Marauders.Rebirth

цитата:

I. «Опасная пилорама».
действующие лица: кэт персон, дог персонс;
что: о праведном гневе и котятках.

Только один вопрос разрывал разум и чувства одной загадочной женщины в самом расцвете сил, чье лицо было надежно скрыто под широким капюшоном. Как? Как эта стерва могла с ней так поступить? С ней, единственной верной и преданной, любящей нежно и абсолютно, принимающей без вопросов и претензий совершенно в любой весовой категории и даже с усами, что можно углядеть при правильном освещении. Она, которая была всегда рядом: и в радости и в горе, грозилась быть преданной, попранной и потоптанной. Да что там. Берите больше! Унизительно забытой, словно и не существовало никогда той близости духовной, достойной воспевания в романах и поистине оправдывающей самим лишь фактом своего существования все гнусные россказни и домыслы из уст завистников. И это после всего того, что им довелось пережить вместе. Что ей конкретно довелось пережить, переплетя свою судьбу с этой неблагодарной и положив к её ногам свою гордость. Да, она не скрывала: она ужасная эгоистка, не зря её в свое время железно распределили на факультет всех снобных гадов, лицемерных жлобов и честолюбивых негодяев - Слизерин; однако же пусть только кто попробует поставить ей в упрек, будто бы не ставила она порой превыше собственных амбиции той, чье имя она не хочет произносить даже мысленно в данную минуту. С какой самоотверженностью бросала она дела насущные и неслась на всех парах - вот как сейчас - по первому зову, несмотря на утомляющий зной или, напротив, леденящие порывы жестокого ветра, а также прочие капризы погоды; а иной раз и вовсе и безо всякого приглашения - просто потому что тревожно как-то до жути становилось, и она не могла, нет, совершенно не могла быть спокойной, если не удостоверится, что все в порядке. Она, та, которая могла ругаться и обзывать беззлобно, обижаться по мелочам, но всегда стоявшая горой и не отступавшая - не потому ли, что ей так нравилось думать, будто бы в ней нуждаются, будто бы она такая одна? Вспомнить хотя бы тот случай, когда та, другая, в результате небольшого несчастного случая, не побоимся этого выражения, впала в детство на пару недель и стала совершенно беспомощна - наша героиня не поддалась всеобщему смятению, нет, она не потеряла голову, как другие; она прекрасно помнит то чувство невероятной ответственности перед их, опять же, не побоимся такого громогласного выражения, серьезными отношениями, а взяла это маленькое, захлебывающееся в испуганных рыданиях создание на руки и успокоила. Потому что кто, как не она, смог бы так поступить? Кто смог бы это сделать лучше неё? Только она. Та, которая не гнушалась менять пеленки - в отличии от впавших в легкую прострацию братьев персоны, и остававшейся пускай и невозмутимой, но откровенно понимающим собеседником в суровый период второго по счету на её памяти взрывоопасного подросткового периода все той же персоны, чье имя так и хочется гневно выкрикнуть, но наша героиня сдерживает себя как может, Мерлин ей в свидетели. Однажды она так уже кричала заветное имя - правда, негодование её было направлено вовсе не на носителя плавного созвучия слогов, а на одну белобрысую девицу - младшую сестру некоторого длинного и носатого идиота, общего знакомого с громкой министерской фамилией, доставшейся по наследству от важной бабушки, но да речь сейчас не о нем, а о его блудливой родственнице, публично посмевшей обозначить их трепетный союз эпитетом «латентный». Еще никогда за всю свою жизнь не ощущала себя настолько оскорбленной, пускай и имела она весьма смутное представление о значении слова сего, ибо не имелось такового в её лексиконе. И так сурово она припечатала силой негодования своего малолетнюю нахалку, у коей молоко еще на губах не обсохло, а она уже смеет в чем-то попрекать умудренных сединами матрон - тем паче, некоей неведомой «латентностью», - что с тех самых пор честь имеет знать: уважительно откланивается, приносит тысячу извинений за крамольные сомнения и безмерно преклоняется перед тем, что героиня нашего повествования и та, другая, являющаяся на данный момент причиной духовного расстройства, признают открыто всю глубину их гармоничного тандема. А все и так прекрасно в курсе, они ведь этого никогда не скрывали, никогда, да! Та, другая, даже участвовала в воспитании сброшенных на хрупкие плечи нашей героини сестрой-кукушкой малолетних племянников, внесла вклад, так сказать, в формирование молодых умов. И неважно даже, что по хозяйству проку от неё мало, сам факт её присутствия и моральной поддержки немало сыграл на руку в вопросе укреплении уз, что и без того были крепки, если учитывать, сколько раз та, другая, держала нашей героине волосы, когда та перебарщивала с борским золотым, и никому не доверяла в такие минуты опеку и защиту над нашей прекрасной нынче в гневе дамой. И никогда не осуждала утром - вот главное качество, пожалуй, её, и за это вот точно когда-то давно эта, что несется неумолимо вперед, поклялась, что ни за что не променяет ни на кого другого. Даже за сто тысяч миллиардов золотых. То есть, конечно, если ей предложат такие деньжищи, то она, безусловно, сделает вид, будто бы променяла. Но как только заполучит деньги по факту, то они вместе с той другой моментально сбегут куда-нибудь в Бразилию или даже в Австралию и станут жить душа в душу в вилле у моря, пить ром и закусывать кокосами и ананасами. И у них будет свой персональный шеф-повар, который будет готовить всевозможные блюда из курицы, а также лазанью. Та, другая, ужасно любит курицу и лазанью, наша героиня же является сиамским близнецом, поэтому она тоже любит и курицу, и лазанью, хотя до знакомства относилась к ним без особого энтузиазма. Вот что значит беспрекословная самоотдача! Вот что значат чистые чувства - это когда ты становишься единым существом, учишься думать и смотреть как тот, другой, и незаметно перенимаешь от него некоторые черты, становишься буквально другим человеком. Жертвуешь в некоторых моментах, когда того требует ситуация. И да, наша героиня, конечно, знала, что имеются за ней вещи, которыми можно стрельнуть в глаза, но да какой святой не без искушения?
А что получила в ответ? Пускай то еще не совсем измена, пускай смеются ей в лицо и говорят о накрученности, надуманности, критических днях и обострившейся мнительности; но уж её-то не проведешь, она-то знает: дьявол всегда кроется в мелочах. Да, рациональная часть её понимает: та, другая, принимает все гораздо проще. Для той, другой, все это словно выпить чашечку эрл-грея в гостях и уйти домой, потеряв всякий интерес. Так оно, собственно, и есть. Всего лишь чашечка эрл-грея, на которую её соизволила пригласить некая третья в обиход нашей героини - и тем образом словно плюнула на устоявшиеся основы, словно показала, будто бы она чихать на это хотела. Буквально сделала это свое мерзостное «кхе-кхе-кхе» и тем самым подчеркнула: она не воспринимает нашу героиню и ту, другую, за один целый и абсолютный организм; она выделяет только одну часть за самостоятельную и наделяет её какой-то важностью. А наша героиня - это так, некое златокудрое и жутко сварливое дополнение, без присутствия оного можно обойтись вполне. Наша героиня расценивала сложившуюся ситуацию следующим образом: эта третья, по всей видимости, думает, будто бы сможет потеснить и вытеснить прочь это самое сварливое «дополнение», а затем и занять место сие. Эта третья наверняка имеет наглость рассуждать, будто бы наша героиня теряет хватку и окончательно обмякла после пронесшейся вести, что довольно-таки скоро она станет бабушкой. Будто бы её ясные глаза закрыла пелена экзистенциального ужаса и восторженного отупения перед грядущей поправкой в социальном статусе. И что эта третья воспользуется благополучным, как ей кажется, моментом, и прикарманит своими загребущими обезьяньими ручонками то, что лелеяла для себя годами наша героиня. Она, между прочим, своими собственными руками откопала средь хаффлпаффской свалки этот драгоценный кусок то ли золота, то ли говна - это уже кому как ближе сравнение; однако, она с ним сроднилась и свыклась, и просто так отдавать не собиралась в чужие руки. Тоже мне, раскатала губу на все готовенькое.
Долорес Амбридж - просто дрянь какая-то розовая: совсем не замечательная и к тому же - дура, - заискрилась новыми волнами холодного презрения Мафалда Хопкирк, сворачивая к цитадели блевотной отныне и вовеки веков жеманности с розовой черепицей, в которой она намеревалась устроить диверсию. Она пока еще не знала, какую конкретно. Но она была мастером импровизации. Спонтанного хаоса и ревнивой истерии. Она...
- Мафалда, - совершенно овечьим голосом проблеяла Боунс, ласточкой решив спикировать, видимо, в порыве младенческого рефлекса в поисках защиты на ручки. Но, самую малость позабыв о своих возрастной и весовой категориях, совершила некоторую ошибку в своих расчетах. Очень Мафалде было, прямо скажем, некомфортно возлежать на холодной земле с упирающейся корягой в бок, и первые несколько секунд её так и подмывало спихнуть с себя эту предательскую тушу с себя и сказать что-нибудь очень и очень грубое. Но тут она услышала нечто важное, согревшее ей душу и полившееся медом в уши. - Какое счастье, что ты здесь! Я чуть не умерла! Это какой-то ужас... - просипела Боунс и слезливо шмыгнула носом прямо в ухо Хопкирк. Злость Мафалды как рукой сняло. Ну, то есть злость Мафалды на Боунс сняло, а вот Долорес Амбридж она придушит! Прямо возьмет и придушит её - Хопкирк поняла это, только взглянув в покрасневшие и наполненные горькими слезами глаза, да. Говнятина цвета фукси такая.
- Что сделала ты, Долорес Амбридж? - вопросила было Хопкирк, врываясь в обитель богомерзкой разлучницы, как тут же осеклась.
О, Боже! Сколько их тут? Двадцать? Тридцать пять? Сорок шесть...?
- Сорок семь кошек? - вырвался из её груди изумленный возглас, когда прямо в раскрытую ладонь ей шлепнулся откуда-то с люстры черный мохнатый комок шерсти. - Долорес, ты серьезно? Ты это серьезно? - брезгливо дернулись крылья носа, услышав доносящийся от кресла букет кошачьих благовоний.
- С этим надо что-то делать, - прогундосила замаячившая позади Хопкирк Боунс и снова уткнулась носом в плечо блондинки - оно всяко-разно вкуснее пахнет. Амелия прямо-таки предчувствовала, как у неё медленно, но верно развивается отек Квинке на фоне общей аллергии на кошек. Не то, чтобы она осуждала Долорес - у каждого свои причуды, но... Все дело в том, что они с Мафалдой были dog-person, однако даже они догадывались, что сорок семь - перебор.