостеру наверняка интересно, кто еще не похоронил его через два месяца отсутствия в министерской столовой. Но почему-то ни одного варианта ловкого вплетения этого в речь ему в голову не приходило. «Отличный огневиски, кстати, Мариан тебя ждала, тридцать пять лет выдержки, представь себе!», вот и весь предел тактичности, на который он был способен. Да и потом, если она все еще не здесь, значит, на то есть какие-то серьезные причины. Вуйцик кашлянул и протянул бутылку Фихте.

 Отправлено: 07.11.11 23:20. Заголовок: Нет, вы только глянь..

Нет, вы только гляньте - столько времени прохлаждался на свободе, да еще и издевается! Будь Фихте чуть посильнее, он бы запер Вуйцика в ближайшем чулане и кормил бы тертой морковью через вентиляцию, чтобы того замучили желудочные муки совести. Хотя, конечно, это было не такое суровое наказание, которое Фостер порывался применить во всему страдающему стаду, как только выйдет отсюда - отлучение от комиссарского тела и невозложение божественной благодати на веки вечные и на остальные части тела. Еще чего вздумали, его, Фостера, хоронить! Он аврор, а авроры, как правило, не умирают в своих постельках. Ну, если, конечно, их там не убьет какой-нибудь притаившийся темный волшебник, хотя обычно реакция у них дай Мерлин, и волшебнику этому нужно трижды подумать, прежде чем пытаться убить аврора во сне. Вот и Фостер спал чутко - даже слишком чутко, поэтому если кто-то шептался возле его кровати, размышляя, упомянут ли его в завещании, Фихте его сразу же вычеркивал. Разумеется, мысленно, потому что ни один здравомыслящий выздоравливающий не будет писать завещания, чтобы не превратиться в поздно спохватившегося умирающего.
- Твое счастье, Вуйцик, что я не могу дотянуться до своей волшебной палочки, а не то бы ты сейчас познакомился с моими кулинарными талантами лично, - недовольно проворчал Фостер. Волновало его, конечно же, не обострившееся внимание приятеля к его меню, а отсутствие палочки в зоне досягаемости. Вдруг это не Вуйцик вовсе, а какой-нибудь наглотавшийся его волос и ногтей Пожиратель, который пришел убивать Фостера за то, что он украл у них рецепт божественного эликсира. Ну да, поистине божественного. Настолько божественного, что хочется выпить его весь и еще три недели валяться под кроватью, пытаясь сообразить, сколько у тебя пальцев на руке и какие из них еще не превратились во флоббер-червей.
- Можешь спросить, но перед этим обязательно сделай книксен. И подумай, что сказать. И пока думаешь, тоже делаешь книксен - это экономит время, - Фостер все еще продолжал ворчать; быть больным он не любил, но свое законное право на плохое настроение уступать не собирался. Неизвестно, был ли этот славянский злоупотребитель спиртным и апельсинами знаком с известной детской книжкой по маленькую девочку и большую и вредную черную королеву, но если он собирался заводить внуков на территории Британии, пора бы было и ознакомиться. Не все же истории про Фихте рассказывать, они тоже когда-нибудь закончатся.
- Я не буду говорить без моего адвоката или рюмки Огневиски. Выбирай, что тебе не жалко. И тогда, может быть, я и расскажу тебе что-нибудь, - ухмыльнулся Фостер. Он, в конце концов, хоть и не при смерти, но ленив до невероятности, чтобы сам себе наливать, лежа на больничной койке. Эх, была бы здесь Мариан... впрочем, чего уж о ней говорить: она, кажется, и вовсе Фостером не интересуется (действительно, спас жизнь и ладно, вышел в расход, так сказать), а если бы и была здесь, то все равно бы отняла бутылку и вылила в ближайшую бегонию. Ну, или любой другой куст, который бы ее аврорское высочество решила бы облагодетельствовать. Эта женщина, видимо, думала держать его на коротком поводке, а сейчас решила, что умирающий аврор ей не нужен. Хоть в чем-то от этих Пожирателей есть польза.

 Отправлено: 08.11.11 00:39. Заголовок: Счастье Вуйцика, впр..

Счастье Вуйцика, впрочем, заключалось в совершенно других вещах. Для Фихте и его без того пока не восстановившейся самооценки это все еще был секрет, но на самом-то деле, кулинарные таланты Фостера не просто не пугали, но даже не нервировали. После тех чудес, которыми его буквально позавчера вечером накормили на собственной же кухне (вследствие чего он и пришел в Мунго только сегодня), удивить его было нечем. А учитывая, что еду из воздуха не возьмешь, максимум возможностей Фихте – суп из стенопродуктов с простынными булочками. Щедро сдобренный апельсинами, понятное дело.
– Завтрак в постель – это неплохо, даже если в твою, но поразишь как-нибудь потом. И кстати да, где твоя палочка? Я-то думаю, почему ты все еще здесь.
И на самом деле, он действительно уже об этом задумывался, потому что Фостер в пределах чего-нибудь небольшого и несамодостаточного в его представлении.. нет, он, пожалуй, такого не мог представить. Потому что стоило только начать, как этот самый Фостер находился уже снаружи, злой, с синяком под левым глазом и нанизывающий на нитку внутренние органы врагов, чтобы сделать модные бусы. И еще очень интересно, откуда в вуйциковской голове взялись эти странные варварские ассоциации.
Тем временем, Фихте начал какие-то болезненные фантазии двухсотлетней выдержки. В общем и целом, ничего необычного, но на время пребывания в госпитали от них лучше было воздержаться. Или, возможно, он опять цитировал что-нибудь маггловское, это было в магическом мире универсальным способом выпендриться и продемонстрировать заоблачный уровень собственной эрудиции. Впрочем, возможно, это действительно было интересно, хотя бы местами, но эта ниша уже была занята Фостером, а самооценка не позволяла Кристиану заниматься всяким мейнстримом.
– Заканчивай со своей маггловской чепухой и здоровей активнее, мы не справляемся без тебя в отделе. Новенькая принесла целую коробку печенья, не можем доесть уже третий день. Без тебя никак.
Находясь в слишком благодушном настроении, Вуйцик моментально, на рефлекторном уровне, начинал раздумывать, чем бы ему понедовольствовать сегодня. Потому что когда все хорошо – это, сами понимаете, скучно. Нужно обязательно во что-нибудь ткнуть и сказать, что это никуда не годится, и тогда мир заиграет новыми красками. Вот и сейчас все становилось слишком уж трогательно. Несуществующие слезы умиления Мариан уже буквально затопили их обоих вместе с ушами и планкой эго, а это не так просто.
– Для тебя мне не жалко ничего – особенно, конечно, адвоката. Нашинковать или фаршированный сойдет?
Кристиан оглядел прикроватную тумбочку и, обнаружив на ней стакан для воды, которой полагалось запивать лекарства, пожал плечами и потянулся за ним, не увидев никакой другой емкости, которую можно было бы хоть немного сравнить с рюмкой. Заглянул внутрь и даже перевернул на всякий случай, чтобы убедиться, что бесценный напиток из тех запасов, которыми обычно делятся только с очень выгодными гостями, шесть раз предварительно сообщив, на сколько лет бутылка была забыта в погребе, не будет нечаянно смешан с проделками темных сил – внезапной водой в стакане, например. Наконец, совершив все необходимые приготовления, он вручил Фостеру наполненный стакан.
– За твое выздоровление, ясное дело, – сообщил он и, торжественно коснувшись бутылкой стакана Фихте, сделал пару глотков из горла и поморщился. – Все, жертвоприношение совершено. Давай свой душераздирающий рассказ. И мораль, не забудь мораль, без нее не пойдет.