Отправлено: 19.09.11 11:34. Заголовок: [tears dry on their own]

when: 10.1979;
where: Министерство Магии, Департамент Обеспечения Магического Правопорядка, Аврориат;
who: Mark Hinder & Boadicea Bole

цитата:

and although you're nothing in the scheme of my years it just serves to bludgeon my futile tears.

 Отправлено: 19.09.11 13:56. Заголовок: Было в осени что-то ..

Было в осени что-то такое, отчего моральное состояние плавно достигало уровня коллапса. Боудикка не знала, брал ли её род начало от племени медведей-шатунов, однако из года в год с наступлением осени ей мечталось только об одном: свернуться в клубочек под одеялом и заснуть до первой капели. Не наблюдать, как деревья меняют краски с зеленого на желтый, а затем и вовсе от истерики розы ветров теряют всякое свое одяение и тянут голые ветки, стремясь зацепить случайного прохожего за рукав и молча пожаловаться на свое нищенство. А туман? Этот густой туман, разлитый по улицам Лондона? Боудикка ужасно боялась выйти однажды за порог собственного дома и потеряться в белом мареве. Еще больше она боялась потеряться по пути домой - а потому, хватаясь рукой за тяжелую дверную ручку, чувствовала невообразимое облегчение: она дома - и слава тебе, Мерлин. Дома её с нетерпением ждали чашка горячего чая, тепло, Гектор, у которого резались зубы - и очередная бессонная ночь.
Было в осени что-то такое, отчего хотелось пуститься в бесконечный поток слез в такт беспробудной занавеси дождя за окном. Все, о чем она забывала, находило новую жизнь. Все, о чем она не хотела думать, возвращалось. Все, на что она предпочитала закрывать глаза, усердно долетало обрывками фраз, образами, намеками, которые она сама же и видела во всем, что её окружало, и безмерно огорчалась - скрыться от всего этого было некуда. Почти что параноидально крутились по нескончаемому кругу одни и те же мысли, непонятно откуда пришедшие и непонятно зачем пришедшие. И страшно хотелось разорвать наложенные на столе в аккуратные стопочки бумажки, разворачивать на взлете заплывающие в кабинет элементы, запереться на ключ и тихо поедать эклеры в шоколадной глазури до тех пор, пока она всей своей массой не заполнит собой пространство и не почувствует, что уровень эндорфинов в крови пришел в норму.
Но, в конце концов, она покупает новую сумочку, а к ней и новые туфли - и осень становится терпимой на ближайшую неделю.
И волосы у неё по прежнему рыжие, что тоже имеет весому причину чувствовать себя несколько значимей других.

***
Одно из правил хорошего тона – держать себя в руках, несмотря ни на что. Боудикка блюдет его свято, хотя, конечно, ей никогда не сравниться в знаниях светских манер, скажем, с Люциусом Малфоем. Она улыбается и старается спрятать куда-нибудь руки, а то начнет по привычке все переставлять, еще и пыль со стола смахивать, с неё станется. Секунду думает – и сжимает пальцы в замок. Хотя безумно жаждется одеть только что влетевшей в кабинет фифе в блузке в горошек мусорное ведро на голову и отправить саму разбираться с этим вашим Хиндером и требовать его подпись, что он все подтверждает.
- Хиндер, Хиндер... - морщит она лоб, судорожно пытаясь вспомнить хотя бы смутно, как вообще выглядит сей бравый аврор, имя которого указано на листке пергамента. - Это что вообще такое?
- Это такое... - Бледнолицая девица разводит руками в потугах обрисовать абстрактного Хиндера в воздухе. - Нос приятный, мягкий, а лицо свежее. Носит брюки, но иногда может одеть и мантию. Похож на откромленного немца, но глаза добрые. Сейчас я вам попробую его схематично нарисовать! - С энтузиазмом воскликнула девица и на одном из документов принялась что-то черкать пером.
Таинственности вообще должно быть в меру, иначе вместо аврора-загадки получится мужик-ребус. Глядя на схематичное изображение мистера Хиндера, рукой концептуального художника представленного в виде пингвина с головой опоссума, амебой вместо носа и дубинкой в руках, Боудикка понимала это особенно отчетливо.

***
В общем, спустившись на уровень авроров, Боул была пренеприятно огорчена мыслью, что популяция авроров шкалит датчиками - и пока она собственными силами найдет этого самого вашего Хиндера среди десятков других, рабочий день подойдет к концу. Как назло, ни один из попавшихся авроров даже близко не подходил под описание громадного арийца с косящими в разные стороны глазами, от которых идет светлое сияние. Да и носы у защитников общественного порядка имелись подозрительно крепкие. И все авроры, как назло, попадались в брюках. Один, правда, попался с голыми ногами и в юбке, но и та оказалась женщиной. Покрутившись минуты две вокруг своей оси и тщательно ознакомившись с обстановкой, Боул наконец дошла до коварного плана. План тот заключался в следующем: 1) заарканить первого попавшегося ей на глаза аврора (да вот хотя бы вон того, только что показавшегося из-за угла щекастого блондина с обликом трагичным и печальным); 2) вопросить, где можно найти месторасположение этого самого вашего Хиндера; 3) вынудить отвести к нему (если попадется жестокосердечный аврор, который куда-то спешит по неотложным делам и посылает в неведомые дали и тщательно обрисовывает путь к Хиндеру - расплакаться, но все равно вынудить). Да, это был единственный способ выйти на требуемую личность без малейшей потери нервных клеток и затрат времени. Поверетевшись еще немного и с полным подозрения взглядом проводив прошествовашего мимо субъекта в очках, Боудикка зацокала навстречу крепкому светловолосому аврору с выражением мрачной торжественности на лице.
- Премного прошу прощения, - с вежливой учтивостью промолвила она, уверенно преграждая тому путь и задирая голову вверх. - Мне нужен мистер Эм. Хиндер. В противном случае мне придется подделать его подпись на отчете для начальства, - доверительно понизив голос, поделилась Боул и кокетливо подмигнула аврору. - Вы не подскажете, где я могу найти мистера Хиндера?

 Отправлено: 19.09.11 20:53. Заголовок: Осень всегда была и ..

Осень всегда была и будет периодом тоски и какой-то невыразимой, будто недосказанной, зависшей на полуслове, печали. И не убежать от нее, и не избавиться, и не заглушить. Она как уцепилась за сердце своим острым крючком, так и висит камушком на нем, и не хочет никуда уходить. Тяжело. Неприятно. Зябко как-то.
Раньше Марку удавалось прогнать ее - это было просто: нужно было только обнять Терри и наговорить ей каких-нибудь глупостей, или же заглянуть в детскую к Александрии и, утащив у нее игрушечного слона, потеребить им перед личиком дочурки, приговаривая: "Вот он я, большущий мистер Слон!". Детский смех и добрая улыбка любимой женщины могли спасти, пожалуй, ото всего.
Теперь... В душе Марка осени не было. Ее как-то незаслуженно пропустили. Забыли и выкинули за ненадобностью.
Здесь царила зима. Причем не та, добрая, со снежными шапками и теплыми шарфами, с запахом рождественской ели и праздничными полосатыми носками на каминах, а полярная, жестокая, с ледяной метелью. Злая, с кусачим морозом, пробирающимся за шиворот и пробирающим до дрожи. Со льдом в сердце и изморозью в душе.
Такое сотворить может только одна вещь на земле. И называется она очень просто, всего шесть букв. Смерть. Такая тупая и неизбежная, бескомпромиссная и бессердечная. Ведь меньше месяца прошло...
Марка раздражали сочувствующие взгляды. Особенно когда он замечал их, случайно обернувшись на кого-то из знакомых авроров. Его это в какой-то степени даже бесило, особенно когда Хиндер принимался перебирать в уме то, что могли говорить за его спиной: "Бедняжка, остался один", или же "И как же он теперь со всем справится?". Становилось тошно.
Последние дни он жил как в каком-то сне. Кто-то, может быть, назвал бы его кошмаром, но кошмаром он не был - просто рутина и какая-то неясная дымка, будто лондонский туман пробрался в голову, и день изо дня одно и тоже: работа до посинения, до какой-то скрупулезной придирчивости к мелочам, до какого-то фанатизма, и забытье, когда оказываешься в четырех стенах съемной квартиры. Пустой, будто нежилой, не согретой тем домашним уютом, который в их доме создавала Терри. Сейчас дом пустовал - Марк не мог там находиться.
Только один раз эта однообразная серость, похожая на кисель, такая же тягучая и вязкая, прервалась: в ту ночь, когда Хиндер проснулся от дрожи и слез. Но лучше об этом не вспоминать, ведь теперь все было так же как и прежде - кисель, это варево, стало затягивать все дальше и дальше. И пусть Марк был как будто не Марк, а какая-то маггловская машина, винтик, которым управляют в сложной системе, но и пусть. Уж лучше железная оболочка, чем вырывающиеся наружу холодные метели, которые даже слезу делают ледяными - причем настолько, что они обжигают не привычные к этой эмоции щеки.
Но все. Хватит. Марк, все-таки, мужчина, а не тряпка какая-нибудь. Лучше просто думать о работе, а не об этой зимней пустоте внутри и болезненном крючочке в сердце.
Марк шел от своего наставника, Алостора Грюма, к себе. Грюм был, пожалуй, одним из тех, кто не стал к Марку снисходительнее после того, как Хиндер потерял семью - напротив, его требования лишь усиливались, и Алостор то и дело повторял, что Марк должен быть собраннее - сейчас это для него важнее, чем когда-либо. Грюм был жесток, но зато не позволял Марку пускаться в раздумья о его горе, и за это Марк был ему благодарен. Он-то знал, что только так суровый Муди может реагировать на его потерю. Так он проявляет свое сострадание - думает за Марка о том, о чем он готов забыть в эти минуты.
Марк шел, и старался ни о чем не думать. Руки в карманы, потому что все документы, все отчеты он сдал Грюму, взгляд прямо перед собой - что бы не замечать, как некоторые сердобольные посматривают на него - Марку вообще казалось, что весь аврориат о нем уже знает. Нашли что обсуждать...
И в тот момент, когда Марк в очередной раз нахмурил брови, перед ним возникла рыжая макушка, а когда обладательница оной обернулась к Марку и он, стараясь быть вежливым, улыбнулся, оказалось, что кроме рыжей макушки тут имеется и весьма симпатичное личико. Сразу понятно - одна с министерских уровней выше.
- Подделать мою подпись - это рискованно, - шире улыбнулся Марк. - А еще рискованнее - сообщать мне об этом намерении заранее. Знаете, мы, авроры, люди вспыльчивые, вдруг разозлимся и дел натворим?
Правда, не смотря на эти речи, Марк выглядел слишком миролюбиво для того, что бы исполнить свои угрозы. Вряд ли кто мог представить его бушующим из-за чернильной закорючки.
- Итак, мистер Эм. Хиндер, Марк - это я, а с кем имею честь? - приподнял бровь над голубым глазом Марк.
Стоять посреди коридора аврор не собирался, поэтому решил, что вежливым будет пригласить женщину в свой кабинет, а там и разобраться с бумажками.
- Пойдемте, посмотрим, что у вас за документы, - Хиндер кивнул на дверь в конце коридора - его рабочие апартаменты. Марк направился к кабинету, приглашая женщину войти первой.
В кабинете все было аскетично просто - видно было, что Марк не любил излишней мишуры, и даже сохранял что-то, относительно похожее на порядок: на полке стояла пара книг и детский рисунок солнышка, по-видимому, старый, ибо уголки пергамента загнулись, а все остальное пространство занимали папки с документами, аккуратно разложенные в стопки на полу и на столе.
Марк ненадолго задержал взгляд на рисунке, предложил Боудике сесть, и выжидательно уставился на женщину, оставшись стоять и только облокотившись на стол.
- Что-то срочное, не так ли? - иначе бы не стали посылать человека, а прислали бы просто стопку пергаментов.

 Отправлено: 20.09.11 00:39. Заголовок: - Какой конфуз! Мне ..

Скрытый текст

чота он внезапно какой-то большеватый получился :О больше не буду :О буду по делу писать :О

- Какой конфуз! Мне безумно стыдно... - Без малейшего стыда и любого показателя невообразимых угрызений совести чирикнула Боудикка и на легальных правах законного соучастника влезла в церемонию улыбок со своим акульим оскалом. То есть, с полной очарования улыбкой и скромным взглядом в пол. В конце концов, этот таинственный мистер Хиндер сам виноват: первый начал. Боудикка вообще изначально шествовала с твердым намерением процедить общепринятое «здравствуйте», смаченное грозным взглядом Медузы Горгоны на отдыхе, да вручить бумажку на подпись. И заставить прочитать злосчастный листок «от» и «до», как принято в делопроизводстве. А потом жутко недовольным тоном сделать выговор о летающих и громыхающих мусорных баках, потребовать честное слово никогда, никогда в жизни не подпускать своих подчиненных к полицейским машинам и автоматам с шоколадками и уйти восвояси судачить в канцелярию о том, какой же, все-таки, аврорский народ - темный. Но мистер Хиндер, как назло, заулыбался. Он даже и не догадывается, наверное, какой отвратительный механизм по порабощению вниманию только что запустил. Словоохотливый механизм. Боул была как изголодавшаяся лисица, почуявшая дичь - и все её внимание моментально переключилось с дурацких, в принципе, бюрократических проволочек на стоявшую прямо перед ней персону.
- Боюсь, мистер Хиндер, у вас не получится меня удивить, - без тени сомнения парировала она, неспешно помахивая серой папочкой в воздухе. - Ни у кого из штата вашего отдела не получится переплюнуть того аврора, что застрял ногой в сливном бачке. Все бы ничего, да только сливной бачок располагался в ракете. А сама ракета как раз в сей дивный момент брала курс на орбиту...
О, да, это сейчас она рассказывает о том происшествии совершенно будничным тоном даже глазом не моргнув. А тогда, помнится, она вторую неделю как приступила к должностным обязанностям - и все ногти (как свои, так и чужие) от переживаний сгрызла, пока подбирала наиболее академические формулировки для отчета. Нет, все-таки, самообладание - штука коварная. Все равно Боул поморщилась, припомнив свои тогдашние тяжкие думы по поводу санитарных условий в летающей магловской коробке. Да и в целом, судя по рассказам пробороздившего космическое пространство молодчика, не все так радужно, как описывается в магловских газетах. Брр! Лучше не возвращаться к данной истории вообще. И все ведь было бы ничего, если бы все это безобразие не транслировалось в прямом эфире. Рейтинги тогда у ведущего телеканала значительно подскочили - шутка ли, растрепанная физиономия выплывает откуда-то из-за спины бравого космонавта и начинает протяжно вопить «вот я тебя и нашел, приспешник Того-Кого-Нельзя-Называть» и хватать национального героя за грудки костюма. Но подчищать последствия и вырабатывать объяснения... Так, в общем, закалялась сталь. Но да Боудикка несколько отвлеклась - а засим с удвоенным энтузиазмом ухватилась за последующую реплику новоявленного знакомого.
- Между прочим, мистер Хиндер, мы с вами вот уже два месяца состоим в тесной переписке. - Лукаво так сощурилась на мужчинку дамочка, впрочем, продолжая томительно покручивать папочкой туда и сюда. - Я вам даже как-то раз громовещатель посылала, - уже абсолютно блаженным тоном нагущала краски рыжая и бесстыжая. Правду говоря, громовещатель она тогда посылала Грюму, но работа, драгоценная работа настолько вымотала, что по нечаянной случайности отправила на имя Эм. Хиндера, от которого днем ранее получила аккуратный пакет со стопочкой бумаг, с требованием вернуть заигранный отчет. - Комитет по выработке объяснений для магглов, Бэ. Боул. Где Бэ - это вовсе не социальный статус, а всего-навсего Боудикка. - Насмешливо приподняв брови, уже чисто ради возможно, что и удовлетворения измывательской своей натуры, а может и озорства, добавила Боул и склонила голову в знак солидарности на вполне разумное решение отправиться разбирать документы государственной важности в укромное от возможных очкастых диссидентских ушей место.
- Ну вы и жук, мистер Хиндер, - вдруг после дивной секунды молчания фыркнула она, обращаясь непосредственно к могучей спине Марка. - Только с дамой познакомились - и сразу тащите за собой в кабинет. Ай-Яй-Яй! Учитывая ваши откровения про невоздержанный и дикий народ из Аврориата - прямо скажем: я заинтригована.
Кто знает, каковые бы еще словесные обороты пришлось бы пережить мистеру Эм. Хиндеру, каковые бы еще образы на него не обрушила бы Бэ. Боул, если бы эта самая Бэ. Боул, как и полагается всякой уважающей себя гражданке, не поинтересовалась семейным положением своего внезапного спутника. Правду говоря, любая женщина сразу бы бросила молниеносный взгляд на безымянной палец левой руки, однако, Боул являлась Боул. И все самое интересное она всегда оставляла на «потом». «Потом» принесло благоприятное известие: Эм. Хиндер, судя по всему, семейный мужчина. И исключительно ввиду солидарности к неведомой миссис Хиндер Боудикка довольно споро закрыла рот на замок и прошествовала в кабинет с дико деловым лицом. И тут она, что называется, испытала гордость за свою принадлежность к женскому-то роду и воспарила в безмерном уважении к супруге Марка. Только дочь Евы могла приручить мужчину к порядку. Им ведь только выдай свободный угол - обязательно обрастет зловонной кучей, где все зарастает в вековой пыли и непролазной грязи. А здесь - просто глаз радуется. Ну, относительно радуется. Боудикке даже если показать вычищенную до блеска операционную - она и там найдет, к чему придраться.
- Раз я все-таки нахожусь здесь, то да. Я надеюсь, вы в курсе, что проведение одной из ваших операций совпало с магловскими министерскими выборами? Дело было в далеком мае, у нас было много работы, и поэтому я только сейчас смогла добраться до вас, - благожелательно улыбнувшись аврору, проговорила женщина и щелкнула задвижкой на папке. В общем, мистер Эм. Хиндер Бэ. Боул показался приятным персонажем. А когда узрела детский рисунок с солнышком - так и вовсе едва ли не прослезилась от умиления, какие нынче ответственные отцы пошли. И на каком заводе только таких производят? Она бы целую стопку себе заказала. Наверное.
- А вы, мистер Хиндер, крайне редкий вид сентиментальных отцов. Таких сложно найти, - совершенно искренне выдала Боудикка, переводя взгляд с рисунка на господина аврора. Пальцы против всякой воли потянулись к двум кольцам на безымянном левой - печальная отметина вдовьей участи. Сухие пальцы нащупывают холодный металл, и Боул судорожно трет его, словно погрузившись в раздумья. - Мой покойный муж обожал показывать всем чернильное пятно на листке пергамента и с пеной у рта утверждал, что из нашего сына вырастет художник-авангардист. Выискивал в каждой кляксе скрытый смысл. Хотя какой смысл мог придать кляксе годовалый ребенок?...
Уголки её губ на мгновение дергаются, словно губы сейчас тронутся в улыбке. Она моргает, поводит плечом, словно желая отогнать прочь внезапно навеянный призрак давно ушедшего, и супит брови в жутком недовольстве от самой себя.
- Но вернемся к победе партии консерваторов на майских выборах. Смею вас заверить, с государственным аппаратом мы разобрались, кучке недовольных либералов, вышедших на демонстрацию, мозги на место вправили. Если честно, я не понимаю, почему я сижу здесь, когда документы вам на подпись можно было бы и прислать. Видимо, чтобы я взяла с вас честное слово особенно внимательно следить за стажерами, находящимися под вашей ответственностью, чтобы они ненароком не превращали либералов, исходя из собственных политических убеждений, в жаб. Расписаться необходимо здесь, - разворачивает она документ шапкой к себе и стучит пальчиком по полю, отмеченному галочкой. - И я жду честное слово.

 Отправлено: 24.09.11 00:35. Заголовок: Какая живенькая рабо..

Какая живенькая работница Министерства ему попалась, - вот о чем подумал Марк. Обычно все женщины уровнями выше после нескольких лет упорной работы во славу мира магии становились ворчливыми педантичными бюрократками, трясущими перед лицом своими бумагами и требующими сатисфакции, или что там им еще нужно. Далеко за примером ходить не надо, Марк сразу мог назвать одну такую - мисс Дорсет-Марр. Вот та придерется к любой неточности, да будет мучить до тех пор, пока отчет не станет идеально подогнанным под образец. И, кроме того, если дело касается работы - то вряд ли стоит ждать от нее улыбок и смешков. Серьезная женщина, да. Да и все остальные, поверьте, тоже со временем становятся брюзжащими и всегда чем-то недовольными особами, и шуток с улыбками от них ждать не приходится. Но эта рыженькая мадам - здесь явно что-то другое. И Марк порадовался, что к нему пришла именно такая: среди сонного царства его рутины вдруг мелькнуло что-то позитивное. Они, рыжие, все такие - есть в них неудержимый огонек, задор, который не так просто усмирить, и этому свойству можно только позавидовать.
- Да уж, тут целый выпуск из серии "очевидное-невероятное", мне точно не переплюнуть, - Марка позабавил рассказ про горе-космонавта, давненько он не слышал ничего подобного. - И чем же закончилась история этого бедолаги? Так и летал по орбите до первой посадки?
Отчего-то ему так сильно захотелось верить в то, что смешные россказни о незадачливых аврорах, да и вообще о чем угодно, лишь бы повеселее и абсурднее, могут хотя бы на какое-то недолгое время вытащить Хиндера из меланхолии, в которой он прибывал последние пару дней, ведь это так важно сейчас - помнить, что в жизни есть место не только боли, холоду, неизбежности и беспомощности, но и чему-то глупому, дурацкому, юморному, странному, невообразимому. Это называется чувствовать вкус к жизни. Потому что пока она казалась Марку пресной, и он так хотел за что-нибудь зацепиться...
- Так это были вы! - протянул Марк, припоминая еще одну веселенькую историю - на этот раз приключившуюся с ним самим и тем злосчастным громовещателем, который, как оказалось, прислала Хиндеру эта огненноволосая особа. - Спасибо, это было чудесное средство взбодриться после ночного дежурства - письмецо полчаса тараторило у меня над ухом. Так что мне очень приятно, наконец, увидеть в живую хозяйку того самого волшебного голоса.
Боул. Боудикка Боул. Да-да, точно, Марк слышал эту фамилию раньше - по крайней мере, точно читал ее на документах, которые сплавлял Марку Грюм.
- Я? Жук? Да что вы, у меня же нет лишних шести лапок и жестких крылышек, и даже усов нет, - запротестовал Хиндер. - Не бойтесь, я сегодня добрый и вполне себе безобидный, но только сегодня. А вообще, у меня ни перышка, ни карандаша с собой нет, да и нужно почитать ваши отчеты, хотя бы немножко. А то припишите мне что-нибудь, а? Вы ведь, этажами выше, тоже народ ушлый.
Марк недоверчиво покачал головой, но на губах его буквально в следующее же мгновенье появилась улыбка, а она заставила и голубые глаза аврора засиять добротой. Правда, его шуточки даже сейчас отдавали какими-то едва заметными грустными нотками, будто Хиндер пытался через силу вызвать свои остроумие и красноречие. В какой-то степени, так оно и было.
Порядок в кабинете... да, пожалуй, в чем-то это заслуга Терри - она любила, когда все вещи лежали на своих мечтах и строго следила за этим. Но еще, пожалуй, это было влияние отца Марка - тоже, к сожалению, покойного. Ян Хиндер последние свои годы был футбольным тренером, а они тоже ценят организованность и четкость, и Марка с братом с самого детства учили быть аккуратными. С годами даже сам Марк перестал замечать, насколько сжился с этими требованиями - в определенных вопросах порядок стал уже привычкой. Но лишь в определенных... Стоило сейчас посмотреть на квартирку Хиндера, эту темную комнатушку, заваленную книгами, газетами, грязными кружками с недопитым чаем, и стало бы понятно - не все в Марке настолько четко и правильно, как это хотелось бы. С другой стороны, эта комната - лишь "перевалочный пункт", место, где Марк прячется от своих воспоминаний и где встречается с ними лицом к лицу, когда остается один. Здесь и не нужно следить за порядком - гораздо важнее порядок в душе.
- Май... - протянул Марк, уставившись куда-то в пустоту за сидящей Боул. В том самом мае все еще было хорошо, все было даже замечательно - Терри и Алекс были живы, и поздняя весна, которая, в отличие от осени, делает всех еще чуточку счастливие, расцветала вишневыми деревцами в парке, находящемся по соседству с домом Хиндеров. Тогда еще Марк не знал, что по этому самому парку ему предстоит бегать в поисках своих родных, ушедших на вечерний променад, но так и не вернувшихся. Уже никогда.
- Ах, да-да, конечно, помню, - очнулся Хиндер.
Ну хватит уже, Марк. Что за сантименты? Что с тобой сегодня? Неужели опять накатывает та опасная волна, что заставляет тебя сжимать кулаки и просыпаться среди ночи? Стоп. Прекрати. Немедленно.
Но вместо этого он обернулся к полке, где до сих пор лежал рисунок Алекс.
Хиндер помнил тот день - девочку не с кем было оставить, Терри срочно вызвали в Мунго, в очередной раз, а Марк должен был быть здесь, в Аврориате, и пришлось упрашивать миссис Дорк, соседку, что бы она недолго посидела с малышкой. Замотавшись за весь день, изнервничавшись, Марк оказался, наконец, за своим рабочим местом, и среди бумаг к отчетам внезапно обнаружил этот рисунок - видимо, Алекс нечаянно положила его к папиным бумагам, а он сгреб всю кучу и унес с собой. Минут пять тогда он смотрел на простенький рисунок и улыбался. Милая, милая Алекс, со своей детской непосредственностью, своим детским весельем, сама вся такая солнечная, яркая, хорошая... С тех самых пор рисунок обрел свое теплое местечко на полке. Да так там и остался. А убрать его, тем более, сейчас, Марк просто не мог, даже не смотря на то, что он вызывал новые и новые воспоминания о прошлом.
Отвлекло Марка только словосочетание "покойный муж", сорвавшееся с губ Боудикки. Марк отвлекся и присмотрелся к Боул повнимательнее. Он был удивлен и поражен. И впервые задумался о том, что когда-нибудь когда пройдет много лет, возможно, и Марк сможет вот так, спокойно, говорить о тех, кого он потерял. Но еще больше его интересовало то, как женщина пережила потерю, и как ей удалось остаться вот такой... такой... цельной, что ли? Неунывающей? Сильной? Даже то, как она повела плечом, не ослабило эффекта, произведенного ей на Хиндера в эту минуту.
- Сочувствую вашей потере, - сконфуженно пробормотал Марк, понимая в этот момент, что до Боудикки вряд ли дошли слухи о его несчастье - что же, это, пожалуй, к лучшему. В последние дни ему все реже удается поговорить с тем, кто не смотрит на него с жалостью. - Моя дочь... частенько пыталась изобразить что-нибудь на бумаге, но больше ей нравится... нравилась идея стать лекарем в Мунго. Как мама.
Он запутался во временах. Так часто происходило в последнее время. Потому что для Марка Алекс все еще жила в его сердце. И то, что она - его маленький гений, так это будет всегда. Она и сейчас, вот в эту минуту, и в следующую, и через одну - его гений. Он не хотел говорить о ней в прошедшем времени - потому что оставить ее в прошлом у него никогда не получится.
- Угуууууу... Честное слово вам еще? Да бросьте, мой стажер Пруэтт - смышленый малый, впросак попадает редко, и я за этим слежу, - протянул Марк, разглядывая протянутую ему бумагу - одной рукой прижал ее, второй - вывел размашистую подпись с большой закорючкой "М" и маленькими "Hinder". Сверкнуло два кольца, одетых на безымянный палец мужчины. Марк и сам только сейчас вспомнил о них, этом знаке вдовцов, но решил, что демонстративно не станет ни прятать их, ни выставлять на обозрение. Просто так само получилось.
- Что-нибудь еще от меня требуется?

With me disaster finds a playfield
Love seems to draw dark twisted pleasure tearing at me
Cause I cannot let you go

Это было через несколько дней после похорон.
- Два кольца, милый. Теперь ты должен носить их так, - сказала ему мать.
- Ты же знаешь, я почти никогда не ношу колец, никаких, - вяло запротестовал Марк.
- Так надо. Так просто принято, - мать разрыдалась, и Хиндер обнял ее, такую маленькую - ниже его, ее сына, такую в мгновения постаревшую... Только ради нее Хиндер выполнил эту просьбу - одел кольца. Пообещав себе, что не будет носить их постоянно - он не хотел, что бы они лишний раз напоминали о потере. Но проходило время, и Хиндер опять и опять обнаруживал их на своей руке: одно - свое, второе - Терри. Особенно в те дни, когда пустота в груди требовала к себе большего внимания, чем обычно.
Марк стал таким сентиментальным. Таким... жалким, что ли? Потухшим? Слабым?

 Отправлено: 24.09.11 04:09. Заголовок: - Да все вы жуки, - ..

- Да все вы жуки, - пробурчала себе под нос Боул. Вот была бы здесь где-нибудь поблизости Диана - она бы обязательно разродилась фееричной, невероятной, блестящей речью о низменности мужского пола, существующего исключительно на уровне инстинктов, не в пример полу женскому, возвышенному, мыслящему, логическому и чувственному. Иногда, правда, Диана высказывала совсем уж радикальные мысли, из-за чего Боудикке иной раз приходилось делать вид, что она не знакома с этой тетенькой. Ибо она-то как раз считала, что мужчина - это палка, а женщина - это тряпка. А тряпка без палки никак. Так что раз мужской пол такой слабый - то их прямая задача крайне бережно относиться к XY-хромосомным. Иначе совсем вымрут. А посему она торжественно вручила лично в руки Марку перышко и прочувствовала себя не иначе, как Царь-Лебедем, у которого из правого рукава летит еда, из левого рукава шампанское, а во лбу звезда горит.

***
- Бросьте, мистер Хиндер. Если вы хотите, чтобы наше общение носило позитивный характер - отставьте сочувствие в сторону. А еще лучше, если вы о нем вообще забудете.
Она точно только что встретилась взглядом с Медузой Горгоной - и её лицо окаменело на веки вечные с вежливой улыбкой на устах. Вежливой улыбкой, которая ничего за собой не несет: ни интереса, ни радости, ничего. Никакой эмоции. И которая совершенно не вяжется, не клеится, не подходит к тому жесткому тону её слов. Она и не высказывается, она отчитывает этого аврора, будто гувернантка своего подопечного, утянувшего со стола яблоко до обеда. «Сочувствую вашей потере». «Примите наши наиглубочайшие соболезнования». Сколько подобных фраз, звучащих вполне искренне искренне и обескураженно, как от лица Марка, или с тщательно скрываемым равнодушием шаблонных реплик слышала она в год, когда её муж «столь внезапно покинул нас»? Людское сочувствие куда отвратительнее жалости. Жалеть можно и в сторонке, приговаривая унизительное «бедняжка» и покачивая головой в раздумьях над судьбой незавидной, но сочувствие... Сочувствие у Боудикки стало ассоциироваться с показательным выступлением, где сочувствующие словно соревновались, кто же и кого перещеголяет. Летящее со всех сторон, оно не давало возможности смириться с осознанием. Оно лепилось вокруг и тяжело давило на грудь, вызывая невольно подступающий к горлу комок, который не удавалось сглотнуть. Оно выстраивалось каменным сводом, в котором не имелось ни малейшей возможности протолкнуться - и, в конечном итоге, вместо ожидаемой благодарности скорбящей и потерявшей опоры ожидающие получали взмен раздраженное «спасибо». А после - и неимоверную скуку в глазах. Бессердечной являлась вовсе не она. Бессердечным являлось сочувствие, которое служило в своем роде напоминанием. Тогда ей пришлось забаррикадировать себя в холодный кокон безэмоциональности. Не чувствуя отклика, сочувствующие отправлялись восвояси, а Боудикка оставалась распутываться в собственных чувствах. Время лечит. Время устраняет. Но отголоски - жалкие отголоски сочувствия, которое она так ненавидела, так страшилась - иногда, все же, долетали. По её вине, по её случайно оброненным фразам. Но Боул ничего не могла с собой поделать - и раздражение захлестывало её. И все в груди так мерзостно начинало бурлить, а пальцы до судороги сжиматься, впарываясь ногтями в тыльные стороны ладоней. И как же она неимоверно устала от этой вежливой улыбки, трупным окоченением застывшей на её лице... Именно в такие моменты женщина неожиданно осознавала; жуткая, больная мысль: муж её совсем не умер, он и дальше существует и расцветает во всеобщем участии, мертвец здесь исключительно она сама. В последнее время подобных утопических вспышек становилось все реже и реже - и оттого происходили они все тяжелее и тяжелее с каждым разом.
Однако, вины мистера Хиндера в том не было вовсе. И Боул прекрасно отдавала себе отчет в проявлении непозволительной, грубой роскоши. Почти что удивленно смотрит она на свои руки - и не находит ничего иного, кроме как схватиться вновь за папку.
- Я прошу прощения, - еле слышно шепчет Боудикка и делает легкий взмах рукой, так и не находя подходящих слов. Наковальней по голове - вот что такое сочувствие. После раздражения весь стержень, вся та палка, на которой держалось самообладание, внезапно показывает свою мягкость, всю свою непрочность и слабость, так отменно и отпето скрываемой от посторонних глаз. И сложно сгруппироваться, отогнать прочь - и уголки губ безвольно опускаются вниз. Точно так же, как и руки. Куда страшнее было огласить причину, которую Боудикка переваривала в себе, но так и не находила сил выкрикнуть. Её мистер Боул не просто соизволил умереть, её мистер Боул - непроходимый трус. Её мистер Боул сбежал от неё, от ссор, от проблем, от обязанностей. Столько длинных минут, бесконечных дней, холодных ночей - Мерлин, да два года прошло, а она все никак не может простить его блаженную слабость или титаническое усилие над собственными эмоциями. И куда неправильнее было бы признавать во всех языцех, что она почувствовала невероятное облегчение, когда он умер. В чем-то кривая молва была все-таки права: она действительно отчасти убила своего благоверного. Она просто приготовила тому фигуральную табуретку и намылила фигуральную петлю, ему же оставалось только проснутуть в веревку голову и оттолкнуть ступнями деревяшку. Даже не веревку. Целый аквариум с кусачими гадинами. Как же стыдно ей использовать формулировку «несчастный случай», тогда как дело гораздо экзотичнее и отдает рассказами Эдгара По.
А аврор говорит, но до Боудикки ровным счетом мало, что доходит. Она его слышит - приятная на вид на оболочка, греющая своим теплом стул - однако, увы, не слушает. У каждого своя печаль. И каждому она, наверное, дороже чужой. К чужой печали относятся потребительски - в большинстве случаев она просто используется в качестве очередной темы для разговора. А иной раз чужая собака страшная представляется странно схожей собственной. И сложно отделаться от глупого ощущения, что вы словно два маленьких человека, связанные одной большой тайной.
Пыталась. Нравится.
Если и понадобилось волей случая оказаться ей здесь и встретить этого мужчину, то только ради того, чтобы:
- Да, - медленно вытягивает Боул, не отрывая взгляда от левой кисти руки Хиндера. - Как вы с этим справляетесь, Марк?
Они образно состоят в одном и том же клубе. Они образно стали обтекаемым кровью куском мяса, у которых оторвали нечто очень ценное, нечто очень важное. Она бы ни за что не собралась огласить это вслух, но: ей хотя бы есть, ради кого улыбаться, кого обнимать и прижимать к сердцу. У Хиндера и того не осталось. Боудикка, все же, хочет его уважать - and that's why здесь нет места жалости, но имеет место быть внимательный интерес.
- А история с горемыкой-аврором закончилась крайне плачевно. Его сняли с орбиты и отправили прямиком ко мне, - уперев подбородок в ладонь и встретившись взглядом с Марком, внезапно поведала она. - Вы когда-нибудь читали магловскую сказку про Репку, которую тянули, тянули? Пришел Грюм, пришла Брэнстоун - мы все тянули, тянули и страшно завидовали, потому как сами на орбите не были и вряд ли когда-либо окажемся.

 Отправлено: 02.10.11 21:40. Заголовок: В этот момент он, по..

В этот момент он, пожалуй, понял тех людей, что пытаются отделаться от несчастий других пустыми фразами. Они сами срываются с губ, потому что другие, кроме этих заученных, подобрать слишком сложно - знаешь, что ни одни слова не помогут, ни одни слова не смогут вернуть человеку надежду, ни одни не воскресят потерянных близких. Оказавшись на месте того, кто должен сочувствовать, Хиндер был удивлен, насколько шаблонные фразы оказываются живучи, какие они становятся прыткие - сами выскакивают, и тут слово не то, что воробей, а какая-то очень юркая и неистребимая мышка-нарушка, скок вперед, и не удержишь, и уже после понимаешь, что произнес это вслух.
Может быть, стоит помягче относится к тем, кто пытается жалеть таких, как Марк и Боудикка? Они же просто не знают, не понимают всего, с чем столкнуть вдовы и вдовцы. Это можно только прочувствовать на своей собственной шкуре. Такое должно открыться на собственном опыте, но этого опыта не пожелаешь даже врагу.
Может быть, то, что Марк знал, насколько больно потерять любимого человека, делало его фразу значимее? Кто знает? Но он не только плотно сжал губы, что бы не сказать еще что-нибудь лишнее, но и принялся корить себя за невнимательность.
- Простите, - смущенно ответил Хиндер, уставившись в бумаги, где теперь не понимал ни одного слова. Даже росчерк вышел кривоватый после слов Боул.
Эта женщина еще больше восхитила его, когда он нашел в ней столько общего с собой и столько различий в восприятии того несчастья, что случилось: ее смелость сказать в глаза, что сочувствия не надо, удивила Марка, и он понял, что сам никому не смог ответить столь же четко и принципиально, но именно к этому неосознанно стремился все эти дни. "Не нужно слов, не лезьте!", только обличенное в более вежливую форму - вот что Хиндер пытался донести до своих близких и друзей, но у него не выходило, и он сбегал. Воистину говорят, что женщины, чувственные, гибкие, душевно намного сильнее мужчин. Мужская душа прямолинейна, ее можно в одно мгновение сломать. С загадочной женской душой так не пройдет.
Его извинения совпали с извинениями женщины, и Хиндер смутился еще больше. Да, не мастак он быть чутким и внимательным - тем более, сейчас, когда все его чувства и внимание направлены на то, что бы латать рваные раны в собственной душе.
Как он с этим справляется... Пожалуй, на это у Хиндера был только один ответ.
- Никак, - честно признался он. - Слишком... Меньше месяца прошло.
Он поджал губы: слова снова сами собой вырывались наружу, когда мужчина сообразил, что видит перед собой человека, который сможет понять его чувства - даже маленькие их полутона. Никто не мог, даже Гесиона, которая по духу была близка Хиндеру, но она не могла знать о том, что... Особенная горечь, особенная пустота, особенное отчаяние, от которых не спасают никакие увещевания, - все это знает только такой человек, который потерял сам.
- Я лишился не только жены. Дочь тоже мертва, - от холодных слов стало зябко.
Марк принялся складывать документы, что бы отдать их назад Боул - нужно было хотя бы как-то пошевелиться, что бы сбросить себя это дурацкое оцепенение.
Зачем он все говорит? Зачем опять копается в старых воспоминаниях? Почему просто нельзя забыться? Почему нужно изучать эту тупую боль до каждого ее отклика? Почему ему вдруг стало так важно мнение этой женщины, которую он видит впервые? Почему ему нужно сравнивать? Это ведь так глупо - у каждого своя тяжелая ноша, своя, и никто, никогда, никак...

No tears for the life that you've led
You've had angels in your head.
Did you hear them singing in the end?

Умершие живы до тех пор, пока о них кто-то помнит. Умершие живут внутри тех, кто скорбит о них. Умершие всегда с ними, до самых их последних дней. Те, чьи слова вспоминаешь с тихой грустью. Те, кого видишь на старых фотографиях, и в сердце что-то сжимается...
- Говорят, что бы не случилось в жизни, это учит нас. Потеря научила меня лишь тому, что есть боль, которую я не в силах вынести, - буднично произнес Марк, перестав перебирать бумаги. Аврорская суровость сковывала все его действия даже сейчас - даже когда сыграло свою роль то, что Марк открывался незнакомому человеку, а такое всегда легче, чем открываться кому-то очень дорогому и близкому, не смогло до конца пробить ту броню, что он выстроил вокруг себя. Но это пока. Осень с ее меланхолией сделает свое дело.
Когда-нибудь, оглядываясь на свою жизнь, Хиндер узнает, что изменила в нем смерть двух самых близких людей, но пока он был слеп, загнан в угол и не видел смысла в этой недожизни. Все, чем он дорожил, все, о чем он беспокоился, все, что он без памяти любил, все, во что верил, все, на что возлагал надежды, все, наконец, чего он смог добиться, построить, вырастить - все это исчезло, оставив лишь кровавое месиво в сердце, когда от него отодрали добрую половину. Будто в одно мгновение закончился воздух, которым Марк дышал, и вместо того, что бы наполнить легкие новой порцией кислорода, Хиндер хрипит и хватается за горло, когда другие проходят мимо, сочувственно хлопая его по плечу и говоря: "Мы соболезнуем". Он будто рыба, выброшенная на берег - может лишь открывать рот, но ни звука, ни визга, ни крика о помощи, ничего не вырывается из него. Просто потому, что Марк так не умеет. Будто из под ног его выбили землю, и теперь он летит в никуда, во мрак, и падение это все продолжается и продолжается. А огонек в его сердце превратился в холодные угли...
О таком не передашь на словах.

All the things that you've seen
All the things that could have been.
Well I've been everything I want to be
So, no tears, no tears for me.

- А вы? - аккуратно спросил Марк. - Скажите, будет ли когда-нибудь легче?

 Отправлено: 16.10.11 03:36. Заголовок: это fffffuuuuu http..

это fffffuuuuu

Люди говорят тебе: «все будет хорошо, вот увидишь».
Люди говорят тебе: «жизнь наладится».
Все это - сущая ерунда, мистер Хиндер. Не верьте всем доброжелательным прогнозам никогда. Известно ли вам, мистер Хиндер, что в наше тяжелое время оптимист - это всего лишь тот, который обладает информацию в обрывочном состоянии? Оптимист - это тарелка, в которую через сито пропесочили крупу, отбросив прочь гнилые зерна. В оптимиста можно легко вселить надежду - мне всегда казалось, что для оптимистично настроенных людей или, впрочем, людей глубоко отчаявшихся надежда является чем-то вроде жабр для рыб. И как невероятно тяжело затем проходит процесс отторжения всех идеалов, с коими данный элемент успел уже прочно срастись! Вы - оптимист, мистер Хиндер. Просто до вас еще не дошла посылкой ваша персональная надежда, способная вдохнуть в вас заново и радость от первых лучшей солнца, и счастливый смех от бабочки, волей случая проснувшейся посреди зимы и выпорхнувшей вдруг на свет торшера. И в том заключается одно из различий меж нами. Хотела бы я сказать, кого вы мне напоминаете, такой большой, с невероятно выразительными голубыми глазами и крепкой грудной клеткой - да, боюсь, превратно поймут.
А меж тем, смотрю я на вас и вспоминаю почему-то сенбернара - невероятно семейную собаку, между прочим, замечательного друга и няньку для детей и отменного сторожа домашнего очага. Из тех, что встают на пороге, когда в дом хочет ворваться волк, - тогда прежде, чем попасть внутрь и накинуться на семью, он должен будет одолеть собаку.
Я смотрю на вас и не могу взять в толк: как же так получилось, что у собаки и будку пожгли, и волк погрыз всех тех, кого следовало бы охранять и в ком был заключен весь смысл жизни - только косточку сахарную да игрушки оставили в качестве утешения?
Я смотрю на вас, и мне не хочется ворошить, поднимать вверх все, что кипит за этой, в общем-то, довольно очаровательной оболочкой. Мне не хочется знать, как это произошло, сколько лет было вашей дочери. Мне не хочется знать, как однажды вы возвращались с работы с тяжким предчувствием на душе: «что-то случилось, случилось что-то непоправимое, случилось что-то ужасное». Мне не хочется знать, как вы открыли дверь и обнаружили ваше гнездо пустым, покинутым, разворошенным, холодным. Мне не хочется вас жалеть - и дело отнюдь не в том, что я разучилось вызывать в себе подобное чувство. Как бы дико не прозвучала причина моего крайнего нежелания, однако: мне хочется испытывать к вам уважение и дальше, мистер Хиндер. Можно ужиться с равнодушием, можно стерпеть презрение, но ужиться с жалостью - нет в моем понимании ничего отвратительнее, ничего более унизительного для человека.
Мне вообще не хочется ничего говорить, мистер Хиндер. Мне нечем поделиться с вами в ответ. Я никогда об этом ни с кем не делилась честно - и вряд ли когда-либо смогу найти в себе силы и желание вынести на доверие. Я и не знаю, что говорить. Именно поэтому, наверное, я зачем-то осторожно дотрагиваюсь ладонью до вашего плеча, а потом говорю...

***
- Люди очень любят повторять про себя фразу «жизнь наладится», - очень тихо сказала Боудикка, забирая со стола бумаги и аккуратно укладывая их в папочку. - Это неправда. Само по себе ничто и никогда не выровняется, не станет таким, как прежде. Когда теряешь все - приходится заставлять себя начинать все заново. Заново учишься видеть - и обнаруживаешь то, на что ранее закрывал глаза. Заново учишься думать - и в голову лезут такие мысли, о которых ты ранее и представить не мог. Все точно предстает под другим углом обозрения, понимания, ощущения. Все хорошо и давно знакомое - прежде непримечаемое, ведь все внимание концентрировалось на совсем иных ... - Она чуть поморщилась, выговаривая свое последующее слово, точно и не хотела того произносить, но никакой иной вариации всему так и не сформировалось в мыслях, - вещах.

***
... А где-то дает о себе знать злая, жестокая в своей безумности кровь Яксли - и её слова толкают Дамокла в грудь куда сильнее, куда больнее, колошматят в кровь, пробивают ребра и вырывают наружу трепыхающее сердце, чем если бы она надумала взять в руки палицу. Злорадства своего она и делает усилия скрыть: сложив руки на груди, наблюдает она за тем, как он задыхается в обрубках фраз, как он переводит рвано дыхание, как он судорожно втягивает сквозь сжатые зубы воздух. И нет тому оправдания, как и не найти тому обличения, когда отчетливо режет глаза понимание: все закончилось, нет ничего, оставив за собой пустыню равнодушия. И как же страшно то желание оттолкать его с каждым разом все дальше и дальше, чтобы в один прекрасный момент от него осталось блаженное ничто. Чтобы в один кошмарный момент понять, что это всё и без него она, увы, никто.

***
- У меня есть сын, у меня есть родственники, которые всегда готовы меня поддержать во всем - я, можно сказать, отчасти даже счастливый человек. Сейчас вот пытаюсь вам рассказать что-то, хотя сама не совсем понимаю, что я вообще говорю, - лицо её осветилось даже чуть удивленной улыбкой, когда она убрала руку с плеча Марка и взмахнула ей в воздухе, неопределенно указывая ей в сторону. - Люди любят утешительно говорить: «жизнь обязательно наладится». Поразительно, но стоит им наконец умолкнуть - как у тебя в кои-то веки появляется хоть чуточку свободного времени. Возможно, ранее оно как раз и было занято выслушиванием этого самого «все встанет на свои рельсы»... - С деланно-задумчивым лицом протянула Боул, осторожно постукивая себе по переносице пальчиком. - Пройдет и отчаяние, станет тише боль, договорится с разумом совесть... Все останется в памяти, но все начнется заново. Быть может, вы даже когда-нибудь позволите себе заново влюбиться. - Она ловко подхватывает папочку и прижимает её к груди, впрочем, продолжая поглядывать на Хиндера с легким прищуром. - Да, такое тоже рано или поздно может приключиться. Бурный всплеск эмоций - и вдруг в сером мире начинают проявляться краски, холодных угольков в груди как и не бывало... Я слишком много болтаю, да? - Внезапно оборвала свои проникновенные речи Боул и с дико виноватым выражением на лице перевела свой взгляд на спинку стула.

 Отправлено: 20.10.11 22:53. Заголовок: The pain too pure to..

The pain too pure to hide ©

Корица. От Терри всегда пахло корицей. Дурманящий запах пряности, напоминающий о домашней выпечке и домашнем уюте. Сладкий, терпкий и незабываемый аромат. Терри всегда держала на кухне палочки корицы для готовки, и, кажется, даже подушка ее порой отдавала этим запахам. Марку нравилось.
Ее "мистер Марк Хиндер!". Так официально Терри звала мужа либо когда очень злилась, либо когда, наоборот, очень радовалось. Это выходило у нее с едва уловимой, но такой родной интонацией, что сейчас, когда Марк слышал что-то подобное... Весь мир бы отдал, что бы услышать еще раз.
Ее голубое платье. Цвет - будто небо, разбавленное молоком облака. Оно ей безумно шло. Когда Терри одевала его, Марк любовался ей и даже не смел обнять - Терри была похожа на ангела, платье подчеркивало ее стройную фигуру и все ее округлости, и Хиндер, признаться, начинал сходить с ума. И жутко ревновал, когда замечал оценивающие взгляды других мужчин на своей красавице-жене. Но расслабьтесь, эта женщина всегда была его. До конца и без остатка...
Ее привычка закладывать книги фантиками от конфет. В этом было что-то детское, что так не шло вдумчивой и строгой Терри. Но она всегда это делала - распрямляла цветастую бумажку пальцами и отмечала нужную ей страничку.
Пряность, "мистер Марк Хиндер!", брюнетка в голубом, шуршание фантика...
А Алекс любила яблоки. Всегда упрашивала их купить, и ей не нужны были ни апельсины, ни персики, ни груши. Терри ворчала, что вечно находит то огрызки на полу в гостиной, а то надкушенные фрукты в блюде.
Смешные косички с синими бантами. Темные волосы Александрии лоснились на свету, на ощупь были похожи на шелк. Вечерами, когда вся семья собиралась в гостиной, малышка засыпала на руках у Марка, и он гладил ее по ее волосам - ласково и нежно, рассказывал сказки о героях, принцессах, и чаще всего - о гномах и Белоснежке.
На ее палочке, на деревянной рукоятке, красовалась веточка плюща: узор был вырезан настолько искусно, что Алекс разглядывала его весь вечер после похода к Оливандеру. Ей уже не терпелось скорее вырасти и стать настоящей волшебницей, что бы, взмахнув своей новой палочкой, творить чудеса. И что бы ее чудеса обязательно кого-нибудь радовали.
Запах яблок, синие бантики, Белоснежка, листочки плюща...
Даже если боль уйдет, мужчина отдавал себе отчет в том, что некоторые вещи с легкостью заставят его сердце сжаться до размеров наперстка, и в то же мгновение вернуться обратно, отзываясь звоном в голову. Мелочи, которые настолько сильно связаны с его погибшими любимыми, что стоит увидеть в толпе темноволосую девушку в голубом, или найти надкушенное, заветренное яблоко, и... Все преграды, которые он строил, что бы запереть свою боль в темницу, снова рассыпаются в песок. И так будет всегда. Он это знал.
И все-равно ждал, что его рыжая посетительница даст ему надежду на то, что он еще сможет на развалинах своей старой жизни построить что-то новое...
Странно, ведь их разговор начинался просто-напросто с шуток, с улыбки, со смешного знакомства, а в итоге перерос во что-то совершенно другое: шутки сменились взаимопониманием, общей тишиной там, где раньше было пение. Они оба - как сломанные игрушки. И оба понимают друг друга, показывая, где именно треснули их сердца и как лучше склеить их назад, что бы трещины не мешались впредь так сильно.
- И порой думаешь, что лучше бы оставался в слепом неведении и никогда не узнавал то, что тебе открылось сейчас? - тихо спросил Хиндер. - Жизнь, может быть, и правда наладится, но ты-то уже другой. Я не знаю... не знаю, где взять эту чертову надежду. Не знаю, что должен делать.
Он сбивался и винил себя за то, что говорит запутанно - надеялся, что Боул и так поймет. Она собирала документы, а он искал и на ее безымянном пальце два кольца...
- Вы говорите как раз то, что мне нужно было услышать, - добавил Марк.
Странные слова, которые он еще должен обдумать, которые режут его слух - но это пока.
Мысль о том, что когда-нибудь он сможет полюбить кого-то еще была чужда для него, пугала его, потому что казалась какой-то изощренной изменой той, кому он посвятил всю свою жизнь, и кто покинул его, забрав с собой все и ничего.
"А ты могла бы меня, такого, полюбить?" - спросит ли он когда-нибудь что-нибудь подобное у женщины, которая не будет зваться Терри, от которой не будет пахнуть корицей, и которой больше подойдет, например, зеленый, а не голубой?...
Стабильности больше нет. Марк не уверен больше ни в чем. И пока хватается за прошлое как за единственный спасательный круг, который ему могут бросить. А больше у него ничего и не осталось. Один пепел, из которого каким-то чудом должен появиться феникс Новой Жизни. Зачем? Чем же была плоха Старая, что ей в миг пришлось сгореть дотла? Разве Марк об этом просил?
- Мне сложно поверить, - помолчав, ответил Марк. - И я, наверное, должен попросить у вас прощения. Да.
Что он сделал? Есть кое-что.
- Кажется, я использую ваше прошлое что бы залечить свое. Это как-то... потребительски.
Как бы Марк не открещивался от тех, кто приходил высказать ему свои соображения, что бы помочь справиться с потерей, он все-равно искал в этих словах самое важное - ответы на сотню своих вопросов. И только Боудикка, всего за каких-то десять минут, помогла разобраться с доброй половиной из них.
Он отвернулся, облокотившись руками о стол и разглядывая столешницу прямо перед собой. Усталость последних дней, нервное напряжение - все это было здесь, а свою стойкость Марк потратил на заботы, которые возникли после печальных событий. Поэтому сейчас он как никогда был близок к той грани, что бы сломаться. Чего не смог добиться изворотливый Уоррингтон, того почти удалось добиться Боул. Марк хотел ей верить и не хотел. Искал надежду и не хотел отпускать то, что было так дорого. Собирал силы начать все заново и не смел перешагнуть прошлое, оставив его где-то на задворках.
Нужно поблагодарить ее. Марк собрал волю в кулак, обернулся к женщине, сжавшей в руках папку с документами, слабо улыбнулся и сказал:
- Спасибо. Я вам теперь очень многим обязан. Вы даже не представляете... хотя нет, наверняка представляете.

 Отправлено: 09.11.11 05:03. Заголовок: Многие обращаются за..

Многие обращаются за ответами разрывающих душу, сердце и разум вопросов, так жестоко терзающих веки бессоницей, к вере. Многие, познав и пройдя через страшное горе, ищут утешения и пытаются найти призрение в вере. Многие - и Боул в том числе, и то в новинку было для неё. Вера и религия - понятия разные. Верить можно в Высшие Силы, верить можно в судьбу, верить можно в Лучезарную Гаечку, верить можно в светлое будущее. Религия же являлась сферой, «от» и «до» придуманной и наполненной рукой человеческой. Религия являлась отличным политическим орудием на протяжении веков - так варвары меняли своих реликтовых богов на единого ради успешной торговли, ради заключения династически выгодных браков, ради государственности. Религия насаждалась огнем и мечом повсеместно, в её постулаты вынуждали и принуждали верить. Религия претерпевала поправки и изменения, религия проходила национализацию, религию реформировали, религия становилась средством для обогащения. Религия служила поводом для развязывания войн. Религия служила хлыстом для управления верующих масс. Религия как-то незаметно стиралась в человеческом представлении и путалась с верой. Религия запугивала гневом Господа за ответ о пяти дарах Его: за персону саму, за службу, за время, за земное имущество, за ближнего своего. Религия давала надежду на райское спокойствие за благочестивую и непорочную жизнь, за шесть дней в работе и один - в молитвах. Но сколько душ из тысячи без промедления отправится под бок к Создателю? Две-три если найдется безгреховных. Религия давала надежду на исправление - для того даже столпы Церкви придумали Чистилище, чтоб совсем в уныние не повергать прихожан.
«Какое счастье», - думала перепуганная Боудикка, глядя на то, как пожирают жадные языки пламени в камине издание проповедей брата Бертольда Регенсбургского. Какое счастье, думала она, что не чувствует она руки магловского Бога над собой. Отца вовсе не милостивого, но жестокого, бросившего детей своих - и на все то «Воля Божья», и смиренно должно дитя переносить все невзгоды и всю несправедливость мира греховного, бренного. Оставляя в утешение лишь осознание, что жизнь эта - временная, а впереди ожидает вечная, бесконечная, бессмертная, что даже в Аду дитя будет жариться вплоть до Страшного Суда. Какое счастье, думала она, что и после смерти она не будет осуждена на вечную гибель и вечные муки - ведь она верила, верила искренне и свято, что после смерти её ожидает блаженное ничто. Что покинув круги Ада жизни временной, она не потеряется в кругах Ада вечного. Что там-то она не потеряет тех, кем так несправедливо не дорожила, что сможет обнять и не отпускать, зная, что впереди ожидает целая вечность. Что сможет сказать все, о чем наконец так поздно поняла и о чем она была готова проговаривать в одиночестве в пустоту в надежде, что её услышат. Что со своей верой ей не нужно упрашивать мысленно на мессе сотни невидимо присутствующих ангелов передать весточку. Не было и не будет над ней такой силы, перед которой, перед страхом от которой ради спасения души своей она пешком бы шла за моря и океаны и проливала бы слезы над Гробом Господня. Нет этой силы, а слова можно сжечь и забыть.
- Надежда похожа на любовь, - глухо отозвалась Боудикка. - Она нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь, мистер Хиндер, я вам обещаю.
Когда-нибудь надежда обретет костяк, обрастет перьями и мощными крыльями поможет превратиться изломанному человеку перед ней в крепко стоящего на ногах, способного воспарить к небесам и сорвать звезды. Когда-нибудь он сможет выбраться из скорлупы отчаяния и беспрерывно грызущей вины - и да прибудут с ним все придуманные Боги, чтобы это случилось как можно скорее, чтобы скрылась эта мука, исчезла прочь и перестала гнать дух к земле, выдавливая выжатые сквозь зубы крики бессильности и невозможности обернуть время вспять. Её же вера становилась крепче, пока она ставила сейчас и здесь перед собой все то, что отталкивала. Пока она кротко думала для себя, но проговаривала, желая того же чужому и незнакомому ей человеку. И если сказка о пяти божьих дарах верна - она свой пятый дар вернула хотя бы частично. И, значит, она имеет право на надежду, какой бы она не была.
- Я очень счастлива, если мое прошлое хотя бы кому-то пошло на пользу, - искренне ответила Боул. Какое счастье, право дело, что её темные призраки старого кому-то могут послужить трамплином. Какое счастье, что эти призраки - её, и никто не может разглядеть их, служа лишь притчей во языцех. Быть может, выйдя из этого кабинета, возникший тут комочек долгожданного удивительного спокойствия никуда и не денется - и она сможет его оберегать, как оберегает своего ребенка. И Марку не за что было её благодарить, но вот ей... Она отрицательно покачала головой и решительным жестом прервав его. - Нет-нет, это я вас должна поблагодарить. Мне не с кем было помолчать, чтобы меня понимали без глупых слов. Спасибо. Правда, спасибо.
Как просто теперь говорить. Как просто теперь улыбнуться. С какой легкостью она кладет ладонь на ручку и поворачивает её, открывая дверь.
- Всего хорошего, мистер Хиндер. Спишемся в отчетах, - и есть место проснувшейся лукавости в её голосе. И мысленно ей хочется пожелать удачи человеку, который поразительным образом умудрился стать ей в чем-то даже ближе некоторых родственников. И по мере того, как она удаляется прочь, её не покидает ощущение, с каждым шагом груз на её плечах становится чуточку, но, все же, легче.