Marauders.Rebirth

You do something to me
Something deep inside

Главное лакомство для дементора - это, конечно, души. Но душа Мерлина Минкса была для них как горькая пилюля, или как неудавшийся, пресный пирог. Ни одна толковая эмоция в этом человеке не обнаруживалась, и получалось, что "блюдо" то ли недосолено, то ли ему не хватает нужных специй, а то ли его готовил какой-то растяпа-повар.
Дементоры давно привыкли, что этого человека, который сам без страха приходит к ним, даже и трогать не имеет смысла, потому что поживится дементору в его душе просто нечем. А, тем более, нередко с собой Мерлин приводил как раз тех, кто попадал во владение "ночных стражей" надолго, и кто был гораздо вкуснее из-за своего страха, горя, отчаянного желания свободы, остатков любви к кому-то.
Минкс же для дементоров был почти ничем. И, наверное, в этом есть своя правда - душа теряет свою ценность, когда душа не умеет чувствовать. Она - только клочок самосознания, что затолкали в живое тельце.
Мерлин умел жить без любви. Он не нуждался в ней, большую часть своей жизни даже не задумывался о ней, а если и вспоминал - то только тогда, когда насмехался над другими людьми. Это было не просто глупо - верить в романтичные сказки, но и Минкс считал любовь - лишней тратой времени. Потребностей в ласке у него не было, а мужское начало могли тешить и нелюбимые женщины. Главное, что бы были не совсем уродины.
Каждый человек всегда одинок. Каждый человек в конечном итоге всегда остается лишь один на один с самим собой. Те же, кто цепляются за свою "половинку" - просто трусы и боятся это признать. Минкс же все понял с младенчества. Он всегда был один. И это его не только не пугало, это было для него привычно и понятно.
И только вмешалась судьба с приветом от забытой Камиллы.
Эта девушка, Моргана... До сих пор Минкс не мог понять, почему ему обязательно нужно узнать о ней все, почему он обязан выяснить, что происходит, когда они оказываются рядом - волею ли судеб, волею ли самого Минкса.
Это сводило с ума, доводило до страшного, неуправляемого безумия. Минкс страшен в гневе, но в этом сумасшествии он был в сотни раз опаснее. Злой, зашуганный безумец - как загнанный в угол зверь, осознавший, что его погибель придет с минуты на минуту, и он должен клыками вцепиться в эту жизнь, разорвать ее плоть, разодрать на части кожу, до крови, до самого мяса, так, что бы на зубах противно скрипели жилки, и тогда спасение еще возможно.
Минкс не знал, от чего именно он спасается, и должен ли. Но комок в горле рос, подгоняя мужчину, заставляя его то бежать без оглядки прочь, то приближаться к объекту его безумия.
Работа отвлекала. Изо дня в день - схватить за шкирку обреченного человека, криво усмехнутся, провожая его в камеру Азкабана, насладиться тем, как он исходит на крик, ощущая свое ничтожество и унижаясь перед распростершими объятья дементорами. Смешно.
Сегодня место "счастливчика" занял какой-то прыщавый молодец, осужденный Визингамотом за распространение запрещенных зелий и отравивший ими какую-то министерскую выскочку. Минкса не касалось то, в чем вина подсудимого, он ограничивался лишь парой пинков для закованного в кандалы преступника - на этом его внимание заканчивалось. А, да, еще насладится криком и стенаниями, это на десерт.
Башня Азкабана была окутана туманом, серые тучи скрывали небо, и в дымке то и дело медленно вырисовывались черные фигуры в черных плащах - они то приближались, чувствуя новенькую игрушку, то отдалялись, зная, что еще не время растерзать на кусочки душу новоприбывшего.
- В камеру, свинья, - Минкс толкнул парня в спину и закрыл вслед за ним его клетку. Массивный железный ключ призывно звякнул, и где-то в коридорах неподалеку раздалось привычное Минксу шипение - дементоры радовались, что с этой минуты одной заблудшей душенькой в их копилке больше. Теперь паренек в их власти. Смешно. Мило.
Мерлин шел по коридору, спокойно и чинно. Ему казалось, что в эту минуту он - снова такой же, каким был всегда. Ведь нет же мыслей об этой Моргане. Нет?
Черт. Теперь есть.
Она странная. Минкс не силен описывать других, не силен разбираться в их душах, но он мог сказать с точностью: Моргана - это что-то загадочное и необычное. Она заставляет его думать о таких вещах, которые раньше бы и не пришли в голову Мерлину: например, раньше он и не знал, что может быть в человеке что-то важное вот просто так, без причин и без поводов. Интерес к другим у него всегда был только один - искать выгоду. Никакой выгоды от Морганы он не видел. А все-равно не мог ее отпустить, не мог о ней забыть, не мог ее убить.
Дементор проплыл совсем рядом - точнее, Минкс думал, что это существо ночи проплыло, на само же деле черная фигура в лохмотьях замерла прямо над начальником конвоя. Кто-кто, а дементоры, в отличие от Пожирателя, в душах разбирались. Приятно заметить, что и в Мерлине зажегся какой-то огонек. Это интересно. Это вкусно. Это нужно забрать себе, сейчас.
Минкс одинок. Ну и что? Да ну и что??? Разве нужно об этом волноваться?
Мерлин сплюнул на грязный пол, ускорил шаг. Дементор бесшумно дернулся за мужчиной.
А что было бы, если тогда, в той стычке с аврорами, Минкс убил девушку? Сразу бы направил в ее сторону Аваду, и ее бы не стало, а он бы никогда не узнал этих волнений. Наверное, так было бы лучше.
Лучше?
Он так и не нашел ответ. Стало больно. Лучше ли ему жить, как он жил, или это новое - очень-очень важно? Он не захотел расставаться с мыслями о Моргане. Почему? Неужели он тоже стал боятся одиночества, как какой-то трусливый идиот?
Дементор, будто за ниточку, тащил новую эмоцию к себе. Наслаждался ей.
А Минкс почувствовал, что его глаза защипало. Он зло скривился, резко обернувшись назад, заметил черную фигуру и шикнул:
- Убирайся, урод, иди, жри свой ужин из камеры 113. Убирайся!!!
Мерлин был зол. Глаза продолжило щипать даже тогда, когда темная фигура медленно скрылась за поворотами коридора - там, откуда только что пришел начальник конвоя.
Да что такое с глазами? Мерлин провел по щеке рукой, зажмурившись, и вдруг ощутил, что его пальцы отчего-то стали мокрыми.
ТВОЮ МАТЬ, ЧТО ЭТО?

Человек, впервые плачущий от того, что он один. Он одинок. Он и не знал, что это так страшно. Он и не знал, что, раз зажегшийся огонек в душе, становится нужным всегда. Он не знал боли от того, если он гаснет. Огонек. Нужда в ком-то. Ему нужна эта Моргана. Почему, зачем - неизвестно. Но нужна...