Marauders.Rebirth

And you would be a bird
A beautiful cresent one
And your eyes would beg
But i'm just doing my job ©

Васко аппарировал.
Полянка была, прямо скажем, хорошая. Не ахти какие цветочки, не ахти какие деревья, однако – защищенная, загороженная и очень-очень живописная. Издалека она должна была смотреться неплохо, особенно украшенная теми плодами, которые Пожирателям только предстояло тут повесить.
Он держал за руки двух грязнокровок – женщину и девочку. Ему поручили их повесить. «А сеньору Монтсеррату мы поручим хиндеровское отродье» - сказали ему. Васко тогда улыбнулся и поклонился. Так делали все. Это была честь – доверие и честь.
Они уже не сопротивлялись. Иначе бы он держал их заклинаниями. Они уже были не в состоянии ни кусаться, ни брыкаться, ни вести себя так, как еще пытались в первые дни заключения. За неделю из них повыбили всю спесь. Васко не присутствовал на пытках, однако наверняка у жены аврора, - да даже у дочери - пытались выведать какие-то факты об Ордене Феникса. По мнению Монтсеррата, это было лишним – все эти пыточные проклятия, боль… Почему не убить их просто? Они же все равно ничего не сказали. Но зато теперь не брыкались.
Васко отпустил их; тела – это были уже не люди, просто живые тела – повалились на землю и остались лежать. Монтсеррат не накладывал никаких заклинаний. Они не могли уйти. Палочек у них, разумеется, не оставили, аппарация была невозможна, а измученные, избитые обладательницы иссеченных болью тел, даже если бы попытались, никогда бы не ускользнули от сильного и быстрого молодого человека.
- Лежите тихо, - с нескрываемым презрением заявил Васко, все-таки предупреждая жертв о том, что иначе и он не преминет для начала применить Crucio. Жалости не было. Девочка тихо всхлипнула, мать молчала.
Васко заклинанием создал веревки, две штуки. Ему нужно было торопиться: на десять вечера он договорился о встрече с одной из своих подруг, и нужно было еще успеть переодеться. Он развернулся к своим жертвам и с видом опытного хирурга, начинающего простейшую операцию, грубо поднял девочку на колени и накинул веревку ей на шею. Девочка (как же ее звали - Алексис, Сандра?) тихо завыла. Плакать, наверное, сил уже не осталось. Мать подняла голову и с ненавистью посмотрела на будущего своего убийцу. Она попыталась подняться, но руки не слушались ее. Васко знал этот взгляд. Ему пообещали гореть в аду столько, сколько было бы лишним для Сатаны, а если бы она могла, она бы сама задушила его, голыми руками. Но она не могла. Не могла даже подняться.
Девочка снова всхлипнула и что-то прохрипела, глядя на Васко - не жалобно, а как-то по-взрослому. Она охрипла, крича под пытками, или от рыданий? Вот вопрос. Однако Васко это не волновало. Он завязал узел заклинанием – чтобы был крепче.
- Чем она провинилась? – раздался тихий хрип матери. Наверное, она бы кричала, но и это ей не удавалось. – Тем, что родилась от нашего брака? Она невиновна. Убей меня, если тебе так хочется, но оставь мою дочь жить. Не смей, не смей к ней прикасаться, мерзкое существо, погрязшее в убийствах! Ты уже не человек, ты монстр, взгляни на себя! Ты когда-нибудь задумывался о том, кто ты есть?!
Васко молча обернулся к ней. Пусть говорит, ему не жалко. Дэмиан Уоррингтон дал бы своей пациентке разговориться перед смертью. В ауре испанца был цинизм и безразличие. Он уже привык заглядывать в глаза жертвам и видеть там страх. Видеть там смерть. Это были для него не более чем будущие трупы. Неважно, что они говорят. Слова мертвеца ничего не значат. Они не могут проклясть и сглазить. Ведь это просто мертвец.
- Умоляю Вас... – следующая стадия. Это когда человек видит, что мучителю все равно, что обвинения его не трогают. Он думает, что его тронут мольбы, и тогда он встает на колени и просит, просит... – Умоляю, пощадите... Хотя бы ее... Мне все равно, убейте меня, но не трогайте Алекс...
- Мама, мама, нет, я не хочу, я хочу с тобой...
- Вот видишь, - злобно усмехнулся Васко, не желая отказывать себе в удовольствии поиграть с жертвами в игру слов. – Она сама хочет с тобой. Нечего ей отказывать в таком удовольствии.
Женщина заплакала. Наконец-то, она понимает, что все тщетно. Она умрет, уже все равно. И дочь ее умрет. Испанцу плевать, его ничего не колеблет.
А если бы ты говорила, то осталась бы жить еще на пару секунд. Ты ведь говоришь очень правильные и интересные вещи, прямо слушать приятно.
- Оставьте нас, сэр, пожалуйста... – подает голос маленькая грязнокровка.
- Сеньор, детка, - холодно прерывает ее Монтсеррат. Как же его бесит, когда его называют на английский манер! Даже Темный Лорд обычно называет его «сеньор». Он поднимает Алекс с колен и буквально волоком тащит к ближайшему дереву. Мать испустила истошный вопль, она снова попыталась встать, преодолевая боль мышц – встать, спасти, вырвать палочку из рук, убить... Она уже не думала, она хотела его смерти. Он читал это в ее глазах – полных ненависти и ужаса. А ведь это была жалость с его стороны. Он должен был убить девочку первой. Не заставлять же ее смотреть на смерть матери. Как она корчился в агонии, как ее лицо теряет жизненный цвет, как она теряет человеческие очертания, становится похожа на зверя, просто на умирающего зверя...
- А если бы у тебя убили дочь?! У тебя, мерзавец?!
Тихий крик, сиплый крик, на грани боли и отчаяния. Васко обернулся медленно. Эта безумная женщина все-таки начинала действовать ему на нервы. Она умудрялась надавить на какие-то невидимые кнопочки, распахнуть в Монтсеррате двери идиотской сентиментальности. Дочь... Если бы у него убили дочь... Он никогда не думал о том, что женится, что у него будут дети... Максимум племянники – дети сестры. Родная кровь, что, если она может прерваться, может прекратить течь в родных жилах, если родное сердце прекратит стучать... Если бы умер отец, если бы умерла мать... Кому мстить? А вот за дочь, убитую дочь... Он прямо чувствовал, как из глубины души поднимается надуманная ненависть к убийце, что бы он сделал...
Он остановился. Он опустил девочку на землю. Он посмотрел в глаза матери: она так и замерла, тянущаяся к нему с лицом, искаженным ненавистью... Он должен. Он обязан. Он же Пожиратель Смерти, черт побери! А это - всего лишь люди, которым незачем жить!
Соберись, тряпка. Соберись. Так тебе уже однажды сказали, не заставляй кого-то повторять это еще раз.
Ну же!
- Avada Kedavra. Avada Kedavra, - проговорил он тихо, но неимоверно отчетливо.
Две вспышки зеленого света - как просто и невинно. Да только двух людей, двух ни в чем не виноватых людей никогда уже не будет на этом свете. Он не выдержал. Он думал, что убить мать и ребенка будет легко... А вот поди ж ты. Не смог. Не смог!
Мать, женщина... Никогда еще с ним не было так. Никогда не было жалости, никогда. А сейчас... Что за глупые слова заставили его отступить? Дочь... Нет, у него никогда не будет детей, никогда. Какая-то неясная горечь смешалась со страхом. Васко умел себя анализировать... Это был страх, это была жалость. На мгновение промелькнула крамольная мысль: боже, что чувствует эта женщина? Боль, ужас? Нет. Она мать, она обожала эту девочку, эту маленькую невзрачную девочку, одну из многих грязнокровок... Монтсеррат даже не знал, как это назвать. Любовь. Отчаяние, смешанное с безумной любовью и самоотверженностью... Нет, нет, нельзя сочувствовать, это неправильно...
Чтобы никто из своих не заподозрил его в «сбое» дела, Васко совершил акт повешения с уже холодеющими телами. Он не чувствовал никакой тайной радости или хотя бы ленивого удовлетворения, как обычно, убивая грязнокровок. В душе была какая-то опустошенность. Как будто то, что он почувствовал сегодня, еще когда-то повторится...
И Васко аппарировал.