Автор | Сообщение |
Hestia Jones
|
| |
Сообщение: 56
Репутация:
1
|
|
Отправлено: 08.11.10 19:53. Заголовок: Hestia Jones [Ri inc]
ЧСВ надо холить, лелеять и взращивать. Atention | Warning цитата: | что вот мне в тебе нравится, так это ощущение того, что ты вообще с другой стороны к фотошопу подходишь, что-то твое собственное в этом всем есть)) © phaust_ |
|
| |
|
Ответов - 44
, стр:
1
2
3
All
[только новые]
|
|
James Potter
|
| |
Сообщение: 159
Репутация:
5
|
|
Отправлено: 13.11.10 13:02. Заголовок: работы отличные, цве..
работы отличные, цвета выдержанные, понравилась общая гамма
| |
|
Hestia Jones
|
| |
Сообщение: 228
Репутация:
3
|
|
Отправлено: 13.11.10 21:28. Заголовок: James Potter http:/..
| |
|
|
Отправлено: 13.11.10 21:47. Заголовок: http://www.topglobu..
| |
|
Marley Blackpool
|
| |
Сообщение: 61
Репутация:
2
|
|
Отправлено: 13.11.10 21:54. Заголовок: ух ты какие клевые ..
| |
|
Hestia Jones
|
| |
Сообщение: 229
Репутация:
3
|
|
Отправлено: 13.11.10 22:06. Заголовок: Jerry Pumpkin :sm18..
Jerry Pumpkin Marley Blackpool захвалили.. хвалите-хвалите Marley Blackpool пишет: цитата: | цвет вообще нереально красивый)) |
| я минут пять втыкал в коллажик, любовался цветом))) в текстах я не силен. я люблю, когда картинка именно цветом берет. Marley Blackpool пишет: цитата: | любитель фиолетового во мне просто трепещет и аплодирует таланту |
| Marley Blackpool пишет: как я могла устоять перед голубыми труселями
| |
|
Gingema Kutuzoff
|
| |
Сообщение: 65
Репутация:
2
|
|
Отправлено: 13.11.10 22:32. Заголовок: Мня, какой Дема. htt..
| |
|
Hestia Jones
|
| |
Сообщение: 243
Репутация:
3
|
|
Отправлено: 14.11.10 17:36. Заголовок: Минимализм рулит))) ..
Минимализм рулит)))
| |
|
Gingema Kutuzoff
|
| |
Сообщение: 97
Репутация:
2
|
|
Отправлено: 14.11.10 17:47. Заголовок: Hestia Jones Мимима..
Hestia Jones Мимимамизм крут) Это шо за дядька? *мыслит, но не вспоминает*
| |
|
Hestia Jones
|
| |
Сообщение: 246
Репутация:
3
|
|
Отправлено: 14.11.10 18:14. Заголовок: Gingema Kutuzoff пиш..
Gingema Kutuzoff пишет: цитата: | Мимимамизм крут) Это шо за дядька? *мыслит, но не вспоминает* |
| Это святому человеку Алану
| |
|
|
Отправлено: 14.11.10 20:38. Заголовок: Очароваательно. ^^^..
Очароваательно. ^^^
| |
|
Morgan J. Bracey
|
| |
Сообщение: 6
Репутация:
0
|
|
Отправлено: 14.11.10 20:41. Заголовок: Hestia Jones а тепе..
| |
|
|
Branwen ap Rhodri
|
| |
Сообщение: 11
Репутация:
0
|
|
Отправлено: 14.11.10 21:05. Заголовок: Jerry Pumpkin пишет:..
Jerry Pumpkin пишет: Morgan J. Bracey и не надо на меня орать. Не получишь плюшек я тебя тоже люблю
| |
|
Morgan J. Bracey
|
| |
Сообщение: 11
Репутация:
1
|
|
Отправлено: 14.11.10 21:18. Заголовок: Branwen ap Rhodri о..
Branwen ap Rhodri ой-ой-ой, я твой отец, или где! Могу и покричать А плюшки всё равно получу... И да, я тебя люблю
| |
|
Branwen ap Rhodri
|
| |
Сообщение: 69
Репутация:
1
|
|
Отправлено: 15.11.10 22:55. Заголовок: По просьбе Тонкс ..
По просьбе Тонкс &Со, который тронул мое сердце своим признанием в похищении и зачитывании истории Бренн. Представляется полная режиссерская версия. С иллюстрациями, музыкой и огромным количеством текста. Пафоса много, драмы еще больше, буковок не счесть. Вас предупредили Эта история началась давным-давно, как и положено всем хорошим историям. Началась она из перепалки в аське, - а что если... а вот так еще лучше.. а ведь можно и сыграть... Потом судьба перевернула все с ног на голову и вышло, что вышло. Начало. Скрытый текст
you crucified<\/u><\/a> my soul Cause yesterday you threw away tomorrow Девяносто два дня. Это так много и так мало. Это так мало для школьников, которые возвращаются сегодня в школу, но это так много для нее. Брен небрежно похлопывала перчатками по ноге, опершись об столб на перроне 9 и 3/4. Мимо пробегали опоздавшие, задержавшиеся, что-то-дома-забывшие юные волшебники и их родители. Топот ног, крики радости и возмущения, рокот поезда и клубы дыма. Все такое родное и до боли знакомое, все такое живое и такое далекое. Она ведь спокойна, да? На лице застыла приветливая улыбка, в глазах светится тепло и едва сдерживаемая радость. Ей хочется петь и танцевать, кружиться по перрону и смеяться во все горло. Нет, она не сошла с ума. Кажется. Просто она не жила все это время. Да-да, она забрала свое сердце из Хогвартса, но оставила здесь душу. Но сейчас они встретятся. И в его шоколадных глазах будет радость и тоска, и счастье, и ей захочется обнять его и зацеловать до потери сознания. Ей ведь так нужно, до боли необходимо до него дотронуться, почувствовать его. И плевать, плевать на весь мир! Ей нет ни до кого дела. Плевать, что у них нет будущего, у них даже и прошлого-то нет. Но сейчас это все не имеет значения. Сейчас важно только ее сердце, оно нетерпеливо замирает на месте и тут же срывается в бег с препятствиями, бежит, спотыкается, сердце чувствует - душа, она же здесь, рядышком, совсем-совсем. Еще чуть-чуть и она услышит его шаги. Услышит и узнает, почувствует одни среди тысяч. Ей не нужно оборачиваться и делать удивленные глаза и смеяться и кричать, как же он ее напугал, и отбиваться от его щекотки... но она ведь все равно будет так делать, будет, пока его улыбка сияет для нее, пока его улыбка будет ее солнышком среди этих серых дымных туч от поезда. Спина затекла от неудобной позы, но губы все также изогнуты, а в уголках прячется, топчется нетерпеливо на месте специальная сияющая улыбка. Улыбка для него. Брен нервно мнет перчатки в руке, часики на руке тикают, смеются над ее пульсом. Пять минут до отправления, а его все нет. Глупыш, опять проспал и теперь мчится через здание вокзала, в спешке пробирается сквозь толпу. Девушка прикрывает глаза и словно видит его. Она ведь может, правда? Зачем же тогда быть волшебницей, если она не может такую мелочь? И она верит, верит всем сердцем, что он здесь, рядом, бежит по перрону к заветному проходу. Вот он огибает толстую тетушку с парой огромных чемоданов, вот под ноги ему бросается чей-то визгливый ребенок. Другой бы закричал, взбесился от этих досадных помех, но Ричард ведь не такой. Она закусывает губу, сдерживая рвущуюся улыбку - рано еще улыбаться, его еще здесь нет. Ричард обязательно замрет возле ребенка, поможет ему подняться, заботливо отряхнет его одежду и сдаст на руки мамаше. Глянет на часы, охнет и помчится дальше и в его глазах будет нетерпение и желание поскорее увидеть ее. Стрелки выстраивают насмешливые рожицы и бегут по кругу дальше. Секунда, две, десять. Ну, где же он? Что с ним могло случиться? Сердце испуганно замирает, а вдруг? Вдруг что-то произошло, а она стоит здесь и даже и не знает, и не может ему помочь, и... И легкие взрываются от нехватки воздуха, и хорошо, что за спиной столб, такой жесткий и неудобный и этот дискомфорт возвращает ей способность здраво мыслить. Да, война, да, он маглорожденный, да он в опасности. Но не здесь. Не в Хогварсте, не на этом перроне. Здесь школа, здесь авроры, здесь Лондон, центр Лондона - он просто задерживается. Что-то незначительное, неважное, пробка в дороге, помнишь? Ричард рассказывал и все пытался ей объяснить, что же это. А она только смеялась над его гримасами и плескала водой, они ведь сидели на берегу озера, на их любимом тайном месте. Ты ведь помнишь? И сердце радостно стучит в ответ - да, я помню, я помню, я знаю и ему надо столько узнать, ему надо столько рассказать, объяснить то, что не смогла выразить в письмах. Все те слова, что сбегали с пера на пергамент и пытались скрыться от нее, и отказывались складываться в предложения, и кричали, что они не смогут, не покажут, не проведут его за руку к ней. Надо самой, только самой, только глазами, руками, нежным объятием, дрожащими губами. Надо. Ричард пришел перед самым отправлением поезда. Пришел и прошел мимо. Ни слова, ни взгляда, только расколовшийся лед под ногами и кровь на изящных ладонях. Волшебница с такой силой сжала пальцы, что нежная кожа не выдержала. Зато выдержала привычная маска. Все в порядке, все хорошо, все так, как должно быть. Только сердце рвалось на части от обиды, от отчаяния, от горя. Только оскорбленная гордость требовала мести – жестокой, тщательно продуманной мести.
| Принятие решения. Предупреждение - лирический пафос. Скрытый текст
Риторический вопрос - о чем она думала раньше? Когда шагнула вперед и бросила, нет, швырнула, перчатку в лицо Судьбы. И звонко хохотала, глядя в пустые глазницы. Она ведь верила, что нужна ему. Верила и могла перевернуть весь мир одной своей верой, одним взмахом своей волшебной палочки. Слепая вера даже не в себя. Вера в его улыбку, его глаза, его... Боль в висках становится непереносимой, но это хорошо. Это отвлекает и не дает умереть, напоминает о том, что нужно дышать, нужно жить, хотя бы и назло ему и его новой любви. Судьба всегда играет белыми. Раньше она любила этот цвет. Раньше, в той, другой жизни. Теперь Брен поняла, почему этот цвет был цветом печали. Цвет ее волос, цвет ее падения, цвет ее поражения. Что она чувствовала? Ни-че-го. Белый холод и лед в крови, шелковая маска вынужденной улыбки. Один раз примеришь и снять уже невозможно. Судьба хорошо продумала свое наказание. А маска это лишь малая толика всех мучений. Маска благополучия. Маска, которой так завидуют. За маски никогда не заглядывают, зачем? Толпа не видит дальше предложенных декораций, а он. Ему все равно. Ему легче согласиться с общим мнением, чем заставить себя взглянуть в ее отчаянные глаза. Ей кажется, что она слышит, как трещит лед, по которому она идет, чувствует, как он обжигает ее босые ноги. Хочется кричать, но горло передавлено. Хочется бежать, но цепи на щиколотках. Хочется плакать, но она лишь улыбается и отвешивает гордый поклон Судьбе - ее режиссеру, ее благодарному зрителю. И с каждым шагом боль все сильнее впивается в ее душу, и с каждым шагом она сама режет себе запястья и любуется красными браслетами. Пусть будет красный, пусть будет кровь, она согласна, только не видеть этот белый лед, этот белый холод. Красные пятна перед глазами танцуют дикий танец ненависти и нежно прижимаются к ней, нашептывают слова полные боли и злобы. Она ведь хочет отомстить? Она ведь может сделать его своим, стоит только захотеть, стоит только согласиться. Ну, же! Впусти ненависть в свою душу, твоя кровь тебе поможет, ты же знаешь. Никто не устоит, если наследница рода Ро'дри выйдет на тропу войны. Кровь кипит, кровь шепчет - нельзя прощать пренебрежение, нельзя прощать предательство, нельзя, нельзя, нельзя. Она швырнула свою жизнь к его ногам, а что сделал он? Переступил через ее склоненную голову? Никогда. Призраки предков возникают перед ней, горько улыбаются, кривят губы в издевательских насмешках, отворачиваются от нее. Судьба наслаждается спектаклем. Эйриан лишь ломает пальцы и все выше поднимает подбородок. Да, она знала, на что идет. Да, она рискнула всем. Поставила на кон свою жизнь, свою любовь, свою веру. И проиграла. А долги надо платить. И деньгами от Судьбы не отделаешься. Ей мало и душевного спокойствия, ей мало твоей любви, твоего счастья, она хочет больше, хочет то, что ты клялась не отдавать. А что останется тебе? Белый лед и хрупкая фигурка в плаще цвета крови. Только ли цвета? Судьба аплодирует стоя, представление будет животрепещущим, ведь ты приняла решение, не так ли? Лед в крови стремительно тает, белому здесь больше нет места. Кровь поет, кровь радуется, гордость отдает приказы, ненависть разворачивает масштабные планы. А что она? Только одно условие - пленных не брать. Мосты горят, в глазах полыхает ведьминское пламя, с губ срывается лишь одно слово: - Проклинаю. Судьба жадно ловит его, крепко сжимает в ладони - как приятно, когда человек сам подписывает свой приговор. Прекрасная комбинация, все как по нотам. Тени отступают за ее спину, но не уходят. Им теперь некуда уходить, теперь их место возле нее, теперь их жертва никуда не денется. Решение принято, фигуры выстроились и ждут приказа. Ненависть горячими ладошками обнимает ее и, воровато оглядываясь, нашептывает, никто не заинтересовался тобой, никто не помог, все слишком заняты своими мелкими проблемами, своей никчемной жизнью, и не видать им милосердия, не заслужили, не достойны. Этот шепот мешает, сбивает с мыслей, но и заткнуть его не удается, сама ведь впустила ее к себе в душу. Сама, сама, своими руками. И платить по счетам теперь ей. И не поможет никто. И сама она помощь не примет. Ненависть издевательски склоняется в поклоне и протягивает руку. Танец? Приглашение, от которого не отказываются. Танец... Белое платье с широкой юбкой, розы в волосах, ресницы полуопущены, сердечко трепещет, душа растворяется в вальсе. Красивая сказка, мечта любой. Только вот кто сказал, что мы танцуем вальс? Запястье с силой, до хруста костей, выгибают, а ты смеешься. Боль... она не так страшна. Страшнее, что он, ее Ричард, сейчас так ласково улыбается другой. Вот отчего подгибаются колени, вот отчего мелкой пылью разлетается последний кусочек ее сердца. Он не видит, он смеется над чьей-то шуткой. Стальная хватка ненависти не дает ей упасть и, с гордо поднятой головой, девушка проходит мимо, оставляя легкие следы на краю его судьбы. Он не увидит их, не услышит, а с последним лучом солнца они исчезнут навсегда. И она, его Брен, тоже исчезнет, скроется за маской, за плащом цвета ночи и будет верной спутницей другого. Все решено, слова брошенные не вернуть, наследнице это известно лучше кого-либо другого. Но почему? Почему? Она же знала... Сколько раз она обещала себе, что не оступится, не поддастся, она умнее, сильнее, сдержаннее. И что в итоге? Сама связала себя по рукам и ногам, добровольно, без протеста, послушно и радостно. Жаркий шепот обжигает кожу, ненависть и гордость не отступают, указывают ей путь. Гнев застилает глаза, и это хорошо, ведь по краю этой пропасти можно пройти только слепой, полагаясь только на чувства. Пусть ведет ненависть, пусть гордость светит ярко, пусть будет боль, пусть будут слезы и да прольется кровь. Холодный ветер ласково обнимает ее, поправляет капюшон, скрывает лицо под маской. Обходительный слуга и верный охранник, вот только служит он не ей. Игрушку судьбы нужно оберегать, пока она не сыграет свою главную роль. И все, что остается ей - оттягивать момент выхода на сцену, приближая его с каждым шагом. Аншлаг, ей рукоплещет зал, пролог уж сыгран, хор готов... Последний взгляд назад, вполоборота, на льду рисунок чертит кровь, узоры, символы, печать молчанья, а вдалеке шум голосов...
| Перекресток. Скрытый текст
В мире нет ничего прочного. Ничего вечного. Удача. Дружба. Любовь. Долг. Гранитные камушки, шуршащие вниз по склону. Их всё равно не вернуть. А ей — не вернуться... Серые камни, едва теплое дыхание огня, она скользит по коридорам черной тенью. Окровавленные пальцы отмечают ее путь, ставят метки, из которых складывается лабиринт. Шелест тяжелой ткани, гомон голосов за стеной, все так далеко и так близко. Перед невидящим взглядом вспыхивают картины, и под ногами уже не камень, и в руках уже не пустота. Странное ощущение - не видеть и не слышать, но знать... Разрозненные обрывки чувств, мимолетные касания, беспорядочные, ничего не значащие мазки, создающие цельную картину из золотистых призраков, ускользающих от прямого взгляда. Ни плеска, ни звука, ни пения птиц - лишь эта светлая, бархатистая мгла. ... Пылинки, медленно кружащиеся в густой тени синих занавесей, полуприкрытые глаза, глядящие в самые темные глубины души, скрытое совершенство смертоносной стали... Танец с клинками, с тихим звоном соприкасающимися остро отточенными лезвиями, стремительное скольжение из одного солнечного луча в другой, легкий узор атак и защит, ложащийся на мотив нежной, чуточку томной, тягучей мелодии... На стене этого коридора висит гобелен. Странный гобелен. В отличие от всех остальных в Хогвартсе сцена, изображенная на нем, неподвижна. Несколько веков назад шесть гончих псов застыли перед последним прыжком. Последним для самца-оленя, который столько же веков отчаянно озирается на своих преследователей. И вот сейчас Ро'дри почему-то впервые заметила затравленный, отчаянный взгляд гордого животного, осознавшего неизбежное. Вдруг захотелось помочь, спасти красивого зверя. А потом Бренвен поняла, что несколько веков назад кто-то уже решил это до неё и заставил шестерых оскаленных вестников смерти навеки замереть. И пока их последний прыжок невозможен, у гордого животного остается шанс. Последний шанс. Шанс, которого уже нет у нее. Судьба сказала свое слово. Судьба уже стоит на ступеньку ниже и бережно заправляет выбившиеся от падения локоны. И Брен не нужно оборачиваться, чтобы знать, кто стоит за ее спиной. Ричард. Лед тишины на одно бесконечное мгновение и лишь тени танцуют в обнимку с трепетным огнем факелов. Все решено, перчатки брошены и роли розданы. Белые ходят первыми. Узор замкнулся, и только чуть саднит стертую кожу на руках, и кровь засыхает тонкой линией на запястье. Ненависть обнимает их, сковывает крепче любых оков и не вырваться, не уйти, не освободиться. Мой враг. Боль - это черный фон, на котором расцветают краски истинной жизни. © Детская забава, игра, просто карточная игра - это ведь не страшно, совсем... Когда же наши игры стали так жестоки? Слово, взгляд, взмах, удар... Когда мы начали убивать друг друга? И черная ненависть гложет, душит, раздирает в клочья... Хочешь бежать, но ноги не слушаются, хочешь закричать и не можешь - голоса нет... Голоса лишь кружатся вокруг, танцуют и дразнятся... Пиковый валет делает шаг вперёд и уходит за край стола... А ты стоишь на одном месте и можешь только смотреть на них. Отбой, партия. Тебя уже нет в их жизни. А ты стоишь, и смотришь, и давишься нервным смехом... ...Они целовались посреди огромного темного зала, в отблесках пламени, бесовски скачущих по слившимся воедино силуэтам. Под беззвучный, отчаянный крик ее бьющегося в агонии сердца. Под бесстыжими взглядами ухмыляющихся портретов. Ричард — неловко склонившись к ней. Ледум — с картинно заброшенной ему на бедро ногой, запрокинутой головой, полузакрытыми глазами. Они не лгали. Ни она ему — жадно, требовательно, похотливо, словно выпивая его дыхание. Ни он ей — нежно, осторожно пробуя ее губы на вкус, еще не до конца поверив в свой оживший сон. А в глазах Брен горел вереск на холмах Харлеха... ...Там, на холмах, поросших вереском... ...нет ни времени, ни боли, ни воспоминаний... Только вкрадчивый шелест сухих вересковых колокольчиков в переливе ветряных волн и пряный запах нагретой солнцем листвы... завораживающий, затягивающий... Такой, как голос N., белокурого принца из ее детских сказок. Прекрасный принц, который всегда появляется в самый подходящий момент. Правда, иногда ему приходится лишних два часа подкарауливать наиболее благоприятный и драматичный момент, но ведь это мелочи, не так ли? Принц появляется, сверкает белозубой, ободряющей, согревающей с ног до головы улыбкой, и приступает к уничтожению врагов. Тени за ее спиной возбужденно перешептывались и перемигивались, раздражая и мешая сосредоточиться. Хотелось заткнуть уши и кричать, кричать, как волк одиночка на луну, - она не сошла с ума, что вы. Просто так надо. Такие карты на руках, такой расклад, лишь мелочь треф и - пиковый валет пал жертвой червовой дамы. А от джокера помощи ждать не приходится. Он ведь тоже лишь марионетка, губы улыбаются, слова сочатся ядом, а в глубине глаз тихонько плещется отчаяние равнодушного серого цвета. Какой пассаж... Какие искренние, незамутненные эмоции, настоящее пиршество для знатока человеческой натуры. Даже жаль, что единственный их зритель - лишь безучастный гобелен. Изломанные черные силуэты на стене - не врут, наверное, первый раз в жизни - Брен видит, что это отражения их душ, их чувств. И словно в насмешку над ней - одна из теней растворяется, пропадает... Ну, что вы, никакой мистики, вы же в Хогварсте, - просто факел погас. Символично, да? ...Там, на холмах, поросших вереском... ...только розовая, лиловая, сиреневая даль без горизонта, щекочущая босые ноги... только золотистая патина безоблачного, вечновечернего неба, впитывающая в себя всё, принимающая всех... Достаточно одного шага... одного слова... - Ты же выше всего этого... Неужели ты так и будешь терпеть? Что тебе за дело до моих дел?! Вы с ней так похожи. Брен смотрит в серые глаза, рисует в них историю древнюю как мир. Принц с принцессой из разноцветной детской сказки на ночь. Только со временем краски стираются, оставляя лишь вычерненные контуры на пожелтевшей бумаге. Оставляя металлический привкус во рту и кошмары в ночи. Принц и принцесса, белое платье и черная бабочка, клятвы до гроба и ледяная кровать. И жили они долго, и жили они счастливо, и умерли в один день. Только на разных континентах, с разницей в двадцать пять лет и под разными фамилиями. Знатная фамилия, древний род и щемящее одиночество. Как эти вещи идеально сочетаются в жизни. Девушка в мантии с зеленой нашивкой даже не подозревает насколько она права. Они ведь так похожи. Что может быть хуже и больнее, чем приступ тошнотворного отвращения к человеку, которого ты считала светлым и неспособным на мерзости? В широко раскрытых глазах плещется шок и удивление. Как? Как он может так вести себя? Неужели она не знала его настоящего? В неверном свете факелов такие теплые карие глаза сверкали холодным светом отчуждения. Неожиданное озарение, от которого на несколько секунд остановилось сердце - ему же это ... нравится. Голова кружится, неоспоримая правда впивается в виски и бьет наотмашь. Колени подгибаются, но нельзя показывать свою слабость. Никогда, ни за что, она слишком гордится своей фамилией и своим родом. Принцесса Гвинедда не будет унижаться перед этим, этим лжецом. Волк в овечьей шкуре, обнаживший свой оскал. Вот когда пригодилось домашнее воспитание, оказывается ее учили хорошим манерам, чтобы в семнадцать лет она смогла презрительно и равнодушно улыбнуться человеку, станцевавшему зажигательный танец на обломках ее души. Души, потому что сердца у нее уже нет. Вашими стараниями, кстати, господа. Волна жаркой ненависти грозила смыть последние остатки ее самоконтроля. Жгучая гордость и обида. Непонимание и чувство оскорбленного, униженного достоинства. Да как он посмел? И пусть никто не знал, сколько неотправленных писем она написала ему, сколько бессонных ночей провела в переживаниях за него, сколько раз просыпалась жаркими летними ночами от страха за его жизнь. А он даже не вспомнил про нее. Почему-то именно сейчас эта мысль ярко вспыхнула в ее сознании. Бренвен стало страшно, - неужели она хотела подарить этому человеку себя? Переступить через свое я, забыть все, чему ее учили, предать свою семью, свои ценности. И все это она хотела сложить к его ногам? Горло стиснуло удавкой слез, но плакать она будет потом. Потом, когда отомстит.
|
| |
|
Audrey Kennedy
|
| |
Сообщение: 103
Репутация:
4
|
|
Отправлено: 15.11.10 23:14. Заголовок: В общем если читать ..
В общем если читать это под Шопена. Лучше не читать, потому что выбивает из нормального состояния просто на разы. Я сейчас не могу адекватно объяснить, что почувствовала, когда прочитала, потому что слишком много эмоций. Как из-под горячего душа в прорубь кинуться, пальцы покалывает, в глаза слезится, а отдышаться нет ни каких шансов. Столько чувств, эмоций и пережеваний рассказаных, переданых так четко и ясно я уже давно не читала. Хотя может и читала, но эти особенные, такие непохожие на другие. Вроде что тут такого, любила, а он предал. Но почему-то ставлю себя на ее место и понимаю все то, что она чувствует. Гес, я еще позже, когда успокоюсь, напишу, но знай, я твой намбер ван фэн.
| |
|
Branwen ap Rhodri
|
| |
Сообщение: 71
Репутация:
1
|
|
Отправлено: 15.11.10 23:18. Заголовок: Рождество. Месть. M..
Рождество. Месть. Скрытый текст
Пушистый снег скрадывал резкость линий. Замок, укутанный белой шалью, дышал рождественской радостью и семейным теплом. Казалось все горести и печали мира переставали существовать стоило лишь ступить в такой знакомый, такой родной холл. Навстречу выбегает младшая сестренка, кидается на шею, душит в объятьях, и неразборчиво тараторит что-то в ухо. За ней спешат улыбающиеся родители, дальше в коридорах слышен дедушкин бас, он явно с кем-то спорит и не дает собеседнику даже слова вставить в свой громогласный монолог. Все так обыденно, все настолько по-домашнему уютно, что у Брен начинают трястись руки. Дерин недоуменно и растерянно смотрит на нее, на ее лице проступает страх за старшую сестру, она никогда раньше не видела Брен в таком состоянии. Девочка тихо шепчет: - Бри, что-то случилось? Бри... - Сестра хватает ее за руки и пытается заглянуть в глаза. Девушка в форменной мантии с синим значком кусает губы и ругается про себя, - она не хотела, она не должна была так пугать свою любимую сестренку. Волшебница обнимает Дерин и хриплым голосом говорит: - Ну, что ты, глупенькая, все хорошо, все в порядке, я просто замерзла. Она врет и сестра прекрасно это понимает, но Дерин совершает, пожалуй, свой первый взрослый поступок. Она соглашается с этой ложью, принимает ее, и тащит Брен за собой, в гостиную, на ходу рассказывая ей, как все за ней соскучились, как ее ждали и какой чудесный подарок ей приготовили. Дерин не дает Бри возможности даже слово вставить, и девушка благодарна ей за это больше, чем за любые подарки. Она не может сейчас говорить, Брен не в состоянии выдавить из себя даже одно треклятое слово, если бы она только знала, как плохо будет ей от этого тепла, она бы... Бренвен горько усмехается, что она бы? Осталась бы в холодном, продуваемом всеми ветрами Хогвартсе? Сидела бы на Астрономической башне и разговаривала с тенями? Теплые мамины руки обрывают все мысли, сейчас она просто маленькая девочка, которая знает, что мамины руки - самое безопасное место в мире. Сюда нет хода теням и кошмарам, здесь не властен страх и ужасу сюда не пробиться. А еще маленьким девочкам можно плакать, верно? И Брен снова врет, говорит родителям, что это от счастья, что она просто устала с дороги, что она безумно за ними соскучилась. Брен врет с каждой улыбкой, с каждым объятьем, с каждым радостным восклицанием. Нет, она любит свою семью, она готова умереть за них, она может убить ради них, но просто сейчас они не могут ее согреть. В ее венах нет места для крови, там только лед. В ее душе нет места ее любимой весне с ароматом трав и дождей. Теперь там ледяная пустыня и пронзительный холод отчаяния. В ее комнате все было так же, как она и оставляла. Разложенные книги, раскрытые хроники, даже брошенная нарядная мантия, которую она одевала на очередную вечеринку по поводу чьего-то дня рождения. Бренвен уже не могла вспомнить, кого именно она тогда ездила поздравлять с родителями. События последних полутора месяцев совершенно вытеснили из ее памяти все остальное. Девушка с трудом понимала, как она смогла доучиться, дотянуть до Рождества. Все происходящее казалось дурным сном. Как в ночном кошмаре, когда все начинается с перекрестка в полутемных коридорах со сквозняками и углами, в которых клубятся жуткие тени, а заканчивается бегом по краю пропасти и лезвию клинка. Брен медленно обходила свою комнату, как будто видела ее в первый раз, как будто она была здесь незнакомкой. С каждой вещью надо было поздороваться, протянуть руку, дотронуться, убедиться, что все в порядке, что она все та же Брен, что она не изменилась. А даже если изменилась, то всего лишь чуть-чуть, немножко. И это ведь не так уж и страшно. Panta rhei. Вот и она изменилась. Хотя вернее будет сказать, вот и ее изменили. Волшебница замирает возле большого зеркала в тяжелой серебряной раме. В отражении видно ее бледное лицо, слишком четко очерченные скулы, она похудела, что неудивительно - если учитывать то, как она не питалась. Синие, как морской залив за окном, глаза словно подернуты туманом. Их выражение невозможно разобрать, но ясно одно - счастья в них нет. Брен криво улыбается, прижимает ледяные пальцы к вискам, кровь в венах бьется толчками и этот стук немного отвлекает. Девушка сильно, со злостью массирует кожу, оставляет некрасивые, красные отпечатки, но зато пальцы перестают дрожать. Теперь глубокий вздох, закрыть глаза и представить себе, что сейчас август, за окном щебечут птички, слышен рев прибоя, она счастлива и беззаботна. Ну, же! Волшебница медленно поднимает взгляд, внимательно вглядывается в свое отражение - да, она в порядке, да, с ней все хорошо. Она улыбается тепло и радостно, и только в глубине глаз разбивает руки в кровь та, настоящая Бренвен, а может ей это все только кажется... В холодном стекле окна, как в зеркале, отражается тень и разноцветные вспышки заклинаний. По комнате летает оберточная бумага, шелковые ленты сами завязываются в широкие банты. Рождество, подарки, парадная мантия, вечернее платье, перстень с гербом рода - ее гордость, ее судьба. Капелька духов на запястье, маску улыбки на губы - она готова. Смех и шутки, упоительные ароматы ее любимых блюд, неспешная речь отца, льющаяся болтовня младшей сестры, на столе в гостиной тлеет дедушкина сигара в пепельнице. Домовики носятся с ошалевшими глазами и ушами, бабушка снова устраивает им ежегодный смотр. Брен старается быть незаметной, но это плохо получается. Ведь она папина гордость, любимая дочь и внучка, и все разговоры рано или поздно переходят на нее. Девушка не хочет кушать, но каждый раз, когда к ней кто-то обращается, запихивает в себя ложку салата. Воспитанные леди не говорят с набитым ртом, поэтому большую часть расспросов удается избежать. - Бри, дорогая, ну что ты все про учебу, да про учебу. Мы и так знаем, что ты у нас самая умная. - Бабушка Неста, как всегда дико "тактична". - А вот скажи-ка ты нам лучше, сколько парней обратили внимание на такую красавицу? Может твоему отцу пора сажать тебя под замок в самой высокой башне? Еще и дракона можно заказать. За столом все дружно потешаются, представив себе эту картину. И только Дерин испуганно смотрит в остекленевшие глаза сестры. - Бабушка, рыцарей сейчас днем с огнем не сыскать. Перевелись они. - Бренвен улыбается дрожащими губами. Хотя раньше она считала иначе. Главное, не расплескать вино, ну почему же фамильное серебро такое тяжелое, а руки снова трусятся мелкой дрожью. Зубы стучат о край бокала, а алкоголь слишком легкий. Это не то, что ей сейчас нужно. К счастью, часы в главной гостиной протяжно бьют полночь. Переполох за столом, столовые приборы небрежно брошены, все действо перемещается к елке. Брен идет позади всех, ей хочется сбежать отсюда, этот праздник не ее. Отец ласково улыбается и вдевает ей в уши тяжелые сапфировые серьги. Дерин завистливо вздыхает - грозди овальных камней переливаются и сверкают так, что больно глазам. Брен выдерживает еще пять минут этой изысканной пытки прежде, чем выскользнуть из комнаты. Сбегая вниз по широкой лестнице, девушка похожа на иллюстрацию к сказке про Золушку. Платье с широкой юбкой, каблучки звонко стучат, широкие рукава мантии летят за ней крыльями. Только вот платье черное и принц за ней не бежит. Охранная магия замка мягко пружинит, когда волшебница подходит к кованым воротам. Кажется, что замок говорит с ней, просит ее не уходить, ведь сейчас Рождество - самое волшебное время года и она нужна здесь, он не сможет без нее, ведь она его хозяйка. От замка веет теплом и уютом, он просит ее вернуться, но Брен смотрит на свои дрожащие руки и сухими губами шепчет "Прости, я не могу". Легкие следы девушки исчезают сразу за аппарационным барьером, а вскоре снег скроет и их. Снег в Лондоне мало чем отличается от снега в графстве Мерионетшир, он такой же пушистый, мягкий, рождественский. Брен уверено переступает порог отеля, по привычке, вбитой с детства, улыбается безразличной улыбкой услужливому швейцару. Сапфиры в ушах сияют как гирлянда на рождественской елке, также загадочно и волшебно. Девушка поправляет капюшон, невидящим взглядом скользит по толпе радующихся непонятно чему волшебников. Тонкие губы кривятся от горечи этой приторной сладости. Выражение лица семикурсницы на мгновение становится абсолютно потерянным, но буквально через секунду в глазах появляется проблеск жизни. Он здесь. Каблучки цокают по натертому паркету, бармен порывается понимающе подмигнуть, но получает в ответ лишь ледяной взгляд Снежной королевы. С таким взглядом подписывают смертный приговор и посылают на плаху, поэтому молодой человек резко отводит глаза и на всякий случай проверяет свою волшебную палочку. Высокие стулья вдоль барной стойки не отличались особым удобством, но в данном случае девушка была этому только рада. Выразительно взмахнув рукой перед лицом молодого человека с пронзительными серыми глазами, Брен порывисто бросила бармену: - Мне тоже самое, что и у него. Двойную порцию. Широкие рукава мантии отлетели назад, обнажая ее голые руки. - Ужасно выглядишь. - Синеглазая, понимающая улыбка. Аристократы, сливки общества, золотая молодежь и элита. Только вот внутри у них пустота, которую нечем заполнить. Разве что залить этим обжигающим горло благородным напитком? А почему бы и нет? Холодное стекло нагревается от ее дыхания. Брен стирает большим пальцем янтарные капельки с губ и облизывает его. Поднимает стакан и бездумно ловит его гранями синие всполохи света, отражающегося от камней, оттягивающих мочки ушей. - Это даже смешно. Я просто не смогла там остаться. Там все так... Празднично, там тепло. Огонь трещит в камине, дедушка ругается с портретами. Пахнет любимым папиным пирогом. - Брен прищуривается от боли и повторяет свой заказ. - Это было как удушье. Мечты всегда исполняются. Просто Судьба не спрашивает твоего мнения о конечном сроке годности твоих желаний. Брен слабо улыбалась, сидя на нумерологии. Нудная лекция, перешептывания однокурсников, пустой конспект. Когда-то она мечтала, что у нее все будет как в сказке: волшебный замок, и чтоб вокруг большой сад с розами и прудом, и чтоб рыцарь на белом коне совершал в ее честь подвиги, а потом увозил в свой собственный дворец. И только повзрослев, она поняла, что рыцари умеют бить ножом в спину и предавать. Мечты всегда исполняются. Давным-давно, в далеком детстве она назвала его своим прекрасным принцем. Она играла в сказку и радовалась, что нашла все кусочки мозаики. В детстве ведь все так просто, так понятно. А Судьба горько пошутила над ней, всего лишь исполнив на свой манер ее давно позабытую мечту. Шахматы Судьбы - черное и белое, белое и черное. Черный бархат полуночи, черные форменные мантии, черные простыни. Черно-белые клетки расчертили этот месяц, поделили между собой. Белый атлас рассвета, белые смятые рубашки, белые волосы на подушке. Пусть делят, пусть играют, ей ничего не нужно. Она уже однажды сыграла, поставив на кон все, что у нее было. Невозможно выиграть у Судьбы, так стоит ли разбиваться ради призрачной мечты? Тем более что больше не для кого... Кончились рыцари, и подвиги больше не совершаются, и принцессам больше некуда бежать из собственного замка. Судьба насмешливым росчерком пера затирает окончание той истории. Была любовь, была. Да только выпита до дна. И яд реальности выворачивает наизнанку, душит, давит, убивает, не оставляя ей ничего. Она старательно сшивает порванные кружева своей души. Сметает их быстрыми стежками, это больно, когда по живому. Иголка снует, подцепляет края, стягивает их. Брызги крови веером ложатся на белый снег. У нее нет времени стирать их. У нее нет ни сил, ни желания. Она просто хочет, чтобы он перестал ей сниться. Она могла точно назвать время, когда все изменилось. Одиннадцать часов утра в последнем гудке поезда на платформе 9 и ¾. И первые кошмары. Казалось, Судьба брала реванш за всю ее тихую и спокойную жизнь. Вместо безмятежного, крепкого как у ребенка сна, затягивающий омут на грани сознания - не дающий отдыха, выматывающий душу. Ночные кошмары переходили в безвкусные завтраки, обеды, занятия, проходящие мимо, как за стеклом. Она отгородилась от всех, спряталась за тонкой занавесью мнимого спокойствия. А его оказалось так легко разбить. Всего одна встреча на перекрестке коридоров. Развилка, на которой их столкнула Судьба. Раньше Брен не верила в предсказания и приметы. Теперь же она понимала, - тот перекресток был точкой невозврата. С сентября по декабрь Ричард прошагал по осколкам ее сердца, а в тот злосчастный вечер после матча разбил ее веру и надежду. И что ей оставалось? Девушка беспомощно стояла там одна на холодном ветру. Как она может жить дальше, если отчаяние слепит глаза, под ногами нет ни земли, ни неба, а в легких нет даже капли воздуха, только боль. Оказалось, может. Мир не изменился, просто стало чуточку сложнее дышать. Она послушно шла вниз и Брен казалось, что тени по углам разбегаются от решительных шагов. Знала ли она, чем все закончится? Нет и да. Белое и черное. Снова. Наверное, в его комнате было холодно. Поздний вечер, камин не горел весь день. Девушка безучастно стояла возле двери, наблюдая за его передвижениями. Теплая мантия не согревала, а лишь еще больше подчеркивала как же на самом деле ей холодно. Блики огня причудливо играли, скользя по прядям светлых волос, только в потемневших серых глазах был тот же самый холод. Брен держалась за этот взгляд, запоминая горькую нежность его рук и губы с привкусом дорогого коньяка. Они уснули только под утро, но за эти пару часов девушка выспалась лучше, чем за все прошедшие месяцы. Сарказма в мужском голосе столько, что можно порезаться. Брен улыбается и чувствует, как чуть расслабляются сведенные судорогой мышцы. Это глупо, да? Сбежать из родного дома, сбежать от радости праздника со своей семьей, с людьми, которые любят ее. Сбежать ради того, чтобы сидеть в прокуренном баре лондонского отеля и слушать колючий голос захмелевшего парня. Хорошо, что в аристократическое образование входит умение читать между строк, между взглядов и несказанных слов. А еще в кармане ее мантии лежит скомканный обрывок с двумя строчками его неровного почерка, адрес и подпись - буду ждать. Девушка касается холодных камней серег, пропускает их сквозь пальцы. - Подарок отца. - Поясняет она. Лучше говорить очевидные вещи. Они и так идут над пропастью, делят на двоих один страх, одну боль, одну ложь. - Мама всегда говорит, что сапфир - королевский камень. - Волшебница пропускает обязательное сравнение с цветом ее глаз. - А раз королевский, значит, я обязательно должна носить только сапфиры. - Она забавно фыркает, сморщив нос. - Иногда их мания величия переходит все границы. Длинные мужские пальцы крепко обхватывают стакан, держатся за него как за последнюю соломинку. Бренвен смотрит на его руки, небрежно подкатанные манжеты, и прячет улыбку в коньяке. Наутро, когда парень провожал ее до башни Рейвенкло, Бри все также держалась за его руку. Как маленькая девочка, которая боится потеряться и не найти дорогу назад. Или вперед - это как посмотреть. Крепкий напиток на пустой желудок делает свое темное дело - тяжелая парадная мантия, покрытая ручной вышивкой, небрежным движением сбрасывается на спинку стула. Один рукав свисает почти до грязного пола, но Брен этого не видит. В зеркале напротив отражаются обнаженные плечи, черный шелк льнет к нежной коже, обнимает тонкий девичий стан. Бармен старательно отводит глаза, но везде натыкается на голубоватые прожилки венок на ее шее. Может от этого скрип протираемых им бокалов становится все громче? Нельзя уйти от того, чего на самом деле нет. Вот и она не может от него уйти. Не может спать в своей кровати в спальне девушек Рейвенкло. Там повсюду тени, шорохи и чей-то смех. Там голоса, от которых невозможно сбежать потому, что они у нее в голове, у нее за спиной. Брен затыкает уши, но это не помогает, она снова и снова пьет зелье сна, но и оно ее не спасает. Магия бессильна против разбитого сердца. Или же у нее просто выработался иммунитет за эти месяцы? Девушка ломает пальцы и даже перестает расстилать свою постель. Зачем? Если она сбегает каждую ночь к портрету с седым волшебником. Зачем, если каждую полночь ее ждет молчаливый юноша, чтобы взять ее за руку и провести сквозь еще одну ночь. Брен не обращает внимания на многозначительные взгляды подруг, на злорадно-завистливый шепот за спиной. Она все та же гордая принцесса, которая ходит с высоко поднятой головой и умудряется ни разу не пересечь тот коридор и ту развилку. Но об этом ведь никто не знает. А когда кто-то с алеющим на груди галстуком кричит ей вслед "Слизеринская шлюха", ее рука не дрожит, а синие омуты глаз чернеют всего на несколько минут. Невербальный Империус, ее фамильное заклятие, невозможно отследить. В ту ночь она впервые не может заснуть в его обьятьях и долго лежит в темноте, слушая его ровное дыхание и считая удары его сердца. На следующее утро весь Хогвартс гудит - шестикурсник-гриффиндорец пытался покончить жизнь самоубийством, его спасла патрулировавшая коридоры профессор Макгонагал. Школьники гадают, выдвигают массу невероятнейших причин произошедшего, и на какое-то время это заслоняет сплетни о личной жизни старосты школы. На какое-то время. - ... В нашем случае мы лишь следуем устоявшейся традиции всех чистокровных аристократических семейств. - Брен ступает на зыбкую почву, но алкоголь туманит голову или же это снова тени кружатся вокруг - стараясь причинить ей как можно больше боли. - К окончанию школы все юные леди и милорды являют собой идеальную картинку из книжки про волшебников. Манеры, воспитание, приемы и драгоценности, забитые под завязку сейфы в Гринготсе, огромные поместья, власть и все удовольствия мира. Что я тебе буду рассказывать, ты ведь и так сам все знаешь. Только вот... счастья - нет. Или есть, а? - Боль в голосе и паника в синих глазах. Она не хочет так. Она страшно боится оказаться в этой ловушке. Она ведь не сможет так жить - фальшиво улыбаться днем окружающим, а ночью врать себе. Она уже попробовала - те несколько ночей в школе, когда она сходила с ума от оглушающей пустоты. Страх захлестывает ее с головой, и хорошо, что стакан из толстого стекла, иначе она бы его сломала и снова изрезала себе руки. Как тогда, когда она встретила после отбоя Ричарда с его новой девушкой. Брен кривит дрожащие губы в жалкой улыбке, опять сорвалась, ведь обещала себе, что не будет его вспоминать, не будет, не хочет, не может. Но помнит. Когда черное и белое успели станцевать вальс и поменяться местами? И почему этого никто не заметил? Не уловили момент? Или просто не захотели?.. "Ты достойна самого лучшего". Это ведь даже не обсуждается. Тогда почему, когда она захотела чуть-чуть счастья и протянула за ним руку, прошла за ним вперед по тропе жизни, прошла, не чувствуя под собой ног, ее так жестоко наказали? Разве она была недостойна? Брен криво улыбается, запивая свою обиду безвкусным коньяком. Она не верила в свою ошибку, не позволяла себе верить. И каждую ночь ей казалось, что еще чуть-чуть и она найдет тот недостающий кусочек, то потерянное чувство и каждую ночь она убеждалась в своей полной беспомощности. Ведь нельзя найти то, чего никогда не было. Так, так ли уж она достойна? Утром ей светит обманчиво теплое солнце, которое не греет, ведь на дворе стоит зима, декабрь месяц, самый холодный. А красное солнце обсыпает ее лучами, соблазняет, зовет за собой – обещает весь мир и лето в придачу. А по ночам в окна заглядывает лживая луна, рассыпает перед ней серебряную дорожку, ничего не обещает и не предлагает. Поэтому она идет по этой лунной тропе из белых и черных квадратов на полу? Поэтому она заходит так далеко, что уже не знает, как вернуться назад? Первая ночь, первое таинство любви, разделенная тайна – одна на двоих. Одно дыхание, одна нежность, одна боль. Ее принято вспоминать в кругу сплетниц-подружек со сладким томлением в груди, закатыванием глаз к потолку и прочим антуражем. А она лишь улыбается на все намеки и вопросы в лоб, улыбается и молчит. Это ведь неправильно? Так не должно быть, такого не должно было произойти. Тем более с ней. Ведь она не заслужила такого, всегда была примерной девочкой, послушной маленькой принцессой с ясными синими глазами. Так мило и так по-детски. А детство кончилось. Неожиданный заказ судьбы и нет его. Падать с небес на землю больно всегда, а падать с небес под землю - больнее вдвойне. Трудно быть падшим ангелом? Трудно, тяжело, горько, а потом не знаешь, как жить без адреналинового взрыва в крови. Без неслышных шагов, делящих твою жизнь на черное и белое, день и ночь. Они оба так искалечены этой болью. Но они предпочитают не замечать этого, чтобы не обнаружить еще больше. Им так хочется верить в лучшее, и ради этого они смотрят сквозь пальцы порой, надеясь, что со временем все вернется на круги своя. Ведь надо жить. Надо жить настоящим, надежно похоронив прошлое, спрятав его за семью замками и семью печатями. Выкинув все ключи за борт своей судьбы, и не надеясь уже ни на что. Ее рубашки хранят его запах. Наверное, потому что по ночам их одежда валяется вперемешку по всей комнате. В один из холодных, белых рассветов, когда она одевается в спешке, чтобы уйти до звона будильников, она теряет в его комнате свою заколку и потом так и не может найти. Она даже не расстраивается, хоть это и была ее любимая вещь, дорогой сердцу подарок. Была, а значит, она связана с той ее жизнью и лучше ей ее не находить. Лучше потому, что она должна забыть все, что связывает ее с той улыбкой и теми глазами цвета горького шоколада. Брен шепчет эти слова, как молитву, убеждает невидимого собеседника в своей непоколебимой уверенности. Убеждает кого-то или пытается удержать себя? Видно плохо пытается, раз не может избавиться от его призрака, от его смеха за спиной. Поэтому она кутается в чужую белую рубашку с монограммой и подворачивает длинные на нее рукава? Поэтому она отгораживается от реальности, утыкаясь носом в тяжелую ткань с чужим, терпким запахом? Отражение в зеркале напротив язвительно ухмыляется ее же синими глазами. Ты ведь первая начала это, девочка. Опять не удержалась. Опять сорвалась, взбунтовала. Какой-то неудачливый поклонник сравнивал ее глаза с тихими омутами. Судьба улыбается нехорошей, знающей улыбкой. Этой согбенной старухе доподлинно известно, какие ураганы бушуют за маской мнимого спокойствия. Там, где раньше были цветущие сады, теперь лютуют осенние грозы. Судьба укоризненно качает головой, нахальная девчонка снова рискнула, пошла против ее решения. Разбила ледяную пустыню, превратила Снежную королеву в обычную девчонку с босыми ногами, идущую по лужам. Хотя, ведь еще неизвестно, что хуже. Белое безмолвие и равнодушие зимы или грозовое небо такого же насыщенного серого цвета, как глаза парня, который сидит сейчас рядом. Так близко, что, кажется, она слышит как бьется его сердце или это лишь шум крови в ушах и каблуки проходящей мимо женщины. В его глазах сапфировыми молниями мечутся покачивающиеся серьги стоимостью в целое состояние. Так осенью в бурную ночь белые всполохи прорезают аметистово-черное небо. Бренвен внезапно хочется, чтобы весь этот белый снег за окном растаял, исчез, превратился в ревущие потоки воды. Может тогда она сможет найти утешение? Может вода смоет всю горечь и весь пепел ее сгоревшего сердца? Может, струи ледяного потока согреют ее кровь? Или же она сама растает вместе с этой белой смертью? Девушка не знает ответа и не знает, кто может ответить на ее вопросы. Она даже не уверена, что хочет услышать эти ответы. Ведь правда может оказаться непосильной, а она так устала сражаться. Она устала носить маску благополучия, устала улыбаться фальшивой улыбкой, устала воевать с тенями в зеркалах. Она устала ходить с царственной осанкой и высоко поднятым подбородком, - высоко… чтобы никто не увидел, что смотрит то она вниз. Маленькая гордая принцесса с тяжелым мечом в руке, именно такой портрет Брен висит в кабинете ее отца. Портрет девушки с грустными глазами и серым небом за плечами. Откуда художник знал, как надо ее нарисовать? Или все гении немного пророки? Волшебница сжимает край стойки, сжимает до онемевших пальцев, до легких уколов боли. Она не хочет знать, что будет дальше. Она не хочет снова и снова воевать с Судьбой. Но и отступиться она тоже не может. Девушка сбивается со счета выпитых стаканов, слушая его ложь. Красивую в своей нахальности ложь про деньги, банки, богатство и призраки неверного счастья. Она нарушает этикет, ставя локоть на стойку и подпирая левой ладонью подбородок. Но она хочет видеть хотя бы его профиль, когда он рассказывает ей лживую до шелковой подкладки сказку. Она обрывает его, дотрагиваясь кончиками холодных пальцев до его руки. Парень невольно вздрагивает ото льда ее прикосновения и, наконец-то смотрит ей в глаза. А девушка наклоняется вперед, не замечая, что от этого порывистого движения корсаж платья сползает, обнажая непозволительно много. Бренвен не отрываясь, смотрит в его глаза и быстро-быстро, словно боясь, что он ее прервет, говорит: - Однажды ты вдруг осознаешь, что все это неизбежно и тогда становится страшно. Страшно, потому что этого ты не избежишь. Никогда. Никуда. Чего стоит вся твоя жизнь? Ни-че-го. Кому ты нужен? Ни-ко-му. Так много отрицания и так мало ... Так мало остального - смеха, улыбок... Так мало - счастья. Счастье - это плачущий туман в зеленых мхах. – Слезы катятся у нее по щекам, но Брен этого не видит, не чувствует, она сейчас слишком поглощена своими чувствами и словами. Какой редкий случай, когда аристократы, эти высокородные комедианты, говорят откровенно, говорят по душам и сердцам. Делятся самым сокровенным. То, что она ему сейчас говорит, дороже, чем первая ночь, проведенная в его спальне, дороже, чем подаренное ему тело, дороже, чем молчаливое согласие с игрой по его правилами.
|
| |
|
Branwen ap Rhodri
|
| |
Сообщение: 72
Репутация:
1
|
|
Отправлено: 15.11.10 23:41. Заголовок: Рождество. Месть. Пр..
Рождество. Месть. Продолжение. Скрытый текст
У него теплые пальцы и шелковый платок, который он ей протягивает, тоже теплый. И пахнет травами. А может быть это ей так хочется, чтобы он пах именно травами ее родного дома. Дома, из которого она сбежала час назад. Жалеет ли она об этом? Брен с тоской понимает, что нет. Она не может лгать себе. Не сейчас, не в полумраке прокуренного бара, после стольких слов, после такого количества алкоголя. Волшебница фыркает, она ведь знает, что совсем не умеет пить. Ей даже вкус этого коньяка не нравится. Он горький и обжигает ее, но не может согреть. Зато эта горечь не дает сосредоточиться на еще более горьких мыслях. Бри сжимает в руке его платок, стирает черной тканью прозрачные слезы со щек, смахивает дрожащие капельки с кончиков ресниц. Шелк скользит в тонких пальцах, убегает и сворачивается на ладони несуразным комком. Раньше ей казалось, что руки у него такие же холодные, как и глаза. В той, другой, жизни. А оказалось, что он горячий. Горячий лед. И шепот, обжигающий ее кожу, тоже горячий, как и поцелуи, от которых она плавится на его черных простынях. Брен тянется к нему, как мотылек тянется к пламени костра. Прячет свои озябшие руки под его теплым одеялом, утыкается холодным кончиком носа в его плечо. Смешно. Он развел для нее огонь, в который она с такой радостью швырнула свои воспоминания, свою боль, свою печаль. Только вот не все можно спалить в этом огне. Некоторые вещи впечатываются в душу, оставляют следы на сердце и не выжечь их, не стереть. Поэтому она торопится в его комнату каждую ночь? Когда можно будет спрятать свое лицо в этой темноте, когда можно будет облегченно вздохнуть и снять маску с застывшей, вежливой улыбкой. Все равно он не видит ее лица, не интересуется выражением ее глаз. Ночью можно не лгать, не играть роли успешных и самостоятельных. Ночью можно выпустить наружу своих демонов и захлопнуть у них перед носом дверь. А утром, выходя из его комнаты на цыпочках, снова впускать их в свою душу, прятать там вновь принесенную ими боль и горечь. Когда она успела стать такой великолепной актрисой? И почему с такой легкостью ей далась эта роль? Нельзя измениться за несколько минут, часов, дней. Нельзя? Или все же можно? И где искать виновного? Кто может взять на себя вину за удар в ее спину, за попранное доверие, за стертую в порошок веру? Ненависть обнимает ее, кружит в танце обид и потерь. Ненависть шепчет, что знает имя того, виновного. Того, кто должен быть уничтожен, стерт с земли. Нельзя предавать дружбу, нельзя топтать чужую любовь. Нельзя, нельзя, а значит она в своем праве. Значит, она может вершить суд. В душе идет борьба, а Судьба уже давно все решила. Пасьянс разложен, козыри розданы. Джокер в игре. Осталась такая мелочь – всего лишь сыграть. Потешить придирчивого зрителя страстным представлением. Ненависть улыбается ей стальными глазами и нежно целует, ставит влажную печать на договоре. Долгий взгляд, сердце сжимается, как перед прыжком в пропасть. А если обманул? А если не подхватит, а если даст упасть? Волшебница облизывает пересохшие губы, но упрямо качает головой, укрощенные волосы снова разлетаются, окутывают ее тяжелым плащом. Ему это невыгодно, ему нужна она, пусть ненадолго, но нужна. Ее логика как всегда точна или же это вера в него сыграла свою лучшую роль? Кто знает. Даже режиссер-судьба лишь пожимает плечами. В ее сценарии нет таких строк, это всего лишь сноски, напечатанные слишком мелким шрифтом. И разобрать, что ложь, что правда – невозможно. Риск, опасность, полет над пропастью. И некому подхватить, некому остановить падение, бесконечный полет еще одной души в бездну. Только вот она не остановится потому, что рядом с ней еще одна тень. Риск - танец с завязанными глазами по краю пропасти. Не уйти, не свернуть, рисунок сложный не нарушить. Риск - доверие. Вложить свою судьбу, свою удачу в чужие руки. Риск - когда тебе есть, что терять. Все повторяется, не так ли? Она снова смотрит в пустые глазницы рока. Ей нечем рисковать, нечего проигрывать, у нее уже ничего нет. К чему им лишние слова, когда все и так давно решено. Осталось лишь разыграть эту пьесу. Месть холодная, месть продуманная и осмысленная не имеет ничего общего с мелкими пакостями. Месть разрушительна. Месть отравляет все, к чему прикасается. Месть и предательство неотделимы друг от друга. Месть - кровная сестра предательства. Они всегда приходят вместе. И не уходят уже никогда. Единственное, что может от них защитить - ненависть. Чистая, незамутненная ненависть. Ненависть, которая ведет за собой, не давая возможности замереть на месте, оглянуться, ужаснуться. Ненависть, которая толкает в объятья мести, и следит за всеми приготовлениями сквозь прищуренные глаза. Потом можно будет все списать на алкоголь, на обиду, на…. Потом она придумает себе сотню оправданий. Сотню правдивых, достоверных, насквозь лживых оправданий. А сейчас девушка смотрела в стальные глаза и с легкостью писала свою историю предательства. Это оказалось так легко. Так спокойно. Ведь свет сам от нее отказался, так? Ненависть крепче сжимает ее руки, до боли сдавливая пальцы, и шепчет снова и снова - он заслужил, он виноват, он ударил в спину. Он ответит. И Брен говорит, рассказывает, обаятельно улыбаясь. Ее губы изгибаются, соблазняют своими движениями, пряди волос падают на открытые плечи и грудь, синие глаза сверкают, соревнуясь своим блеском с тяжелыми серьгами. Она пьяна, пьяна своей болью, своей ненавистью, своей местью. Пьяна и прекрасна. - Ричард... он. Для него самое дорогое - его семья. Впрочем, что тут удивительного. Он ведь истинный гриффиндорец. - Он лживый гриффиндорец. Настоящие рыцари льва не бросают своих принцесс в объятья тьмы. - Его семья живет в городке... ох, забыла название. - Брен наклоняется вперед, и чертит узоры, переплетает руны на его запястье. Аккуратно подстриженные розовые ноготки скользят, едва касаясь, очерчивают голубой рисунок вен на бледной коже. Его пульс отдается глухим эхо в ее голове. - У него большая семья. Старший брат, Майкл. Да, точно, Майкл. Я ему никогда не нравилась. Он считал меня маленькой гордячкой. - Брен поднимает на парня обиженные глаза. - Почему он так говорил? Я ведь ничего ему не сделала. Просто вежливо с ним разговаривала. И все. - В синих глазах столько недоумения и загнанной тоски. - Ричард тогда с ним поругался. А потом долго дулся на весь мир и на меня. Девушка резко выпрямляется и едва не теряет равновесие. Мелькающие перед глазами воспоминания никак не способствуют хорошему настроению. Их смех, их любимое место на берегу озера. Дуб шелестит зелеными ветками, а вода гладкая как зеркало и так прозрачна. Ричард заразительно смеется и пытается отвлечь ее от чтения нудного фолианта по истории магии. Он корчит забавные рожицы и, словно маленький ребенок, дергает ее за кончики наспех сколотых волос. Бри не выдерживает и смеется вместе с ним. Как же она была счастлива в тот весенний, солнечный день. Ненависть разрывает тонкую ткань памяти, врывается в сердце горящим клинком. За что? Почему она? Почему он так с ней поступил? Девушка вздрагивает и видит, как по зеркалу с ее отражением змеится некрасивая трещина. Она моргает, надеясь, что это лишь игра ее воображения, но тут же понимает, что это не так. Всплеск стихийной магии, ничего особенного для места, в котором одновременно находится столько волшебников. Да и дети вокруг, знаете ли, магия Рождества. Но Ро'дри почему-то слышит злорадный смех и боится оглянуться, чтобы убедиться, что фигура в темном плаще лишь плод ее алкогольной фантазии. Девушка заглядывает в стакан и, кусая губы, отметает в сторону все воспоминания. - Ричард… он благородный очень. Он любит магловский спорт. Футбол, да. Там почему-то только один мяч. Зато большой. И играют на земле. Вернее, на траве. – Зачем-то уточняет Бри. Она смотрит в серые глаза, которые так близко, но что видит она сейчас? Девушка сейчас так далеко. Она осторожно идет по тонкому мостику между злом и добром. А мостик раскачивается, а призраки умоляют обернуться, сбиться со счета шагов. Остановишься - погибнешь, задумаешься - разрушишь все. И она идет дальше, держится за теплую ладонь. - Книжки читает. Знаешь, такие с приключениями, и чтоб в конце добро обязательно победило зло. И чтоб злодеи были сказочные, темные и злые-злые. А главный герой добрый, большой и сильный. Он должен совершить много подвигов, пройти испытания и потом р-р-раз! И победит злодея. Вот так раз! И все. – Маленькая пьяная принцесса, которая рассказывает своему сероглазому принцу сказки на ночь. Картина просто неимоверная, так что неудивительно, что свидетелей у нее нет. Да, и маловероятно, что сама Бренвен вспомнит наутро о том, что она ему сейчас говорит. Сапфиры в ушах протестующее звенят, когда девушка резко вскидывает голову и абсолютно трезвым голосом заявляет: - На хрен счастливые концы. Прекрасные Принцы скрываются со своими простушками в лучах заходящего солнца, а … - Брен обрывает фразу, закусывает губу с такой силой, что нежная кожа не выдерживает и лопается. Девушка машинально слизывает алую капельку крови и повторяет. - К черту «долго и счастливо». Все равно я никогда не верила в сказки. Сказки... Что бывает в сказках? Прекрасная принцесса, верный рыцарь, злой принц, так да? Добро всегда побеждает зло, потерянные туфельки находятся, поединки ведутся на мечах и даже подножки не мешают рыцарю одержать победу и получить свой приз из рук красавицы. В сказках... все просто и легко, понятно без пояснений и сносок мелким шрифтом. Не нужны отступления и эпилоги. В сказках. А в жизни? В сказках принц любит золушку-простушку, принцесса любит свинопаса, да? Все верно, все правильно. Поэтому принц с принцессой делят свое одиночество ночи напролет, а наутро блистают на приемах, сверкают драгоценностями короны и утонченными манерами? Поэтому им не нужны слова и разговоры ни о чем? Зачем, если они и так все знают. Одна сказка на двоих. Одна несбывшаяся мечта. Вальс на обломках надежд. Черная тень, горячие руки и такой сладкий вкус мести. Месть пьянит похлеще дорогих напитков. Она не обжигает, она ласкова, как шелковая смерть. Нежно касается кожи, ставит свои метки, выпивает душу и дарит призрачную мечту. Это ведь то, что ей нужно? Какая разница, ведь выхода нет. Ненависть не отпустит, страх стоит за спиной, месть закрывает глаза теплыми ладонями. Интересно, сколько еще она выдержит? По граням сознания сложно ходить в одиночку. Брен наслаждается сменой масок на его лице, легчайшие полутона эмоций, заостренные скулы, глаза в тени кажется совсем черными, четко очерченные губы складываются в улыбку из смеси превосходства и коварства. Значит ли это, что он уже принял решение? Что он уже знает, как отомстить? Значит ли это, что Бри уже не может свернуть, отказаться, отступить? А разве ей есть куда убегать? Девушка горько улыбается маленькой оранжевой копии себя на дне стакана. Ричард сам от нее отказался, он прошел мимо, он ударил, не глядя, ударил, прекрасно зная, как ей будет больно. Его не интересует, жива она или нет. Ее друзья предпочитают видеть улыбку и спокойное "все в порядке". Так куда ей бежать? От воспоминаний не спрячешься, от страха не сбежишь, тени всегда здесь, рядом, за спиной. А злой принц целует ее руку, обещая отомстить, обещая показать слезы того, кто обидел ее. Так не все ли равно, почему он это делает? Зачем искать ответы на вопросы, которые она не хочет задавать? Бренвен знает, что он лжет ей, не говорит всего, плетет свою паутину, свою историю. Но пока их желания совпадают, верно? Так зачем же портить его тонкую работу? Она не верит в его чувства к ней. Она знает, что когда-то она проснется ночью от его неожиданного прикосновения, и сердце будет вылетать из груди, а в его запавших глазах будет тревога и отчаяние. Брен знает все это. Но и поступить иначе не может. Услуга за услугу, жизнь за жизнь, смерть за смерть. Они слишком далеки друг от друга, и поэтому так близки. Он спасает ее, она спасает его, что может быть более прозаичным. Обычная жизнь обычных волшебников. Ничего особенного, ну что вы. Она не должна сомневаться в правильности своих решений, иначе рискует провести всю жизнь за решеткой страха. А клетки не для нее. Море не закрыть, стихию не замкнуть под ключ, так и ее нельзя удержать. Поэтому она не может уйти от него? Что может удержать сильнее, чем мнимая свобода? Тогда почему же Ричард ушел? Она была недостаточно хороша для него? Сознание затапливает оглушающая волна ненависти, такая плотная, что невозможно вздохнуть. Бренвен с ужасом понимает, что могла бы сейчас собственными руками убить Ричарда. Разве можно так? Воистину, от любви до ненависти один шаг, один взгляд, одно непроизнесенное слово, одна мысль, скользнувшая на грани сознания. Любовь – игра, в которой выигравшему достается смерть. А может это как раз тот самый случай, когда живые завидуют мертвым? Это, вообще, нормально, что она об этом думает? Брен криво улыбается, а что значит – нормально? Нормально, что свое семнадцатое Рождество она встретила не в тепле родного замка, не на берегу залива, а в абсолютно чужом для нее месте, с человеком, который... Который что? Обычные мужские ладони, тяжелый родовой перстень на пальце, такой же, как и у нее самой. Сильные руки, которые могут причинить боль, могут сломать, выбросить прочь, как ненужную вещь, как поломанную игрушку. Поэтому он с такой нежностью касается ее кожи, а увидев утром синяки на ее плечах, убирает эти следы взмахом волшебной палочки и парой слов, произнесенных скороговоркой? Девушка никогда не спросит, откуда ему известны заклинания, скрывающие следы насилия. Это не та тема, на которую они могут общаться между собой. А какая их тема? Их разговор – это ночные шорохи и сквозняки в школьных коридорах после полуночи, это лунные дорожки и холодный утренний воздух, это один пульс на двоих и равнодушный взгляд в толпе. Это Рождество в безликом баре и подарки без бантов и подмигивающих открыток. Чем может закончиться игра в прятки в лабиринте чужих чувств, чужих тайн и не ее любви? Рождественские подарки можно считать равноценными. Месть предателю и способ сохранить свою жизнь в будущем. Один - один. Один на один.
|
| |
|
Branwen ap Rhodri
|
| |
Сообщение: 73
Репутация:
1
|
|
Отправлено: 16.11.10 00:10. Заголовок: Рождество. Месть. Ут..
Рождество. Месть. Утро. Скрытый текст
Старая как мир история никогда не изменится, а в душе так и останется след от нанесенной острым кинжалом раны... Раны, которая не заживет до тех пор, пока каменные плиты древних замков не восстанут из пепла разрухи, рождая новые предания о тех, кого уже нет... Может ли мир вспыхнуть тысячью ослепляющих красок? Способно ли дарить наслаждение прикосновение рук нелюбимого? Где та грань между правильным и ошибкой? Странные звуки, словно кто-то дергал за струны скрипки, иногда удостаивая их смычком, разливались по холодным коридорам, толкая в спину. Они резали слух, проникая глубоко в разум, застревая в нем, как муха в паутине. Пальцы немного дрожали, касаясь пустоты, но желая дотронуться до протянутой руки. Время ускользает сквозь пальцы, рассыпается шелковыми нитями, исчезает, изрезая до крови тонкие пальцы. Что он может ей сказать? Что она может у него спросить? Карие глаза Ричарда полны укоризны и обиды. Он обвиняет, в его голосе и движениях столько пренебрежения, столько огня. Девушка задыхается от горечи, от непонимания, от злости. Она кричит ему в лицо, кидает в него пригоршни проклятий, пытается достучаться до его сердца, но шелк лжи лишь стягивает ее запястья, не дает ей коснуться его ладони, провести рукой по спутанным, каштановым, таким же как у нее, волосам. Бренвен падает на колени и плачет, закрывая лицо руками. Даже здесь она потеряла его. Даже здесь не осталось ничего от ее Ричарда. Даже воспоминания предают ее. Юноша смотрит сквозь нее и уходит, храня скорбное молчание, уходит навсегда. Уходит из ее снов, уходит из ее сердца, уходит, превращаясь в мелкую фигуру на черно-белом поле. Поле, на котором она играет партию с другим. Его силуэт растворяется в жемчужном тумане, исчезает в серых полутонах, из которых складывается другой мир, мир ее реальности, мир теней, в котором она остается одна. Опершись правой рукой на мягкие провалы подушек, девушка привстала на колени, медленно подобрала смятую простынь, все еще жаркую, прижала к груди, откинула назад волосы, мягкой вуалью скользнувшие с плеч. Бледная кожа мерцала в полумраке, словно теплый мрамор. В ней еще сохранилась невинная, но такая манящая соблазнительность ночи. Голова кружилась, тело ломило, прохладный воздух обжигал пылающую кожу. Бри облизала пересохшие губы, глядя в черные глаза волшебника, который плавным движением опустился на край кровати. Воздуха было слишком мало, но первые лучи солнца уже пробивались сквозь витражи, разводили их по разным сторонам, протягивали извечные маски холодной отстраненности. Мягкая улыбка на влажных губах, пальцы выводят странные узоры на шелковой простыне, которая накрывает ее пылающее тело. Брен молча кивает, запоминая его указания, - сова, записки, секреты, тайны, ложь, молчание, все то, что так незаметно стало частью ее жизни. Не потому, что она об этом мечтала, а потому, что это было частью его самого. Что-то едва заметное и мимолетное появляется в ее синих, безоблачных глазах и это заставляет его напрячься. Тени скалятся по углам, шепотом укутывают ее плечи: "Если он уйдет, ты опять останешься одна". Брен нервно улыбается, она и так всегда одна. Гордые принцессы не просят помощи для себя. Они просто не знают, как это делается, она просто не знает, что еще может ему предложить, что еще она может ему дать. Поэтому она и дарит ему все, что у нее есть. Глаза в глаза, она протягивает ему руку, он помогает ей подняться, белый шелковый водоворот обнажает ее изящные щиколотки, босые ноги осторожно делают первые шаги. Она идет, словно по краю острого ножа, и магу кажется, что на ковре остаются следы алой крови, хотя, конечно, это лишь узор вплетенный. Хотелось разрыдаться, но Брен не могла. Это был тот самый барьер, который нельзя было переступить, потому что… Это так больно. Она все так же будет широко улыбаться и смеяться, радуясь и шутя. Как всегда. Потому что ей больно, очень больно. Так больно, что хочется разрыдаться на его груди и забыть в его объятиях все беды и горести. Но она идет вперед, ступает по осколкам неродившихся надежд, режет без ножа и безмятежно улыбается ему. Гордая осанка, чуть покатые плечи притягивают взгляд легким мерцанием кожи в этом полумраке. Простоволосая и босая, она - королева. Вот только и у королев есть сердце и это только в сказках они дарят свою благосклонность рыцарям, а не злым волшебникам с глазами серого рассвета. Но есть барьер, есть правила, и она не имеет права ничего менять или перешагивать. Правила, по которым она живет, правила ее рода, правила ее предков. И кого волнует, на какие муки эти правила обрекают ее? Что есть правда? Красивые или ужасные слова, которые люди говорят друг другу, словно это честно. "Лгите, люди, может тогда это все не будет так больно". Сердце слишком сильно бьется в груди, слишком сильно. Все неправда, все ложь и иллюзии. "Не могу, не хочу… Устала… Да будь оно все проклято..." Кого она ненавидит? Себя или этот рождественский мир? Коридор хранил тягостное молчание, даже эхо не отзывалось насмешкой, предпочтя спрятаться в рамах величественных портретов. Едва ощутимый вздох трепетно коснулся темных волос. Он будто играл с мягкими прядками, насмехался над ними, дразня теплом, таким желанным в этой пустоте и холоде и от того почти болезненным. Как же много хотелось спросить, но было уже неважно, что скажет она и что на это ответит он. Главное, двери вновь откроются. Холод коснулся протянутой руки, затем, цепляясь за кожу, поднялся к локтю и охватил всю руку. Всего лишь шаг, разделяющий двоих. Всего лишь шаг, который нужно преодолеть, чтобы найти все ответы. Да, всего лишь шаг, который нельзя сделать, потому что ноги уже не держат уставшее тело. Пальцы дрогнули, ухватив пустоту, а затем тепло накрыло их, даря умиротворение. Потребовалось лишь несколько секунд, чтобы девушка вновь открыла глаза, посмотрев в задумчивое лицо стоящего напротив мага, с глазами осенней грозы, чей взгляд снова был так неизменно холоден и пуст. Хотя, откуда ей знать, что неизменно? От судьбы не уходят. Она находит тебя, даже если ты исчез с лица земли, растворившись в бесконечности старых воспоминаний. Или новой лжи. Находит, слыша биение сердца и неровное дыхание, когда бежишь от прошлого. Находит, даже если ты все забыл. А может, просто пытаешься заставить себя поверить в это? Маски нужны не только и не столько для мнимой анонимности, сколько для того, чтобы спрятать свой страх. Глупо думать, что убивать легко. Сначала нужно убить самого себя и лишь потом взмахнуть палочкой и произнести два заветных, запретных слова. А мгновение зеленого цвета станет вечностью пропуска в другой мир, изнаночный мир, чужой мир самого себя. Ты все такой же, так же ходишь, так же улыбаешься и говоришь, и только ты знаешь, что это лишь оболочка, одежда с родного, уже чужого плеча. Бренвен идет через двор, легонько ступает по аккуратно выложенным плиткам, элегантно и обманчиво неторопливо достает из рукава палочку. Она собрана, уверена и боится до тошноты, до мелкой, противной дрожи в коленях и волн слабости по позвоночнику. Она не вглядывается в интерьер, не смотрит на мебель, она прекрасно знает, где что стоит, она как будто у себя дома. Только вот этот дом она собирается уничтожить, взорвать, опустошить, вывернуть наизнанку. Это тяжело, это непосильно, но она упрямо идет вперед, не оглядывается, интуитивно переходит на плавный, скользящий шаг, которого так долго добивался от нее учитель фехтования. Что ж, она всегда была отличной ученицей. Брен ловко огибает столик с телефоном и небрежно брошенными письмами, рождественскими открытками и поздравлениями, переступает скрипящую ступеньку, третью снизу, переступает глухой звук падения на кухне. Она идет и не верит в то, что собирается сделать, но ее волшебная палочка, наверное, живет своей жизнью, когда она начинает выписывать в воздухе запутанные петли невербальных заклинаний - мобиликорпус - проходя в комнату брата Ричарда, - акцио стул, либеракорпус, инкарцеро. Волшебница смахивает с письменного стола бумаги, книги, сначала опирается на него, а потом подтягивается и усаживается поудобнее. Со стороны это смотрится вызывающе нагло, хотя на самом деле она просто боится упасть. Карие глаза Майкла с ненавистью следят за каждым ее движением, он пытается кричать, проклинает, но ни один звук не вырывается на свободу. Парню кажется, что эта женщина, девушка специально тянет время, играет симфонию отчаяния и страха на его нервах, откуда ему знать, что у Бренвен дрожат руки, пересохло во рту и кружится голова. Ее спасают длинные рукава черной мантии и маска, закрывающая лицо, а Майкла не может спасти фотография на стене. Братья. Счастливые, смеющиеся, обнимающиеся. Синие глаза девушки суживаются, а взмах палочкой похож на удар плетью, да и эффект почти такой же. - Секо! - Левую часть лица Майкла от виска до подбородка рассекает глубокий, почти до кости, порез. Кровь неровными, дергаными ручейками капает на его черную футболку, солоноватый запах крадется по комнате. Брен заворожено смотрит на кровь, у нее такой же цвет, как и на флаге этого гордого, благородного, лживого факультета. Очередной взмах палочки рассекает плечо и грудь. Крови все больше, скоро она доберется до пола и на светлом ковре появится новый узор. Узор несчастья и смерти. Девушка не выдерживает и снова, и снова смотрит на эту проклятую фотографию, ей кажется, что Ричард издевательски смеется над ней, а его глаза не отпускают ее, следят за ней, за каждым ее движением, за каждым вздохом. Реальность, волшебство, какая к Мерлину разница? Брен слишком резко взмахивает рукой, слишком много чувства вкладывает в простое в общем-то заклинание и от ее яростного редукто взрывается не только фото, но и часть стены. Майкл судорожно пытается вырваться из веревок, дергается как муха в липкой от собственной крови паутине, но Бренвен он сейчас не интересует. Она никогда не рвала письма Ричарда, их фотографии, не разбивала посуду и не кидала книжки в стенку от отчаяния и сейчас, взорвав эту несчастную глянцевую бумажку 10 на 15, она почувствовала такую свободу, такую легкость от своего прошлого, что расхохоталась от души, как полубезумная. Она смеялась и смеялась, безостановочно, до боли в ребрах и нехватки воздуха. Брен смеялась, а вокруг нее сгорала комната. Голубоватый огонь жадно поглощал все, что попадалось ему на пути - разбросанные вещи, бумаги, книги, кровать и шкаф, занавески, ковер. Он прекратился лишь когда начал лизать ноги сходящего с ума от боли парня. Бесчеловечно? Жестоко? Жалость? Виновен только один. Виновен только Ричард собственной персоной. Танцующим шагом спускаясь по лестнице, Брен со злорадством представляла себе, какого это будет Ричарду увидеть свой дом в таком состоянии. Месть и ненависть кружились в победном танце, адреналиновый кураж бил в голову, не оставляя места для сомнений и сожалений. Пока они аппарировали с места на место девушка постепенно успокаивалась. Мир приобретал знакомые очертания, реальность подступала с смирительной рубашкой внезапного понимания. Она хотела мести? Она хотела причинить боль? Она просто хотела, чтобы он перестал ей сниться. Мечты всегда исполняются. Просто за них нужно платить. Брен смотрит на бесстрастное лицо парня и ей хочется оказаться так далеко отсюда. Она хочет сбежать из этого мрачного отеля, свидетеля ее необдуманных решений и ошибок, она хочет согреться, хочет проснуться утром и чтобы солнце светило на ее как всегда погребенный под книгами стол. Разве она так много хочет? Разве она не заслужила этого? Ветер смеется ей в лицо и кидается колкими снежинками. Прокуренный бар, льстивый холл, дежа вю. Девушка вздрагивает, оглядывается назад, наталкивается на холодный, надменный взгляд серых глаз. У нее еще хватает смелости и адреналина, чтобы взять его за руку, она знает, что сейчас день, они на стоят на свету, это табу. Но ей так страшно одной, ей так хочется сейчас почувствовать чье-то тепло, понять, что она еще жива, что она лишь крепче сжимает холодные пальцы и на секунду серый лед теплеет. Но Бренвен достаточно и этой секунды, всего лишь призрачного намека. Она уже смотрит вперед, не замечая жестокость его взгляда. Не замечая или просто принимая его таким? Они проходят через холл, отражаются в начищенном до зеркального блеска паркете, поднимаются по широкой мраморной лестнице. Здесь везде статуи, люстры, свечи, позолота и алые ковры. Буржуазная роскошь, слепящая непривычные глаза. Только Брен не видит этого, она поднимается не по лестнице лондонского отеля, она поднимается на свою персональную Голгофу, она поднимается на второй этаж дома Ричарда. Утренние коридоры окутаны тихим гомоном прислуги, разговорами постояльцев, а девушка слышит, как поет веселую песенку мама Ричарда, Роза. Волшебница не замечает, что ее руки дрожат. Она ведь знала на что идет? Она приняла его щедрый подарок, она сама все решила, значит и расплачиваться тоже будет она. Жестоко, несправедливо, не по-рождественски, несказочно, реально. Волшебник поворачивает ключ в замке, пропускает ее вперед, закрывает дверь, дергает ручку, проверяя. Брен отшатывается в сторону от его резкого движения, парень лишь насмешливо поднимает бровь, но молчит. Пока еще молчит. Она слишком хорошо его изучила за этот месяц, за эти годы. Они как дикие звери после травли, запертые в тесной клетке. Вопрос времени, кто сорвется первым. Кажется вся ее одежда пропиталась этим вонючим запахом страха и крови. Бренвен ожесточенно сдирает с себя липкие перчатки, такой тяжелый и неповоротливый плащ, она немного приходит в себя, лишь когда расстегивает жесткий, удушающий воротник блузки и распахивает настежь окна. Холодные пальцы рождественского воздуха впиваются в ее белую кожу, оставляя влажные следы. Она задыхается, судорожно вдыхая и выдыхая колючий кислород. За спиной она слышит шорох одежды, неспешные шаги парня, он как всегда остается невозмутимым. Пытается оставаться невозмутимым. Девушка насмешливо фыркает и тут же заходится в безудержном кашле. Она слишком отчетливо помнит бешеный стук его сердца под ее ладонью и его рваное дыхание, когда он понял, что все удалось, все прошло по плану. "Нервы ни к черту" раздраженно думает девушка, так резко разворачиваясь к парню, что едва не роняет какие-то дурацкие вазочки со стола. Посиневшие от холода ногти с противным звуком скользят по деревянной раме окна. Бри настороженно впивается взглядом в уставшее, но довольное лицо юноши. Она похожа на загнанного зверя, охотники уже близко и финал не за горами, деваться некуда, а значит терять уже нечего. Расширенные зрачки, темно-синие, почти черные все еще сумасшедше-веселые глаза и страх там далеко внутри, и сердце разбивается с каждым ударом о ребра. Что она собирается ему сказать, что она хочет услышать в ответ, они так и не узнают. Шелест совиных крыльев, пестрые мелкие перья, требовательный клекот, девушка как завороженная протягивает руку, неверяще притрагивается к маленькому свертку. Она не видит, как равнодушно отворачивается и уходит в ванную комнату парень, не слышит, как возмущено клекочет маленькая сова, отцепляя посылку от своей лапки. Девушка слышит лишь биение своего сердца, она боится моргать, а вдруг это лишь игра воображения? Но картинка никуда не исчезает и через минуту она неуверенными движениями разворачивает подарок. Ленточки, бант, шелестящая обертка падают на пол, остается маленькая коробочка синего бархата. Брен задумчиво опускает подбородок на сцепленные вместе руки. Перед глазами стоит такой милый, теплый дом Ричарда, который она менее получаса назад превратила в руины, разрушила, уничтожила, стерла из своей памяти. И вот сейчас перед ней рождественский подарок от него и открытка. Она видит его почерк, видит, что там написано "с Рождеством". Всего два слова, выведенных его рукой, два непримечательных слова, а сколько боли они могут причинить. Волшебница не выдерживает, резко открывает коробочку и, словно обжегшись, роняет ее на пол. Маленькая, яркая брошка из стразов вылетает из бархатного крепления, отскакивает прямо под ноги вернувшемуся слизеринцу. Забавная вещица - черепашка с панцирем из весело блестящих стекляшек, такое украшение не может одеть принцесса, аристократка, Ричард долго смеялся над ее абсурдным желанием ее купить. Брен зажимает ладонью рот, пытаясь удержаться от крика и пятится назад, совершенно забыв, что там открытое окно.
|
| |
|
Branwen ap Rhodri
|
| |
Сообщение: 74
Репутация:
1
|
|
Отправлено: 16.11.10 00:16. Заголовок: http://i425.photobuc..
Последняя черта. Скрытый текст
Красивое это выражение "стоя у последней черты". Проблема в том, что эту самую последнюю черту можно увидеть только за своей спиной. Она красной линией вспарывает горизонт, отрезает все пути и дороги и складывается в удовлетворенную улыбку Судьбы. Можно списать все на расшалившееся воображение, на удивительно багровый закат и даже внезапный приступ дальтонизма. Можно. Вот только себя не обманешь и где-то внутри вздохнет-всплакнет душа, и отвернется от тебя удача, и ноги подкосятся, и ты вдруг забудешь о пропасти позади тебя, и отшатнешься назад от этой самой последней черты. И тишина внезапно захлестнет комнату, Судьба от волнения привстанет на цыпочки и с любопытством проследит твое падение. Зачем? За что? Вопросов точки Ей не видать ни дня отсрочки. Судьба, случайность помогли теперь не вырваться из мглы. Ей нет и слова оправданья Вы говорите, все случайно? Переживет, перешагнет, переосмыслит... В самом деле? И руки в страхе, словно в меле. Ей весело, она смеется, Скорее уж, вот-вот сорвется. Камин пылает и трещит, огонь, тепло, он как гранит. Они одни иль все ж вместе? Судьба смеется в этом месте. Ей ветер- крылья, ей летать не хочется ей и бежать, ей нет здесь места и домой нельзя. Беда кругом и вниз слеза, нет, показалось, шутка взгляда Он смотрит пристально, она не рада. Красивый рот и гордый взгляд, Шаг, поворот, вздох и назад. Он бьет наотмашь, без стыда, слова в лицо, игра, игра. Нет сил дышать, не устоять, ну, сколько можно воевать? Кровь, боль и смертный бой кредита нет, эмоций в ноль. Как пластилин в его руках, уйти, уйти, но нет и ах. Мир черно-белый, не цветной Зеркально-серый, не живой. Тепло руки и холод слов, он тень из самых страшных снов. Ей жаль его? Звенит звонок. Антракт, акт первый, в потолок шум улиц, зрительский восторг. И рвется девичья душа, она горда, она одна, она холодная зима Не нужен ей ни брат, ни сват, Решать лишь ей, кто виноват! Ей обвиненья не с руки, но мести звонкие шаги уж очертили круг из света бессильны здесь слова поэта. Кружится пепел из надежд, кинжальный прочерк из одежд. Сквозь зубы воздух и от возмущенья в глазах сверкает - нет ему прощенья. Урок? Урок был плох? Хорош? Не ставит он ее ни в грош. Сквозь лица тени, линий искривленье. Кто скажет, где ее спасенье? И дело лишь в одном решенье. Седьмой круг ада, повторенье. Шрам на лице через щеку, чтоб было вспомнить что в бреду. И нет триумфа возвращенья. Вы ль не хотите повторенья? Закрыть бы уши и глаза, забыть бы все... А вдруг он - за? Прозрачный, чистый, юный взгляд и Люцифер ему так рад. Он не отпустит, он пойдет вперед, вверх, дальше по тропе. Наперекор своей судьбе, Ее рука в его руке. Спасибо? Скажет? Ей смешно, она дрожит в его руках, Вы с ним похожи, знаешь? Но... Вы оба прячетесь в словах. Они пусты. Пусти, пусти! Свобода мнимая дана, Она опять стоит одна. Но не отходит ни на шаг, он для нее сейчас лишь враг. Вокруг зима, внутри пожар, какой же нанести удар? Все Ричард, я, а что же ты? Давно уж ходишь вдоль черты... Несказанных обрывки слов Сквозь время лишь шаги часов. Жестоко, больно и обидно Вдруг все так стало очевидно. Игра в людей, игра в себя из круга вырваться нельзя. Они богаты и знатны, им от расплаты не уйти. Их клетка - мир, их цепи - кровь Могла бы их спасти любовь?
| The End.
| |
|
Audrey Kennedy
|
| |
Сообщение: 111
Репутация:
4
|
|
Отправлено: 16.11.10 18:14. Заголовок: Branwen ap Rhodri пи..
Branwen ap Rhodri пишет: цитата: | Ричард пришел перед самым отправлением поезда. Пришел и прошел мимо. Ни слова, ни взгляда, только расколовшийся лед под ногами и кровь на изящных ладонях. Волшебница с такой силой сжала пальцы, что нежная кожа не выдержала. Зато выдержала привычная маска. Все в порядке, все хорошо, все так, как должно быть. Только сердце рвалось на части от обиды, от отчаяния, от горя. Только оскорбленная гордость требовала мести – жестокой, тщательно продуманной мести. |
|
Branwen ap Rhodri пишет: цитата: | Услышит и узнает, почувствует одни среди тысяч. Ей не нужно оборачиваться и делать удивленные глаза и смеяться и кричать, как же он ее напугал, и отбиваться от его щекотки... но она ведь все равно будет так делать, будет, пока его улыбка сияет для нее, пока его улыбка будет ее солнышком среди этих серых дымных туч от поезда. |
|
Branwen ap Rhodri пишет: цитата: | Вот он огибает толстую тетушку с парой огромных чемоданов, вот под ноги ему бросается чей-то визгливый ребенок. Другой бы закричал, взбесился от этих досадных помех, но Ричард ведь не такой. Она закусывает губу, сдерживая рвущуюся улыбку - рано еще улыбаться, его еще здесь нет. Ричард обязательно замрет возле ребенка, поможет ему подняться, заботливо отряхнет его одежду и сдаст на руки мамаше. Глянет на часы, охнет и помчится дальше и в его глазах будет нетерпение и желание поскорее увидеть ее. |
|
Branwen ap Rhodri пишет: цитата: | И легкие взрываются от нехватки воздуха, и хорошо, что за спиной столб, такой жесткий и неудобный и этот дискомфорт возвращает ей способность здраво мыслить. Да, война, да, он маглорожденный, да он в опасности. Но не здесь. Не в Хогварсте, не на этом перроне. Здесь школа, здесь авроры, здесь Лондон, центр Лондона - он просто задерживается. |
| Отчего-то эта часть напомнила мне про сказку Снежная королева. Только там кинули Герду, а здесь получилось, что Кай влюбил в себя Снежную королеву и предал ее. А она же королева, да еще и Снежная, ей положено по статусу держать лицо, даже если сердце в дребезги, да к чертям. Ее ожиданием заражаешься, ждешь вместе с ней когда же он придет и все станет на свои места. И все равно кажется, что если он и предет, то не к ней, а от этого становится только хуже, даже как-то тошно, никто не хочет быть преданным тем, кому отдал свое сердце. Королевишну тут прекрасно понимаешь, каждый ее недосчитаный вдох и надежду в глазах, и ее напряженное ожидание. И до последнего хочется верить, что плохого не будет, хотя разумом понимаешь, что это сказка. А хорошие, вечные сказки хорошо не начинаются.
| |
|
Ответов - 44
, стр:
1
2
3
All
[только новые]
|
|
|