Marauders.Rebirth

Мистер Белби сидел в гостиной и сосредоточенно читал "Ежедневный Пророк", поджав губы и крепко вцепившись в бумагу - так, что страницы мялись под его пальцами. Но волноваться его заставляли не печальные новости, которыми пестрила передовица газеты, а, скорее, дела семейные, о которых Франклин думал гораздо больше, чем, скажем, о новых подробностях в деле по захвату больницы Св. Мунго, о которых распалялись журналисты из "Пророка", и которые касались и лично Белби, так как больница была местом его работы.
Это все тоже важно - и Пожиратели важны, которые порабощают магический мир, держа его в страхе, и Министерство Магии важно, даже когда истерит и не доверяет своей главе, и глава этот важен, потому что именно он должен привести волшебный мир к благополучию и процветанию, и больница важна, так как это источник дохода Франклина и его, так сказать, вотчина. И вообще, все, что пишут в этой газетенке не лишено смысла, и, пусть и не всему верить, но прислушиваться к этому стоило. Все глобальные проблемы - их нельзя оставлять без внимания, но насущные и важные проблемы по-настоящему - это, конечно, проблемы семейные. И им в этот вечер Фрэнк себя и решил посвятить, тем более, обдумать нужно было многое.
Поэтому Белби только пялился в строчки и ничего не понимал - мысли его то и дело с важных мировых вопросов перекидывались на мысли о сыне.
Дамокл, Дамокл, ну и в кого же ты такой растяпа?
Сыном Белби, ни смотря ни на что, очень гордился. Он вообще всеми своими детьми гордился, потому что все - умненькие, хорошенькие, умытенькие, причесанные, любо-дорого посмотреть да потискать, но, как и все дети, порой они могли натворить что-то несусветное. И вот старший сегодня выдал такой финт ушами, что Белби мог лишь качать головой и вопрошать: ну что же ты так, а, ну как же так получилось, сынишка?
А началось все с простого зелья, которое Дамокл должен был смешать для одного из пациентов, но, по ошибке, перепутал листики левкоя с листиками драцены, и мистер Мэрривеазер, принявший лекарство, быстренько покрылся некрасивыми прыщиками. А что за пациент этот Кевин Мэрривеазер - еще знать надо. Такой, что если что не по нему, тут же устраивает скандал. Ну, как скандал... Он не кричит, какие плохие врачи ему достались, не грозится исками, не пишет жалоб, но зато обвиняет всех в том, что они - прихвостни Пожирателей Смерти и периодически сбегает из своей палаты, причем каждый раз - прячется в морге, потому что у старичка слабоумие и он искренне не помнит, что и в прошлый раз скрывался от врачей в местном пристанище скорби и печалей (хотя, те, кто там работают, так вряд ли считают - наоборот, считают это место самым спокойным и благоприятным по фэн-шую уголком госпиталя). Морг - эта мысль каждый раз кажется Кевину искусной и изобретательной, и "ну никто же не догадается, а я такой маленький-удаленький!". Вот и представьте, что из этого всего получилось: Кевин покрылся фурункулами с ног до головы и, завернувшись в простыню как в плащ, опять удрал во владения Фойеррайдера. Пока санитары сбегали за ним в морг, пока спеленали орущего старичка, пока привели обратно, фурункулы увеличились в объеме еще больше, и выглядел Кевин плачевно - как будто и правда попал под недоброе заклятье Пожирателей. И если уж он-то ругаться с врачами не пытался, только боевыми кличами на всю больницу разразился, то вот его говорливое семейство, которое слабоумием не страдало, вполне могло обвинить руководство госпиталя во всех грехах. И, зная, как долго могут говорить его невестка и ее маман, обвинения эти растянутся ни на час и ни на два...
Дамоклу светил выговор и наказание. Сын Белби выслушал суровые наставления начальника отделения и отправился драить больничные утки, а Белби, которого тоже вызвали послушать, не стал оспаривать решений руководства, потому что подумал, что Дамокл должен сам научиться на своих ошибках, и что впредь он не будет таким забывчивым и поймет, наконец, что от его действий зависят жизни других. Фрэнк покачал головой, повздыхал, но ничем помогать не стал. За что, похоже, сынишка затаил на него обиду, но Франклин подумал, что со временем Дамокл поймет, что так было правильно, а не слабовольно, и уж тем более - не жестоко. Так было правильно.
И вот в том, что это - правильно, и пытался убедить сам себя Франклин, листая газету и попивая чай в гостиной. Правильно, потому что Дамокл должен знать, что его ждет в его работе дальше, потому что должен становиться серьезнее. Лечить волшебников - это вам не игрушки, тут ты в ответе за тех, кто ждет от тебя помощи, и если ты уж взялся помогать - то, будь добр, помогай как следует. А не болтай о пустяках с симпатичной стажеркой, пока мешаешь зелье.
И это еще хорошо, что все более-менее обошлось, что старичка-Кевина утихомирили, что тут же принялись его избавлять от болезненных болячек, и это хорошо, что он сейчас сладко спит в своей палате, положив под щеку тапочек - такой пушистый и с помпоном, внучка, говорят, подарила. И хорошо, что начальство ограничилось словестным наказанием и утками, а не отстранило от работы. Но Дамокл должен понять, что стоит на кону. Да что там - на кону, это же не игра какая-то!
И Белби сурово хмурился и хмыкал, уставившись в газету, пока в гостиной не появилась жена. Вот сейчас что-то будет - потому что, кинув беглый взгляд на супругу, Франклин понял, что она не просто не в настроении, а все горааааааздо хуже.
- Дорогая? - отвлекся от газеты и несмело вопросил Фрэнк, будто засомневался в том, стоило ли привлекать к себе внимание, или лучше было сразу сползти на пол и, перебежками-переползками ретироваться, например, в ванную и занять оборонительную позицию.
Глупо было отнекиваться, что Франклин не понял, почему Соня пылает гневом - слишком уж она хорошо его знает и закосить под дурочка не удастся. К Фрэнку подкатило чувство вины - тут же, моментально, хотя еще пять минут назад, он кивнул себе, подумав: "Все я правильно сделал". Но Соня... Понимаете, женщины, это такой переменчивый элемент... такой непостоянный X в формуле, что никогда не угадаешь, что получишь в конце, если женщина подключается к решению проблемы. Тем более, если выходит на тропу войны.
Франклину оставалось лишь кивнуть, оповещая, что: "да-да, дорогая, ты что-то хотела мне сказать?".
Ой что-то будет.