Отправлено: 17.11.11 13:30. Заголовок: [cause we are your friends]

» Patchouli Vablatsky, Jonah Stump, Sybill Trelawney and Co
» Любовь – лекарство, от которого надо уметь отказаться ц. слоган не того фильма оО" в общем, сумбурно.

 Отправлено: 17.11.11 13:32. Заголовок: Весна. Туалет. Сам..

Весна.

Туалет. Самый обыкновенный среднестатистический туалет, каких, наверное, миллиарды по всей Англии. Это самое излюбленное место студентов и не только. Начать хотя можно с того, что это не только «место для удовлетворения первичных потребностей», как гласит определение по уставу над дверью, а самый настоящий храм сплетен и слухов, возникающих, кстати говоря, порой задолго до причин, которые со временем рыбками-прилипалами будут сопутствовать брошенной утке. Стайки девушек, собирающихся здесь украдкой обсудить суровых парней и томно повздыхать об оных или похихикать над очередным ботаником, что такой неуклюжий и - признаться стыдно! - такой милашка в самом деле. Каждый, на самом деле, студент был молекулой одной большой взаимосвязанной между собой системы «хищник - жертва». В которой жертва есть тот самый несчастный, обреченный на извечное перешептывание, а так же странный ритуал, придуманный особо прозорливыми и оригинальными студентами. А именно: просверлить взглядом, словно сканирующим тебя с четкостью до цвета носков на тебе, отбежать на условно-безопасное расстояние в пределах видимости, мерзко похихикать, снова отбежать и так далее. Заброшенный туалет пускай давно уже и не функционировал, но всегда был готов раскрыть свои объятия и принимать новых и новых гостей. И выслушивать все новые и новые истории. Стены, к сожалению, говорить не умеют. А то бы поведали самый позорные излияния Пачули Ваблатски, которые она позже, если внезапно вспоминала, то содрогалась и про себя называла “соплями”.
«Мне сегодня такой страшный сон приснился, Сибилла», - рыдает темноволосая второкурсница, утирая ладошками. - «Как раз с четверга на пятницу. Вещий!»

цитата:

- Молилась ли ты на ночь, Дездемона? - шипит он, приникнув к маленькому ушку, сжимая тонкое запястье хваткой Цербера. Не вырвется, не убежит. Красная полоска под носом снова растягивается в жеманную улыбочку. Пачули хлопает ресницами, взглядом рикошетит его широкую грудь и ласково щебечет: - Нет, погоди, Отелло, не души, дай напоследок крем-брюле откушать. Смажь руки детским кремом, не спеши, вся ночь ведь впереди - потом задушишь! И сильные черные пальцы, точно вымазанные в гуталине, смыкаются со сладострастием на её бледной шее, и она хрипит тюленем, и глаза её лезут бешено из орбит, и безвольно её руки пытаются разодрать грудную клетку, и меркнет свет, и…

«И я проснулась!» - Оканчивает рассказ свой Ваблатски и полными слез глазами смотрит на подругу. - «Теперь во мне развилась фобия. Когда я вижу Линкольна Томаса в коридорах, мне приходится сворачивать до бесконечности, чтобы не дай Мерлин не встретиться с ним!»
«Я тебя прекрасно понимаю, дорогая», - мягко говорит Сибилла и гладит Пачули по плечу. Ей в ночь с четверга на пятницу тоже снился аналогичный сон, только с участием слизеринки по имени Аврора, которой она вылила ведро воды на голову, когда та надумала попеть серенады под окнами местному Аполлону. Только у Сибиллы никаких фобий на утро не оказалось ненужным грузом. И она с наглой физиономией продолжала проходить мимо старшекурсницы. И даже иногда говорила «о, ты глянь, это ж эта!» и, дергая подбородком в сторону слизеринки, расплывалась в злорадной улыбке. И ручкой махала в знак приветствия и голосила «love me, love tender, baby», от чего неизменно находящаяся рядом Пачули краснела, как рак, кашляла и вообще делала вид, что она не знает, кто эта блондинка.

***
«Стамп», - неуверенно обращаюсь я к одной из Стамп, которая мистическим образом умудрилась утроиться. Я решила разговаривать с той, которая посередине. - «Стамп, тебе не кажется, что пахнет чем-то паленым?»
Все три Джоны Стамп принюхались и утвердительно качнули головой. Мы чувствовали, как в воздухе накаливается напряжение.
«Девочки, берем задницы в руки и сваливаем», - хихикает непонятно откуда взявшаяся Сибилла и первая берет деру от теплиц. Вы только никому не говорите, но это мы спалили теплицу номер три весной 1972. Мы с Джоной поддались дурному влиянию и, вместо того, чтобы залить все aquamenti, поскакали следом за овцой.

***
«Трелони, нет», - слабым голосом блеяла Ваблатски, хватаясь за сердце и закатывая глаза. - «Трелони, пойди немедленно переоденься, ты же волшебница».
«Да ни за что», - невозмутимо отвечает Трелони и мелькает своей клетчатой рубашкой за спиной Стамп, как за спасательным редутом. - «Я что, зря почти год маскировалась под стрекозу? Обойдешься, я не дам тебе сорвать мой гениальный план “как пить в три горла в Хогсмиде и остаться неопознанной”. И вообще, я тебе отвечаю, лет через двадцать так все ходить будут, это будет мейнстрим, но я навеки останусь первой. Я и Джеймс Поттер, который не уступает мне в размере очков и клетки. Когда-нибудь я встречусь с его сыном и расскажу ему, кто вообще задал моду».

***
«Дамы, позвольте вам представить космическую богиню всего Хогвартса, рейнкарнацию Циолковского, Николая Коперника в юбке и просто отраду души моей Марьен Милн», - с видом фокусника, вытаскивающего из шляпы кролика, Трелони вытаскивает из толпы спокойно проплывающих по улице студентов фигуристую такую брюнеточку с выразительными глазками цвета небесной лазури.
«Сибилла, фу», - шиплю я ненормальной, - «прекрати приставать к девочкам, веди себя прилично».
Клетчатая смотрит на меня, как на кусок… Как на кусок экскремента, вот мне тут подсказывает Стамп, и вертит пальцем еще у виска.
«Это, Марьен, Пачули. Она – яркий представитель социофобов, родилась под звездой колхоза “Красные Дни Крупской” и знает пятьсот разновидностей удобрений», - представляет меня девушке та, на которой самой клетки ставить уже негде, а я даже сказать ничего не могу, только соплю шумно, потому что я действительно знаю пятьсот разновидностей удобрений.

***
«Стамп, опасность!» - Еле лыком ворочая, Трелони хватает Стамп мертвой хваткой и солдатиком уваливается в кусты.
«Добрый вечер, профессор МакГонагалл», - моментально протрезвев, здороваюсь я с Гранд-дамой. Гранд-дама смеривает меня полным порицания взглядом, ноздри её тонкого аристократического носа грозно раздуваются, вдыхая в себя пары элитарных напитков, которыми от меня разит за километр, но я на всякий случай притягиваю к себе ветку акации и томительно смотрю вдаль с самым невинным видом.
«А это не ноги мисс Стамп и мисс Трелони торчат под кустами?» - Весьма прозорливо отмечает Гранд-дама, и я понимаю, что я на измене, на измене!
«Нет, ну что вы!» - Как можно убедительнее отвечаю ей и шаловливо машу ручкой с какацией, чуть по носу уважаемой женщине не заехала, между прочим, защищая честь друзей. “Злых духов отгоняла”, - как потом охарактеризует Сибилла. - «Там Харриет Поттер и Сигурни Крэбб возлегают», - я понижаю свой голос до интимного шепота, - «набираются силы от земли, да».

***
… а затем наши взгляды встретились, и Джона очень кстати засвистела мотив из какого-то магловского фильма в стиле вестерн. Я хрустнула пальцами, готовая в любой момент вытащить сельдерей из кобуры. Она смотрела на меня своим ничего не выражающим лицом, но и у меня не дрогнул ни единый мускул на моем лице. Муха, пролетавшая меж нами, на секунду замерла, а затем стремительно ухнула на пол.
«Тебе лучше убраться отсюда подальше, стерва», - сказала я ей в полной тишине. - «Это наша карманная гадалка», - продолжала уверенно я, взмахом ладони указывая на подтверждение слов своих, мирно посапывающее в позе стоя и засунувшее руку в карман плаща Стамп.
«Я шла навстречу своему бой-френду», - отчеканила стерва и приподняла брови. Я поняла: это вызов, но победитель может быть только один. - «Но на моем пути выросло три безжизненных тела».
«Ну а тебе какое дело, могла бы просто обойти», - приоткрыв один глаз, произносит Трелони и показывает язык.

 Отправлено: 17.11.11 13:32. Заголовок: Лето. - Да вы все и..

Лето.

- Да вы все извращенцы на Слизерине, я посмотрю! - благоговейно затряслась Сибилла. Бросив полный порицания взгляд на краснющего Лисандра и на гнусно хихикающую Булстроуд, размахивающую по ветру нацепленными на палочку шортами Лисандра, наша девочка из отряда птичек-невеличек выпорхнула прочь. Впрочем, не забыв по праву старшей поучительно помахать пальчиком перед лицом прекрасной девы Флоренс и назидательным тоном прощебетать:
- Береги яйца. В них сосредоточено твое будущее, между прочим.

***
- В чем дело-то, Пачули?
Собственно, тот же самый вопрос слетает и с уст мисс Трелони, как-то незаметно объявившейся в дверях. И в этом порыве они едины, их взгляды устремлены совсем, совсем не сговариваясь, на круглую генеральскую голову мисс Ваблатски, и из этого несколько затянувшегося молчания их вырывает возмущенный возглас управляющего кафе:
- Эй! В лифчиках нельзя!
Официант тыкает пальцем в длинный ряд наклеек на двери. Трелони смеряет управляющего долгим-долгим взглядом, прежде чем брови её взлетели, и сама она не произнесла тоном, словно точно из холодильника:
- Я могу и снять. Но последствия! За последствия отвечать будете вы!
И, кинув внимательнейший взгляд на подругу, а затем обещающий не менее, чем адскую и мучительную смерть, если он хоть чем-нибудь обидит дражайшую Пачули, мерзкому запудривателю мозгов, мисс Трелони все-таки царственной походкой удалилась. Не забыв, впрочем, громко хлопнуть дверью и пробурчать на прощание «была бы здесь моя милая Джона».

***
- Любовь – это сплошная сказочка. Все, на самом деле, страшно пошло.
Она нацепила круглые очки и считает себя Жан-Полем Сартром. А Джона убрала из своего лексикона слово “дерьмо” и заменила его “экскрементом”. А я стала носить вместо красного бантика на голове черный. Тем самым мы показываем, что мы уже взрослые. И вообще проявляем себя, как личности.

***
Романа мы всегда называли на французский манер Рома. С ударением на последний слог. Сейчас уже и не проследишь, кто первым его так назвал, но, смотрите-ка, прижилось.
«Рома», - в первый же день знакомства висла на шее Сибилла и умиленно щурила глаза. Он был в клетке, она была в клетке – у меня начинало потихоньку рябить в глазах. “Это мое Альтер-эго”, - втирала мне час назад усиленно овца про кого-то дерзкого, необузданного и хама. А потом потребовала смириться и в качестве акта показательной дерзости пальцем подцепила крем с моего пирожного и дунула через трубочку в стакан Джоны, подняв пузыри. Получив пару разу в лоб, он разобиделась и, обозвав нас со Стамп пейзанками, эгоистично заграбастала единственного мужика. – «Как же я тебя люблю!»
Эй-эй, это было слишком храбро. Стамп ненавязчиво так покашляла.
«У тебя аж три буквы в имени сходятся», - мечтательно протянула она. Мы со Стамп деликатно отвели глаза в стороны и сделали вид, что мы ничего не слышали.

 Отправлено: 17.11.11 13:33. Заголовок: Осень. «Батюшки, во..

Осень.

«Батюшки, во что ты вырядилась?» - срывается с моих губ невольный возглас, когда петляющей походочкой Сибилла вырулила из-за угла и сверкнула щербатой улыбкой в нашу сторону приветственно. И да, кстати, почему щербатая? Куда делся зуб по правому краю нижней челюсти? Я не знаю, с чего бы начать, а посему таращу глаза на узенькие потертые брючки, свободную клетчатую рубашку, большущие очки на пол-лица в тоненькой черной оправе и растрепанные волосы.
«Сибилла», - неожиданно серьезным тоном обращается к ней Джона и с видом главы итальянской мафии откидывается вальяжно на спинку стула и бросает внимательный взгляд на усаживающуюся напротив Трелони. Хотя меня гложут сомнения, Трелони ли это вообще. Я даже приняла на грудь для верности. А Джона, между тем, вновь заговорила, важно раздувая щеки. - «Ответь мне, только честно, это ты Отвертка Билл?»
«Какая отвертка, о чем ты толкуешь?» - Брякнула я, немного отойдя от первой волны потрясения, блаженная как раз открыла рот, а я её перебила. А чтобы рот зазря не простаивал открытым, она туда засунула крекер и принялась энергично пережевывать, не отрывая насмешливого взгляда от Стамп. - «Ты её еще розеткой назови», - блеснула я познаниями в магловской технике, за что внезапно получила чувствительный пинок под столом.
«Я не розетка, чтобы в меня совать пальцы!» - Сделав великое усилие и проглотив, возмущенно перекрикивает шум и гам в пабе Это Не Пойми Что.
«Где ты зуб посеяла, позволь тебя спросить?» - Дотошно выпытывала я, прикрывая рот ладошкой Стамп, которая как раз жаждала повторить свой бессмысленный и беспощадный вопрос и получить на него ответ. Сибилла засовывает еще один крекер в рот и пожимает плечами. Ага, конечно, не разговаривает она с набитым ртом! Джона, тем временем, оттащила мою ладонь от своего лица и, положив локти на стол, придвинулась едва ли не впритык к Трелони. «Скажи мне», - супит она брови, и Сибилле вновь приходится делать усилие и проглатывать.
«Я совершеннолетняя», - отчеканивает она, и тоже надвигается на Джону. Я даже могу разглядеть в полумраке, как кончики носов у обеих становятся чуть приплюснутыми, когда они упираются друг в друга. - «И я могу делать то, что я хочу».
Я, честно, вообще ни в зуб ногой, о чем они лопочут меж собой, но меня начинают обуревать догадки, когда Джона отшатывается от Сибиллы и закрывает ладонями лицо, сдавленно говоря: «о, горе мне! И я пила с ней столько вечеров!»
Я только хотела переспросить насчет зуба и когда она пойдет в больницу лепить его обратно, как Джона резко всплеснула руками и с надрывом сказала: «понимаешь ли ты, что то, что ты сделала, причинило боль человеку? Сколько слез было пролито? Ты получила по заслугам, но я тебя не порицаю, брат, и прощаю, потому что друзей надо любить со всеми их недостатками и понимать их».
«Да ничего я не получала», - наморщила лоб Сибилла, вытаскивая из нагрудного кармашка пакетик с зубом и размахивая им у себя перед лицом. - «Это я неудачно чихнула над спинкой стула, когда хотела поднять с пола свои носки». – Она дотрагивается пальцем до красной болячки на нижней губе и с трагизмом обратила вновь взор свой к Джоне. - «Но я раскаиваюсь. Давай же обнимемся, душа моя, и не дадим никому встать меж нашей дружбы».
И они обе поднялись со своих мест и сцепились друг с другом. И мне пришлось увалиться спиной на стол, чтоб лечь под этот импровизированный “мостик”, ну и…
«Услышьте меня!» - Отчаянно взывала я к ним, и капали мне их слезы на лицо. - «Что происходит? Объясните мне, я не понимаю. Почему ты так странно одета? Мне принесут когда-нибудь мой коктейль или нет?»
«Ну, это днем я гадалка, а вечером я богемно провожу время», - брякнула стерва и расплылась в довольной улыбке.
«Да она…» - прогудела сверху Джона, но Черте Что цыкнула «будет тебе!» и нахмурилась. Мои жуки наконец-то расцепились, расселись по местам, я тоже сползла за свой стульчик, и Сибилла взяла меня за руку, проникновенно заглядывая мне в глаза. «Ну, все», - думаю, - «сейчас мне откроется истина». И на всякий случай вспомнила, в каком кармане в сумке у меня лежит пачка носовых платков.
«Я не хочу ранить твою хрупкую детскую психику…»
Я аж задохнулась от возмущения. Да, задохнулась и даже закашлялась. Особенно когда услышала у себя над ухом хмыканье Стамп.

***
«А когда меня спрашивают, почему я не позвонила, то отвечаю, что не умею пользоваться телефоном, и вообще понятия не имею, что это такое», - заливалась певчей птичкой о своих методах очкастая, вызывая во мне бурление фекалий. - «Обычно я получаю по физиономии, и всё прекрасно».
«Зткнсь», - цежу я ей сквозь зубы, - «зткнсь, мрзкая зпдрвтльница мзгов! Или я тебя сейчас удушу! ТЫ! ДА ТЫ! ТЫ ГМО! НЕТ В ТЕБЕ НИЧЕГО НАТУРАЛЬНОГО!»

***
«Убери от меня свои пошлые ручонки, овца», - истерично вопила я на всю ночь, когда свалилась с каблуков в мусорный бак, а Эта Самая полезла меня вытаскивать.
«Я их вообще-то мою», - обиженно отозвалась Эта Самая, а Другая – я не знаю больше, как их зовут – в утвердительной форме заявила мне, что: «и ногти щеточкой прочищает, забыла, что ли?»
Пркрсн.

***
«Я пришла за тобой», - могильным потусторонним голосом сказала мне длинная черная фигура, отделяясь от теней и медленно подплывая ко мне. Свет слабо отображается на лезвии косы, и я понимаю: это Смерть явилась ко мне. И я жалобно охаю, и медленно сползаю по стенке, мысленно прощаясь со всеми своими дорогими, и я готова испустить свой последний вздох и вручить дух свой Бледной…
И, горгулья меня разорви, кто знает, кто найдет меня первым в костюме Белоснежки, лежащей бездыханной и хладной в коридоре…
Хорошо, что я побрила ноги…
«Джона, мы выиграем, я уверена», - щебечет голосом Сибиллы Смерть из-под длинного колпака, а через секунду черный саван распахивается, и я вижу, как овца сидит на плечах у Стамп, и обе они гнусно ржут.
Через час мы вплыли в Зал в качестве Белоснежки и двух одноглазых гномов.

 Отправлено: 17.11.11 13:35. Заголовок: Зима. С Джоной мы п..

Зима.

С Джоной мы познакомились 17 февраля 1972 года. Ну, точнее, это Сибилла в неё врезалась, когда бежала в трусах и футболке с надписью “I’m Cornish, slap me” вокруг Озера. А я попозже в банной шапочке и в купальном халате подошла. Скользко было идти в резиновых тапочках по снегу, и пока я добралась – раза три, наверное, умудрилась опасно навернуться. Профессор МакГонагалл сказала потом, что мы придурки, ну или что-то наподобие того, но общий смысл был именно “придурки”, хотя мы вообще-то придурками себя не считали. Скорее, как выразилась Джона, просто отмороженные, причем в самом натуральном смысле этого слова, потому, что задницы мы себе отморозили капитально. Я часа два, кажется, отогревала свой кобчик возле камина в гостиной Рейвенкло и порядком подустала удовлетворять любопытство всякого желающего вежливым ответом, что это я просто решила с подругой опробовать методику закаливания. В проруби там покупаться, обтереться снежком и все в таком духе. Сибилла была изначально против, но я уже забрала себе её одежонку и отказывалась отдавать, так что она понимала: выбора у неё нет априори и ей придется. Но она вдруг начала визжать, как резаная свинья, а потом как рванула с воплями “пожар, убивают, насилуют, помогите, люди добрые” с горочки. Ну а я за ней, а там Джона, а Сибилла попыталась отнять у неё пальто, а у меня шлепок порвался, а Джона выпучила глаза и тоже начала орать, а потом Сибилла меня лягнула своей синей ногой, а я упала прямо задницей в сугроб и тоже начала орать…
Куда тяжелее было все это объяснить в кабинете директора, куда нас привела профессор МакГонагалл после того, как заинтересовалась душераздирающими воплями на всю округу с пригорка. А, если быть еще точнее, привела бессознательную Джону и левитировала две льдины: у меня была натянута шапка Джоны на правую ногу вместо порванного тапочка, а у Сибиллы висела с носа сосулька по колено, но она уперто говорила, что “все комильфо”. А Джону мы потом, чтоб загладить вину, повели в “Сладкое королевство” и кормили её мятными тараканьими усами.

***
А в январе 1981 года мы сидели с Сибиллой в “Кабаньей голове” и ждали, когда к нам подвалят Джона с Рома. Отдельно Джона, отдельно Рома. Джона затем весь вечер станет отпускать колкие замечания в сторону Рома, а Рома, как настоящий джентльмен, будет пропускать все мимо ушей и любезно подливать в стакан еще, когда тот опустеет более, чем на четверть. Мы все втроем немного влюблены Рома: кто-то больше, кто-то меньше, а у кого-то в организме выработался невнятный микроб собственника – и с тех пор он неосознанно давится ревностью и вечно подначивает Рома на совершенно ненужную склоку. В такие моменты хочется хлопнуть ладонью об стол, сказать “да вы надоели” и дернуть за шкирку обоих и больно стукнуть лбами. И я, наверное, сегодня так и поступлю. Но это произойдет гораздо позже. А пока что…
А пока что я, высунув кончик языка от напряжения, аккуратно складываю салфетку в маленького журавля, а Сибилла, подперев ладонью щеку, наблюдает за моим рукоблудием. Я не спрашиваю “как дела в школе”, потому что мне обязательно отрекошетит не вполне убедительное “всёпрекрсн”, да еще с таким видом, словно я ей под нос подложила тарелку с кошачьим кормом вместо Роминых голубцов. По логике вещей, как я себя убедила в том уже давно, все действительно должно быть прекрасно. Она стремилась занять эту трижды клятую должность профессора в Хогвартсе, туда планировала влететь как-нибудь под крылышко её маленькая марсианская подруга, там, в конце концов, на Астрономической башне обитала обожаемая Аврора, по которой Сибилла молчаливо тухла в разлуке. Так что я ни капельки не ожидала, что она вдруг с шумом втянет сквозь сжатые зубы воздух и тихо начнет…
Если честно, я даже и не знаю, можно ли назвать это жалобой. В какую-то минуту мне показалось, что меня ставят перед констатацией факта “мне не удается ассимилироваться” – ровно до тех пор, пока клуша не начинает слишком часто хлопать ресницами, и я не понимаю, что её надо погладить по голове и пожалеть. «Я устала» - говорит клуша, упираясь лбом в мое плечо и сжимая ткань на рукаве моего пиджака. И на мое сердечное «так уходи оттуда», поднимает изумленно свои глазища на меня и смотрит, как на последнюю идиотку. «Куда же я денусь? Нет, уходить нельзя», - растерянно бормочет она, и меня постигает понимание, что роль идиота уготована не мне, а ей. Я не помню, слышала ли я когда-нибудь из её уст уже ставшее крылатым выражение “с равнодушием перебеситься можно, но с презрением дело обстоит куда тяжелее”, а также про то, что “задохнуться можно в разлитых по воздуху зловонных флюидах”, но у меня, всё же, получается примерно давить в себе напрашивающееся “а что ты, собственно, хотела?” На мой взгляд, все идет закономерным чередом: во-первых, все от прорицаний кажутся людям свистнутыми, во-вторых, мы столько гадили там, где мы едим, что нам просто зазорно жаловаться на то, как люди расценивают нас. Только я благополучно улетела гадить в иные места, а Сибилла с какой-то стати посчитала нужным вернуться туда, где слова о её репутации – это всего-навсего пустой звук. И повернуть её в мелодию уже вряд ли когда-либо получится.
«Так хотелось увидеть, так хотелось сказать, но все, на что хватило – “понятно”, выдавить улыбку и уйти».
Вначале тебе хочется заручиться вниманием старшекурсницы – это всегда козырно, когда о тебе знают со старших курсов, и неважно, как они о тебе отзываются, главное, что знают. Потом ты требуешь это общение – кто на башне еще подходит более или менее под параметры скучающей дуры младше тридцати? Правильно, только она. И неважно, что тебя разворачивают на сто восемьдесят градусов вокруг оси в лучшем случае или делают вид, что тебя нет, в худшем случае – от тебя только на Луну улететь, но и туда ты найдешь способ помигать и достать световой шифрограммой. Кабинет – один, башня – одна. Проблемы? Только в одном: ты становишься старше и зависимость твоя тоже выросла, и на какую бы иную ты башню не бежала, какое бы бесцветное “здравствуйте” из себя не выжимала на педсоветах, тебе от неё, от этой зависимости, самой уже никуда не деться. Но ты взрослеешь – от времени ведь никуда не деться, оно так и будет продолжать безжалостно отбивать часы, месяцы, года – и чем дольше оно бьет, тем больше нарастает твоя усталость. Всё, что есть в тебе, напоминает первую юношескую влюбленность. На первых порах казалось, будто крылья за спиной выросли, даже памфлет ёрнический начертать в состоянии и на слова ты не скупишься, а сейчас и предлога не можешь вычленить, и давит твои легкие тяжесть от уже набившей оскомину – да, усталости биться рогом в дверь, где ответом служит ничто. И всё, о чем ты думаешь, когда Рома наконец приходит и недремлющим оком следит, чтобы твой стакан не просыхал, это то, что завтра суббота – и кто знает, быть может, завтра отпустит?
И всё будет пркрсн.

 Отправлено: 17.11.11 13:35. Заголовок: … и снова весна. ..

… и снова весна.

Когда ты, еще совсем сонный, медленно-медленно и с жутким скрипом вырываешься из объятий домашнего тепла и уюта; когда ты, раздраженный, что тебе все-таки пришлось заставить себя нырнуть в промозглую свежесть утра, идешь по улице, и тебе вдруг шмякается по носу с крыши прозрачная капельная слеза; когда ты на мгновение останавливаешься посреди тротуара и изумленно раскрываешь глаза и замечаешь солнце в луже у себя под ногами – да, вот тогда-то ты окончательно просыпаешься и думаешь: «ну наконец-то! Весна!» И легкой джазовой походкой двигаешься до ближайшего переулка для аппарации, чтобы возле дверей в общественный туалет встретить Рома и радостно ему улыбнуться.

***
Когда ты с мрачным торжеством конфискуешь рогатку и страшно довольным тоном высказываешь «минус двадцать баллов с Гриффиндора». Когда ты, раздраженный, что тебе все-таки пришлось вынудить себя пойти в учительскую – глаза б твои не смотрели на эти унылые и недовольные физиономии снобов – все-таки вышагиваешь по коридору и вдруг замечаешь впереди знакомую филейную часть, потом переводишь взгляд на рогатку в своей руке, и картинка складывается воедино. Когда ты натягиваешь тетиву и безо всякого зазрения совести и мучительных угрызений от все той же мадам пуляешь и попадаешь ровно в цель. Когда знакомая филейная часть закрывается ладонями, а хозяйка всего этого добра замирает, прежде чем обернуться и заметить тебя. Когда ты ойкаешь под разъяренным взглядом, а над твоей головой даром, что не мигает перевеска с мигающими лампочками и надписью “я же профессор”. Когда ты резво скачешь по окружному пути, огибая полусонных студентов, и думаешь: «не догонит, а на педсовете она не сможет меня убить, а после педсовета ей снова меня не догнать». Когда ты оглядываешься и не замечаешь опасности на горизонте и важно дуешь щеки, какая ты легкая и быстрая, а потом оборачиваешься и утыкаешься носом в два знакомых высших образования – да так, что аж из глаз звезды полетели от мощности встречи давних друзей – в смысле, носа и высших образований. Когда ты близоруко щуришься и демонстративно начинаешь шарить по карманам в поисках очков, буркнув что-то в духе «мне кажется или они и в самом деле выросли? Если в них ткнуть пальцем, они будут пищать?», а потом твой медленно ползущий палец хватают в одну стальную клешню, а другой дают тоже ужасно знакомый подзатыльник – вот тогда-то ты и говоришь «ай-ай-ай» и радостно думаешь, что да, зима наконец-то закончилась.