Отправлено: 01.03.11 17:28. Заголовок: [выйди вон из самолёта]

участники: Гарольд Крэбб, Фредди Крэбб, Васко Монтсеррат
место: Хогвартс, какие-то коридоры в преддверии поля для квиддича
время: 1969 год, сентябрь
кратко о главном: наследственность, генетика, ФЕНОТИП?! помилуйте, что за страшные слова, давайте жить дружно!

 Отправлено: 01.03.11 23:46. Заголовок: *** - Гарольд, - раз..

***
- Гарольд, - раздался блеющий голос откуда-то из области подмышки Гарольда. Гарольд чисто на автомате опустил голову вниз и пришел в культурный шок от увиденного. Он уже порядком и подзабыть-то успел про то, что пятнадцать минут назад скрутил свою кузину до размеров барсетки, перекинул через плечо и почесал из общей гостиной Слизерина по длинным коридорам замка. Ему понадобилось, наверное, с минуту, чтобы выцедить из памяти происшедшее ранее, а потом ахнуть и стукнуть себе громадной пятерней по лбу. К несчастью, постучать себе по голове он додумался именно той самой рукой, под которой находилось тело бренное его кузины. И нет, за проступок сей ему не пришлось утруждать себя еще одним ударом, ибо тут же Фредди весьма услужливо исправила сию оплошность. У него, конечно, было время скрыться в тумане, пока Фредди грациозно выпрямлялась и принимала положение вертикально, но его процессор как бы такие сложные операции не производил. А засим... А засим пришлось дослушивать начатую речь, потирая свой вмиг опухший нос и косясь лиловым глазом по сторонам. Сеструха, право сказать, тоже выглядела не ахти. По компетентному мнению компетентных органов Гарольда Фредди по всем параметрам «штормило». Личико её приобрело приятный зеленоватый оттенок, со лба градом лил пот - и она уже успела раз тридцать повозюкать рукавом своей квиддичной формы по физиономии. Крэбб на всякий пожарный держал почтительную дистанцию: а то мало ли что, как говорится. Береженого Бог бережет, а стирать он сам не умеет.
- Гарольд, мне кажется, я не справлюсь, - протяжно заныла Фредди, засовывая себе в рот, наверное, с добрых полметра своей мантии, а затем закашливаясь и снова едва ли не рыдая.
- Соберись, тряпка, - взвыл тогда ей в тон брателло, хватая гарную девицу за плечи и хорошенько так встряхивая. Голова Фред продолжала издавать странные булькающие звуки. Даже когда шла ходуном из стороны в сторону. - Будь мужиком! То есть женщиной! То есть капитаном! - поправился Гарольд, уворачиваясь от очередной затрещины. Тонкая душевная организация, что с неё взять... Хрупкая девичья психология. - Ты всех построишь по шеренге прямо, и шеренгой же и отправишь их всех в задницу!
Знакомое слово немного отрезвило Фредди. И вот она ровным голосом отвечает Гарольду:
- Да, ты, наверное, прав. Я же натурально теперь капитан, а не на дереве себя нашла. Это кто еще кого бояться должен...

***
Дразнить лохов - вот наш девиз. Наш девиз и солнца, вставшего в зените. Все собравшиеся на поле отбрасывали длинные тени, на которые Гарольд чисто из суеверия старался не наступать. Ибо еще в детстве мерзкая и противная Фредерика припугнула его байкой про одного человека, который вот так вот наступил на свою тень, а она взяла, обиделась и смылась от человека. И ходил потом этот несчастный по миру без тени, и все его дразнили и не хотели ему наливать в гостях. И вообще в гости не приглашали. У Гарольда после такой истории комплексы появились и страх вообще кошмарный по данной теме. Чуть ли до невроза парень не дошел, между прочим.
А поэтому сейчас он на правах заместителя уселся с важным видом на трибуну и наблюдал за тем, как его сестрица действительно выстраивает всех в шеренгу перед собой. Буквально разметала всех чертей по Тартару и заставила пересчитаться на «первый-второй».
- Я надеюсь, вы знаете, с какой стороны подходить к метле, - громко отчитывала она, с командирской выправкой вышагивая перед новобранцами. Ей не хватало только офицерского кителя и лихо надвинутого на затылок берета. Корпусом своим мощным вперед, руки сзади сцеплены. Гарольду даже зрение напрягать не приходится, чтоб увидеть довольную ухмылку на её губах. - Ваша задача заключается в том, чтобы впечатлить меня своим мастерством. А моя задача сходится в том, чтобы решить, чья конкретно голова будет числиться в моем стаде баранов. Тема нашей встречи всем понятна? - Она останавливается и покачивается с носка на пятку. Потом щелкает каблуками своих ботинок и бросает мимолетный взгляд на трибуны. Мол: ну чего? ну как? Гарольд показывает ей большой палец правой руки. Всё пучком. Красава, натурально. Сам чуть в штаны не наложил от представительности.
- Я планирую в этом году выиграть кубок школы. А посему... - она недобро щурится, когда улыбается. Хлопок ладошами сопровождает её сопрано, огласившее последнее: - вперед!

***
Одна голова слетела сразу с плеч. Фред и двух шагов сделать не успела, когда её хищный взор выследил чувака, у которого сегодня явно не его день. Она всё с той же блаженной улыбкой пронаблюдала за тем, как феерично древко метлы впечатывается по лбу мальчонке. Как у мальчонки от боли едва ли не выступают слезы на глазах, как он трет макушку пятерней и с явной ненавистью смотрит то на свою метлу, то уже на взмывших в небо конкурентов. Потом он переключает свое внимание на Фредерику. Но молящие взгляды обиженного ягненка точно не трогают её сердце. Не переставая улыбаться, она подходит к нему ближе, хлопает своей тяжелой рукой ему по плечу и, напуская отеческий вид, вещает:
- Это спорт, детка. До свидания.

***
Пигмалион нашел свою Галатею. Фредерика нашла своего ловца. Её сердце отбивает имперский марш, когда она следит за темноволосым мальчишкой, что так ловко маневрирует на поле.
- О, Мерлин, - шепчет она, прикладывая ладонь ко рту, когда мальчишка едва ли не врезается в землю, но успевает удержать метлу и снова несется в погоне за снитчем. Фредди уже не интересует стайка балбесов, колоннами застывших в небе или бестолково кружащихся друг за другом. Она нашла своего ловца. И это был лучик света в темном царстве. Она поднимается с места и что есть силы свистит, привлекая к себе внимание. Мухи последний раз жужжат что-то и зависают безмолвными точками среди пейзажа. Она чувствует десятки взгляд, прикованных к своей персоне. Она чувствует, как горят её уши и щеки, она чувствует это ощущение феерии, охватившее её с головы до кончиков пальцев. Она чувствует всё это и немного голод, когда говорит: - Всё всем спасибо! Достаточно. Я увидела всё, что хотела.
Потом поворачивается к Гарольду, который делает вид, что копается в списках, а на самом деле мирно посапывающий и в ус себе не дующий.
- Бивис, как зовут того парня? - ладошка указывает на опустившегося мальчонку, что пленил её своим полетом. - Это будет наш ловец.
Гарольд внимательно следит за перстом указующим. И на его челе прорезается морщинка.
- Это Васко. Васко Лопес-Маркос. А ты Баклан.
Сердце Фредерики стремительно летит вниз, а на лице снова возникает тот самый приятный зеленоватый оттенок.

***
- ... а на позицию ловца... - с кислой миной выговаривает Фредди, замолкает и останавливается возле Васко. Крэбб с нескрываемым осуждением буквально буравит дырку на его мантии. Что же ты так подвел нас, товарищ? Под другой фамилией бы родился - и все бы были счастливы. И кубок был бы в кармане. А теперь? А что теперь...? Она обреченно взмахивает рукой, наконец оглашая фамилию счастливчика. - Мальсибер.

***
- Я себя чувствую как кусок говна, - признается по большому секрету Крэбб. - Но для полного соответствия восприятия себя и действительности мне нужно минимум две бутылки. Сие возможно воплотить в реальность?
Гарольд задумчиво скребет ногтями по отросшей щетине на подбородке, что-то прикидывая в уме. И он готов вот-вот был дать долгожданный для Фредерики ответ, как сзади послышались чьи-то шаркающие шаги. Преследователь явно тащил что-то тяжелое на своем горбу, дыхание его сбилось и стало тяжелым. Гулким эхом они отзывались в коридоре.
- Ну? Что еще? - дернув плечами, довольно грубо высказалась Крэбб, оборачиваясь и...
и натыкаясь на того самого мальчонку.
Васко.

 Отправлено: 02.03.11 13:38. Заголовок: *** Мама, папа, Миге..

***
Мама, папа, Мигель и все те, кому вы еще решите прочитать мое письмо, сочтя его очередным произведением высочайшего искусства, а ведь совершенно зря!
Я, как обычно, буду распинаться на тему собственного времяпрепровождения. А еще я сейчас буду жаловаться, не обессудьте. Антония меня бросила. Совершенно, то есть абсолютно. За ней приударяет какой-то Гарольд, и меня она в расчет не ставит и не замечает вовсе. Ну и бог с ней, в конце концов, пусть человек будет счастлив, все равно я привык заниматься самостоятельно. Мальсибер дразнит меня жареной курицей. Но это все чепуха – потому что он дразнит меня жареной курицей с первого курса и до сих пор не придумал ничего ну хоть чуточку интереснее. Я стараюсь быть оригинальным, когда отшучиваюсь, это уже какая-то привычка выработалась – отвечать на его подколы. Иногда получается неплохо, даже самому приятно, но вот он, похоже, этого даже не замечает, видно, только себя и видит. Даже обидно как-то.
А вообще я должен сообщить вам, что написание писем стало для меня просто ежедневной необходимостью, так что бедный Черт едва успевает прилететь, как получает новую порцию исписанных странноватыми потоками страниц. У меня устает рука, но что поделаешь – когда я играю на гитаре или готовлю какие-то конспекты, она у меня тоже устает. Бедная моя рука. Ни за что лишили счастья. Почему мы не пишем, к примеру, ногами? Хотя тогда уставали бы ноги. Неудобные у нас организмы, что поделаешь.
А так все в целом неплохо. Куча новой интересной работы, конечно, вы же знаете, что учеба мне нравится. Сентябрь начался довольно плодотворно. Как-нибудь приеду к вам на выходных и продемонстрирую две новые песни. Из меня просто потоком льет, и все про суровую правду жизни. Одна даже на английском. С чего вдруг – не знаю. Может, я подстраиваюсь под коллектив? (только через пять лет существования в нем, прекрасно) Потому что мои испанские поливы никто и слушать не хотел, а тут даже кто-то заинтересовался.
Ах, да, чуть не забыл. На сегодня назначен отбор в команду квиддича, и я наконец-то получил право придти, только на пятом курсе – странно, но ладно. Ты, папа, правильно говорил, что надо быть уверенным в себе только когда знаешь, что ты хорош на сто процентов. Вот сейчас я уверен. Пожалуй, впервые в жизни. Мне кажется (надеюсь, что не кажется), что место ловца мне обеспечено. В конце концов, на последнем уроке Полетов я единственный выполнил задание, и, наверное, о чем-то это да говорит.
Короче, кончаю я. В основном, потому что чернил больше нет. Надо будет сходить в Хогсмид, да я все никак не соберусь, дел невпроворот.
Можете не торопиться с ответом, а то бедная моя летучая мышь просто изнывает, надо дать ему отдохнуть. Но я все равно жду.
С пожеланиями самых приятных выходных,
Васко.

***
На поле для квиддича сегодня все было тихо, как в морге. Новая капитанша построила всех по струнке, наорала на какого-то незадачливого ребенка и вообще повела себя совершенно так, как обычно ведут себя нервничающие люди, старающиеся унять волнение грубостью и жесткостью. Васко про себя усмехался, стоя в рядке зеленоформенных с метлами. Он никогда не усмехался вслух, когда это было неуместно, но вот суровые фразочки из уст молоденькой девушки звучали смешно. В конце концов, пока на него эта спокойная жесткость не распространялась, он молчал себе в тряпочку и ждал сигнала, когда можно будет подняться в воздух. Вот тогда-то он и покажет все, на что способен.
Он был способен на многое и знал об этом. И это был не врожденный талант, нет – хотя, конечно, природная ловкость и гибкость, а еще отсутствие боязни высоты немало помогли ему в освоении метлы. Однако миллионы тяжелых тренировок, и только они, сделали из него человека, который единственный на всем курсе умеет сделать мертвую петлю винтом, да еще после этого не свалиться в придорожные кусты с тошнотой и отвратительным кружением головы. Да, и пусть это глупый показательный трюк, который едва ли когда-то сможет помочь в реальном матче, разве что в обмане противника, но уже одно это доказывало его высокие возможности и способности. А еще это просто кричало о том, что снитч будет его через пять минут после того, как он его заметит. Лопес-Маркос прямо-таки видел сны с этими чудными картинками – ловкие пальцы сжимают ладонь над сверкающим золотом шариком, и с трибун несется вопль: «Васко Лопес-Маркос поймал снитч! Слизерин получает сто пятьдесят очков за пойманный снитч!...»
Ох, мечты-мечты. Куда же вы деваетесь со временем?
Ох, время-время...
Сигнал, шорох мантий, свист взмывающих в небо конкурентов... и он летит.

***
Чтобы вновь повторить –
Скорость! Риск! Жизнь! ©

Эти ощущения ввергали Лопес-Маркоса в просто благоговейную дрожь. Ветер в лицо, сметающий со лба черные, как вороново крыло, пряди волос, восторг в таких же темных глазах, горячий, чуть ли не безумный, блеск. По всем мышцам бежит раскаленное электричество, вспышки сердца гонят по телу огненную кровь... Все это будило в бурлящей жидкости из лейкоцитов и тромбоцитов сумасшедший адреналин, наружу вырывались совершенно дикие, почти звериные инстинкты времен каменного века, он скользил по воздушному потоку со скоростью гепарда, прижимаясь к метле, рассекал смесь кислорода и азота с эйфорической улыбкой на лице. И не было мыслей о том, что вся эта возня черных мух в небе жалка и бездарна – Васко не был самовлюбленным скептиком и не любил оценивать других. Он наслаждался каждым мигом полета, и времени и желания смотреть на других просто не было. Крутые виражи, неуклюжие испуганные крики «Смотри, куда прешь!», когда он проносится на волоске от конкурентов, не задевая их ни чуточки, а только пуская их плащи взметываться по ветру.
Квиддич, полеты, риск, высота, скорость – вот что было его жизнью, вот было то место, тот смысл, которым он по-настоящему жил. Без дураков, без правил, наедине с собой и ветром, когда остается только свобода и небо. Спасительная причина жить... Она будет спасать его и потом – много-много беспечных, бесполезных, жестоких лет.
Но пока он несется к земле винтовым виражом, а потом, выпрямляя метлу параллельно земле на пару мгновений, за метр до падения, снова взвивается к небу. Это не демонстрация своих умений для какой-то там девушки, все это сейчас совершенно неважно. Важно то, что по жилам бежит просто бесконечный восторг – пульсирующей от счастья лентой Мёбиуса.

***
- Эй, Маркос-Лопес! Чего такой кислый?
Веселый оклик Мальсибера вызывает лишь раздраженный вздох Васко. Мало того, что он все время меняет местами его двойную фамилию, так еще и... Какого черта это блондинистое чучело, которое едва может сделать человеческий вираж, будет сидеть на его месте?! Он же лучше, он же в сотню раз лучше, и он же видел, как эта девчонка восторженно показывала на него рукой, что-то спрашивая у своего брата. Однако он тогда же ясно видел, как с лица девушки мигом сползла маска необузданного счастья после ответа. Чего там про него не так сказали? Что – опять нацизм? Испанский род – все, закрыта тебе дорога в большой спорт? Ох не хотелось бы, чтобы эта дурацкая ситуация возвращалась. Пока с ним вместе был Мигель, к испанской семье было не сунуться, а теперь, что – опять?
И ведь он так ясно понимал, что он лучший кандидат на место ловца. И вот она вам – уверенность. Никогда не доверяй своим убеждениям, а лучше просто не имей их – и тогда ошибки и проколы в ожидания не будут рубить с плеча.
- Ты похож на жареную курицу, запеченную горррррячим испанским солнышком, - игриво хохотнул Мальсибер.
- А ты – на безвкусный и плесневелый сэндвич, промоченный всеми английскими ливнями, - вяло огрызнулся Васко, садясь на скамейку и начиная развязывать шнурки на специальных ботинках для квиддича. Мальсибер радостно заткнулся; его румяный светлый лик плюнул на обиженного испанца и направился сиять в команду принятых счастливчиков, друг друга поздравляющих. Он мог бы сразу направиться к ним, но не поиздеваться над Васко было бы кощунственно.
Васко понял, что что-то не так, только после того, как расплел все шнурки, вынул их из ботинок и, аккуратно свернув колечками, сложил в свою сумку.
После чего крякнул и, по-быстрому нацепив свою цокающую, лоснящуюся гуталином обувь, прямо в форме и в этих прекрасных образцах испанского сапожного искусства, побежал по коридору вслед за недавно скрывшейся там парой Крэббов.

***
Отец всегда говорил: будь уверенным, только когда считаешь себя лучшим. Да, я считаю себя лучшим в этом деле. Поэтому я уверен.
Вернее, был уверен.
Дыхание сбивчиво клокотало на губах, набойки из-за бега шаркали и скользили по каменному полу. Эта парочка о чем-то мило беседовала, когда я вынесся из-за поворота, таща на себе эту чертову тяжелую метлу. Я не был качком, уверяю вас, но раньше я совершенно спокойно таскал ее на своем горбу, а сейчас почему-то плечо устало через минуту. Впрочем, все это была ерунда. Главное было – догнать и задать вполне себе справедливый вопрос.
Я откровенно не понимал, почему меня не взяли в команду. Ладно бы, вместо меня взяли кого-то лучше меня, но Мальсибер... Боже, этот голубоглазый блондинчик сводил меня с ума своим безумным неумением играть честно и летать на метле уже пятый год. Еще он сводил меня с ума своими едкими и остроумными, как ему казалось, шуточками. Впрочем, до понимания своей пошлости и неоригинальности ему было далеко. На поле для квиддича он все время старался кого-то подрезать, закинуть на трибуну, сбросить с метлы, всячески подпортить всем жизнь, и при этом совершенно забывал о своих прямых обязанностях – ловить снитч или что бы там ни было. Я не любил таких игроков, но, к сожалению, их в команде Слизерина было избыточное количество.
А еще самое мерзкое было в том, что я стеснялся. Стеснялся задать вопрос. Стеснялся того, что стесняюсь, и чувствовал себя глупо. А еще я стеснялся того, что чувствую себя глупо.
Неплохая последовательность, да-да.
Так вот: я вылетел из-за поворота, и прямо в нос мне уставились две физиономии – девушки и давно небритого ее кузена, задумчиво шкребающего себя по щетине. Все фразы, которые я продумывал, мгновенно вылетели из головы, и в ней стало очень пусто и грустно.
- Доброе утро еще раз, - немного нервно улыбнулся я. – У меня есть один вопрос... Раз уж вы выбрали на место ловца Мальсибера, я хотел бы знать, почему его умения оцениваются выше моих. Чтобы мне было к чему стремиться.
Я никогда еще раньше не был таким напористым и жестким, но времена меняются, и стиль речи приходится менять. Тем более, настроение было ни к черту.

 Отправлено: 05.03.11 03:22. Заголовок: I'm so sorry, my..

Скрытый текст

I'm so sorry, my dear >< это такое уг

На своей памяти Фредди всего два раза занималась благотворительностью, после чего лимит был исчерпан и моментально ушел в минус на своем балансе. В первый раз она помогла забуксовавшему нюхлеру выбраться из-под обвала из досок, благодаря чему, собственно, едва не лишилась руки и точно канули в лето её золотые часики с причудливо плавающим циферблатом из драгоценных камней. Руку-то ладно, залечили моментально, но вот часики было действительно жалко. Родителям пришлось экстренно заказывать дубляж, ибо ни на какие другие Фредерика была категорически не согласна и вообще пребывала в печали невероятной по сему поводу. А когда ребенок пребывает в печали, особенно такой ребенок, как Фредди, то здесь имеет место быть печаль для всего дома в целом. И даже для легендарной и вошедшей в анналы истории госпожи Ванды Крэбб.
Второй же момент, когда Фредерика проявила великодушие к окружающим, произошел сравнительно недавно. Она крайне неудачный момент подобрала: на поле. Закончился он бесцельной лежкой вповалку в Больничном крыле с гудящей, точно колокол, головой и перебитыми конечностями. Больше девица зареклась делать акты души широкой. Но да Бог, говорят, троицу любит. И чем только черт не шутит?
А про bella корова и испанскую энтропию разговор будет ниже.

***
И нет, работать в команде с очередным Лопес-Маркосом она категорически против. И здесь совершенно не при чем витающая в воздухе мистическим ореолом дискриминация по национальному и прочему признаку. У них с Гарольдом у самих в роду явно где-то затесались перекочевавшие в свое время мимо Англии болгарские великаны. Дело обстояло гораздо проще и подвязывалось жесткой резинкой за ушами в виде принципов. Всё шло по старой системе кровно-родственной обиды. Когда кто-то не так посмотрел, когда кто-то кому-то наступил на ногу, когда само яблоко-то раздора, в общем-то, давно забыто. Но когда сама обида с новым приливом поддерживается трепетно и ревностно, как в случае с мадемуазель Крэбб и братом этого черноволосого мальчишки, да принимает внезапный новый приток свежести альпийской - вот это да. Вот это повод для того, чтобы отказать единственно возможному претенденту на роль ловца в команде и тем самым поставить крест на дальнейших возможностях.

***
- Ты хочешь спросить меня, почему его умения якобы расцениваются выше твоих? Цитата окончена, кавычки закрываются. И это всё? - устало помассировав пальцами виски, спросила девушка, - ты смиренно принимаешь моё решение и не собираешься меня убедить в обратном?
Её глаза отказываются смотреть на младшего Лопес-Маркоса. В темноте коридоров он особенно отчетливо был похож на своего родственника. И это, кстати говоря, пугало. Как незримый укор в её сторону: смотри, смотри и любуйся. Сколько мадам Помфри тогда промучилась с лицом Мигеля? Почти день его не было на занятиях. Дурацкая шутка, за которую она так и не смогла извиниться.

***
Okay, yeah. I’ve got an apology. So, I have this friend who is a Ravenclaw student, and I convinced her that it would be fun to mess up Miguel Lopes-Marcos' life. So I had her pretend to be friends with Miguel, and then she would come to my house after and we would just laugh about all the dumb stuff Miguel said. And we gave her these candy bar things that would make his gain weight, and then we turned his best friends against him. And then... Oh, God, and we gave him foot cream instead of face wash. [to Miguel] I'm so sorry, Miguel. I'm really so sorry. I don't know, why I hate you. And I feel myself after that just like a garbage.

***
Ей далеко до авторитета Беллатрикс Блэк //с каких пор, кстати, последняя возомнила себя королевой в чистокровном обществе? Фредди, кажется, пропустила коронацию//, она бы не смогла вытягивать с гордой миной пренебрежения ко всем презрительное «фи» и сыпать тысячами причин на каждую фразу. Или просто единым своим видом показывать где чье, по её компетентному мнению, место. Фредерике тоже безмерно обидно: и за себя, и за мальчишку, который, в общем-то, ни в чем не виноват в личных перебранках своего брата и её. Фредерике обидно, и обида сея едва ли не заставляет её топать ногой, требуя немедленно отмотать время на полчаса назад. Одна беда - маховик времени ей никто по скидке не сбросил попользоваться ненадолго. И приходилось держать марку, казаться верной своему слову. Последнее злило более всего и выводило из себя.

***
- Ты не хочешь мне сказать: «эй, послушай, Крэбб, неужели ты настолько слепа или удачно принимаешь вид таковой и не видишь, что я более достойная партия для данной позиции, нежели Мальсибер»? - Suck on that. Really, I don’t know why I said this. Меня колотит в запале непонятной честности. Мне с трудом удается переводить дыхание - такое ощущение, будто я пробежала стометровую дистанцию на время, а не стою и непонятно зачем веду демагогию с мальчишкой. Гарольд весьма благоразумно не суется в нашу беседу и не вставляет глубокомысленные дополнения в мой пока что еще монолог. У меня позорно трясутся коленки, и в боку безбожно колет. - Почему ты мне не хочешь и не можешь сказать просто и понятно: «милочка, ты дура, а я то, что надо для команды»?
У меня не совсем получается контролировать собственную мимику. Я не знаю, какая радуга проскочила по моему лицу. Просто чувствую, что оно одеревенело. Мышцы будто скованы гипсом: и мне сложно пошевелить даже бровью - так они и застыли, наверное, в немом вопросе, а губы в вялой улыбке.
- Почему я не слышу всего этого, скажи мне?
Мне хочется дернуться и ухватить пацана за плечо. Мы с ним глаза в глаза, бровь в бровь - фактически одного роста, и мы можем говорить на равных. Не задрав голову вверх или, наоборот, опуская, и бросать взгляды друг на друга. Но Гарольд точно предугадывает мой очередной порыв, и первый ухватывает меня за плечо предупредительно. Я снова мякну тряпкой. И, наверное, улыбка следующая моя вышла довольно неубедительной и вялой. Парень, я не припадочная. У меня сегодня с самого утра день не заладился.
- Хотя соглашусь: гораздо интереснее и загадочнее будет после ходить обиженным. Сама такое часто практиковала.
Мне вот что интересно: неужели, вешая на свою шею галстук с зеленью в цветах, тем самым мы отрезаем себе путь к откровенности в суждениях? Грубо говоря, просидев все семь лет на скамье своего факультета, да. Но иногда меня прорывает. И я не могу остановиться. У нас идет диалог. Но если вы думаете, что участвуют исключительно двое - то вы глубоко ошибаетесь. Мне приходится еще общаться и с самой собой.

 Отправлено: 05.03.11 21:30. Заголовок: *** Когда-то давно, ..

***
Когда-то давно, когда Васко едва еще стукнуло двенадцать, в районе полуночи Мигель притащился из ванной в спальню с совершенно расквашенной физиономией. Васко даже не сразу брата узнал: какие-то глубокие полосы, похожие на давно зажившие рубцы, залегли под глазами, по щекам, на шее и висках, весь подбородок облепили фиолетовые и сине-зеленые пятна, да и весь его вид был настолько ужасающий, злобный и перекошенный, каким Васко еще никогда брата не видел. Он с яростным терпением сжимал зубы; подойдя к кровати, парень буквально нырнул под одеяло, бросился на кровать с таким рвением, как будто хотел ее сломать. Младший Лопес-Маркос озабоченно присел на краешек постели и довольно осторожно (не дай бог, хватит еще по носу, кто его знает, ярость делает из людей зверей) пробормотал:
- Ничего себе... Кто это тебя так расквасил?
- Гель для бритья, - прошипел Мигель, корча на своем лице что-то невообразимое, выражающее боль и злость. Эта жуткая реакция на какое-то вещество явно не приносила ему удовольствия.
- Подменили чем-то? – охнул, быстро догадавшись, Васко.
- Ага, сто пудов. Чертовы доброжелатели. – На этом месте Мигель отчетливо заскрипел зубами и поморщился. – Болит жутко. Может, это аллергия на какой-то компонент, а может, просто какое-нибудь поганое зелье, кто их знает. К Помфри завтра пойду, спит она сейчас, чего человека будить, да и поймают, решат, что я решил прогуляться. Веселая у нас жизнь, братец.
- Кто хоть? – сочувственно заглядывая в глаза несчастному Мигелю, спросил Васко.
- Понятия не имею, - процедил сквозь зубы брат. – Но на меня, - не знаю, с чего даже, - давно уже зуб держит какая-то девчонка с четвертого курса. Да боже, неужели ты считаешь, что я пойду кого-то колошматить из-за этого? Дураки они и есть дураки, и бог с ними. Завтра все как рукой снимут, ни капельки не останется. А сейчас ты иди спать, давай-давай, вперед, у тебя завтра экзамен, если я правильно помню, тебе надо выспаться. – На этом месте Мигель сделал совершенно определенные жесты рукой, вроде как, обоснованные вежливым предлогом, но на самом деле понятно разъясняющие его брату, что лучше не сидеть рядом с ним и не жалеть его, если он не помнит, что Мигель это ненавидит.
После этой глупой шутки Мигель перестал доверять зубным пастам, жидкому мылу и гелям для бритья и попросил отца научить его совершать акты гигиены с помощью волшебства. Он не любил и не умел держать на кого-то зло, но могла бы эта девчонка и извиниться. Впрочем, он понимал ее стеснение и неловкость. И ни в чем не обвинял.

***
Мне стремно. Нет, ну правда. Нога до коленки от пояса мелко и незаметно подрагивает, что свидетельствует о том, что я волнуюсь не на шутку. Эта девушка неожиданно начинает задавать мне такие вопросы, да еще и таким истеричным тоном, что я невольно должен отшатнуться и чуть не роняю метлу на пол. Действительно – почему я всего этого не говорю? Разумные слова, да, и они правда рождаются в голове легко и беспрепятственно. Но я молчу и слушаю, аккуратно держа подбородок чуть выше обычного, подняв глаза на девушку, которая все равно чуточку выше меня – впрочем, к этому я уже привык, я не очень интенсивно расту, всего шестьдесят два дюйма. Давно меня учили правилам приличия – не смотри в пол, это глупо, не смотри в глаза, это самоуверенно. Поэтому я смотрю на нос Крэбб. У нее очень красивый нос.
Я молчу и слушаю. Потому что не умею высказывать свои мысли кому-то в лицо. Потому что боюсь обидеть, боюсь оскорбить. Потому что я никогда не грублю девушкам. Потому что я вот такой вот дурак. Потому что Шляпа определила меня не на тот факультет, авось, у гриффиндорцев или хаффлпаффцев мне было бы комфортнее...
Да, мне много чего есть ответить на эти ее вопросы. Но не говорить же все это? Это уже получится какой-то монолог. Быть в команде или не быть в команде – вот в чем вопрос?
- Я... п-п-просто... потому что... э...

***
Боже, ну неужели он и правда не сможет сейчас выговорить ничего приличного, опустит глазки долу и, стеснительно повернувшись, унесется себе по коридору, таща на плече тяжеленную метлу? Будь проклята эта отвратительная стеснительность! Когда на него напирают с какими-то вопросами, он не только не в состоянии адекватно ответить на это, но даже не может нормально стоять и слушать, трясется весь, как банный лист, то ли от волнения, то ли возбужденный флюидами громкости, так и витающими возле ушей. Васко, кажется, покраснел, точнее, это ему так показалось, а как со стороны это смотрелось - неясно. Но он чувствовал себя по-идиотски. Он стоял и теребил футляр с метлой и уже отколупал от него несколько кожаных клочков. Вся уверенность, с которой он задавал вопрос, куда-то улетучилась, нагловато помахав своей уверенной рукой.

***
Ходить обиженным? Вы думаете, Васко нравится ходить обиженным? Да, он знает таких людей, которые, чуть что, любят изобразить из себя оскорбленное достоинство, чтобы все за ними бегали и утешали их, а еще и извинялись, а еще и конфетки бесплатно давали, и вкладышами из шоколадных лягушек делились. Обиженным хорошо. Когда умеешь обижаться, конечно.
Но Васко и так достаточно натерпелся на первом курсе, чтобы теперь в каждом, вроде бы, обидном действии искать ноту для конфликта. Ладно, он согласен все это принять. Это не так страшно, в конце концов. Если ему объяснят, конечно. Это лучше, чем каша в ботинки, много лучше, особенно если тебе одиннадцать лет, идет третий день учебы и ты не то что почистить грязную обувь не можешь, а едва научился изящно держать в руке палочку, чтобы она никуда не падала и не мешала делать пассы. Да-да, это умение пришло к Васко сразу же и не покидало его уже никогда. Эстетика была самой важной частью его непостоянной жизни и была присуща и Лопес-Маркосу, и Монтсеррату в равной степени.
- Я не собираюсь ни на кого обижаться, - постарался Васко вернуть себе свою уверенность. – Я не любитель жалостливых вздохов у меня за спиной – «ох, бедный Васко, его не взяли в команду, несчастный мальчик, он же уже пятый год мечтает об этом, а все не берут никак, неясно даже, почему, вроде бы, лучший ученик по Полетам». Я уже отвык это делать, знаете ли. Почему я не буду ничего этого говорить? Да потому что я не хочу демонстрировать наглость и грубость, которых у меня, тем более, нет. Я просто хочу знать хотя бы незначительную причину, которая двигала вами, когда вы называли вместо моей фамилии фамилию Мальсибера. Только и всего.
Распалился, оратор. Когда шило кое-куда попадает – тут его не остановить. И прямо потоком, классическими фразами, на «вы» - а как же иначе, это же ДЕВУШКА, дама почти, с ними нужно быть вежливым, предельно, бесконечно вежливым. Почти книжный слог течет сквозь губы, и Васко на миг забывает о том, что надо стеснительно ковырять футляр от метлы.
А потом поток иссякает, нагло посмеиваясь, перекрывая кран, и Васко вновь остается наедине со своим смущением.
- Ой, - пробормотал он себе под нос.

 Отправлено: 08.03.11 06:27. Заголовок: - Какое же из тебя д..

- Какое же из тебя дерево, когда ты так согнулась?
- Я поганый куст, ясно?

Летучая дева в голове послала миру в дар шаблоны «что следует говорить» воздушный поцелуй, изобразила знак мира, помахала рукой на прощанье - и аминь. Улетела за горы, улетела за горизонт. Улетела совсем. Всё, что нам осталось - считать желтые хвосты вертолетов с кошками на покатых боках. Я пытаюсь раскрыть глаза как можно шире, мне наивно кажется, что тем самым у меня получится увидеть гораздо больше, нежели другие. Я чувствовала легкость, о которой только могла мечтать после расставания с Уильямом.
Проблемы начались тогда, когда засмотревшись на мир, я не заметила препону под своими ногами и расквасила в кровь нос. Случилось это со мной в бакалее, встреча моего носа произошла с кафелем, выложенным в черный и белый квадраты - с тех самых пор ненавижу комбинации в одежде в ромбик. Ныне, кстати, очень популярные под влиянием ливерпульской четверки. Но более всего меня беспокоил тот факт, что около полугода я вообще не могла смотреть на мясо. В мыслях шел полет ассоциации «мясо-боль». А потом пришло осознавание того факта, что я сама как то мясо с прилавка - изрезанное, кровоточащее, затянутое в тугую оболочку, из которой просто так мне не вырваться.

***
Неясное чувство тревоги возникало всякий раз, когда на фразы собеседник начинал теряться и мямлить. Чисто теоретически, исходя из постулатов родного факультета, здесь следовало бы даже радоваться - ты осадил противника, ты на коне. Ты правишь балом и под твою указку играют вальс. Тебе нужно только подавить ногтем и раздавить, как корень мандрагоры по куску деревяшки. Но вместо удовлетворения от проделанной операции приходит лишь отвращение при виде гноя. Это волна мрака, накрывающая с головой. Это темнота в голове, становящаяся с каждой минутой невыносимее. Мир исчезает - и на какое-то время его просто не существует. Где же брава отважного капитана команды сборной? Почему она, точно маленькая девочка, оглядывается назад на брата в поисках поддержки? Врачи в подобных случаях говорят что-то про социопатию. Но в чем она виновата, если и вправду хочется скорее скомкать разговор, сбежать в спальню, укрыть голову подушкой и спрятаться от всех? Куда делась хваленая бравада? За какой пенек её попрятала Фредерика и солдатиком спрыгнула сама? Почему так горько? Горько, горько - остается только жрать одной жадно загрязненный выхлопными газами воздух.
- А еще ты не любитель смотреть в глаза, когда отвечаешь, - рассеянно замечает девушка, в очередной раз потерявшись в закоулках своего подсознания и выплывая наружу. - Совсем как твой брат, верно?
Рука Гарольда на плече неприятно давит, и Фред кажется, что еще совсем немного - и её ноги станут совсем ватными, каменный пол разверзнется, как при Страшном суде, а сама она упадет на несколько пролетов вниз. Крэбб внимательно смотрит на громадную пятерню, удачно расположившуюся на её плече, и легкое раздражение сквозит в каждой черточке её лица. Одна дамочка двадцати шести лет из чистокровного общества на одном чистокровном собрании в чистокровной же обители, где посчастливилось в тот звездный час оказаться и Фредерике, громко рассуждала что-то о способах воздействия. «Неприкосновенность, - вещала она за бокалом игристого, - понятие двоякое. Неприкосновенно тело или неприкосновенна и одежда на этом самом теле? Если я засуну руку в карман - считается ли сей акт нарушением права на неприкосновенность или же нет?» Нее к столу будет помянута дамочка эта с разговорами о неприкосновенности, но для себя Фредерика в тот момент уяснила прекрасно, что лучший способ воздействия - исключительно ментальный. Иногда достаточно просто протяжного взгляда, чтобы смутить человека. И Гарольд не исключение. Рука его быстренько ретировалась с тела царского, а сама Фред, освободившись от оков, сделала два шага назад в сторону от паренька с метлой и прислонилась спиной к стенке. Можно было бы сослаться на прекрасный обзор, однако причина подобного перемещения оказалась гораздо тривиальнее, чем могла бы быть.
Так она могла чувствовать реальную опору, которая никуда не убежит и никуда не денется. Стены стояли на своем месте веками - и века же еще будут стоять. А её ноги не настолько вечны. Коленные чашечки сводит забойная дрожь, и более всего её хочется приложиться и черепушкой к холодным камням, прикрыть снова глаза, сглотнуть и передохнуть перед новым рывком вперед. Но ничего подобного она себе, конечно, не позволяет. Правила этикета требуют внимательно выслушивать своего собеседника. Или хотя бы делать вид исключительно ради все того же приличия. Она высказалась, дала благодатное удобрение для почвы. И теперь имеет полное право пожинать плоды - благо, парень тут же пустился в свое плавание. И его слова, даже несмотря на фальшивую уверенность в голосе, баюкали. Это хорошо. Значит, провода встали в свои ячейки, и контакт налажен. Губы её трогает почти незаметная улыбка, и она склоняет голову набок, изучая мимику говорящего. Смешными фразами такими сыплет. Смысл, если кратко, у всех одинаков: «я само совершенство, но все равно получаю по щам». Забавный малыш. Взгляд её мог бы показаться кому-то откровенно неприличным, в великосветских кругах ведь не принято так откровенно stare, если бы не был настолько любопытным. Так, кажется, ученый изучает в зоологическом музее новый, доселе невиданный вид мира флоры и фауны.

***
Мой психоаналитик уже умер. Прежде, чем стать моим аналитиком, он был моим терапевтом и мне очень нравился. Садясь в кресло у него в кабинете, я не обязана была ни о чем рассказывать, и меня это успокаивало. Но он не мог оставить меня в полном одиночестве. И он начинал рассказывать мне то, о чем я могла бы думать - я ведь ни о чем не думала, и мне нравилась эта пустота в моей голове, - например «ты сегодня грустна» или «мне кажется, ты чем-то озабочена». Таким образом он наговорил слишком много неправильных вещей обо мне. И это серьезно начинало раздражать меня, но мне приходилось терпеливо поправлять его. В конце концов, я-то знала, что я чувствую. А он нет. Иногда его заявлениям и вовсе верить нельзя было. Ты ему про выскочивший прыщ, который ты выдавила перед сеансом, а он тебе в панике зачем-то поминает про твои мистические проблемы во взаимоотношениях с противоположным полом. Поблескивая очками своими про: «возможно, ты увлечена этим мальчиком? и всеми своими действиями пытаешься привлечь его внимание?». И что-то черкает карандашом в своем листке. У меня нет маниакально-депрессивного невроза. Просто мне нечем заняться. Наверное я просто избалованная, ленивая, самовлюбленная девчонка, которая сама себя доводит до помутнения. А Мигель всего-то оказался удачной остановкой. И все дела.
Мой психоаналитик уже умер. А мои родители до сих пор исправно заказывают в лавке по его рецепту зелье и высылают его мне каждую неделю.
То самое, которое я сегодня в волнении забыла выпить.

***
Разговор сей, по идее, должен был положить конец всем мучениям горе-командира батальона и уязвленному самолюбию так чудесно пикировавшему на поле курсанту. Между ними могла бы возникнуть сложная химическая формула отношений, в лучшем случае приведшая бы к скреплению рук в спортивных перчатках и долгому сотрудничеству, в худшем - двумя растерзанными останками посреди темного коридора. Но ни гуманистов, ни каннибалов мы не будем радовать трепетными надеждами. Речь паренька зависает на эпичной ноте и коверкается откровенным «ой». И вот здесь-то корпус Фредерики наклоняется чуть вперед, ладони её прижаты сзади к стене.
- В тебе столько обиженного аристократизма, что мне хочется взять этюдник и немедленно зарисовать тебя на память. В книгу красную выписать и ленточкой подвязать, как вымирающий вид, - правая ладонь отлипает от своей опоры и делает непонятный жест в сторону, чтобы затем найти свой покой на лбу Фредерики. И она чувствует холод камня, вобравший кожей, и действует это хоть как-то отрезвляюще. Грань между сюрреализмом и настоящим теряет свою незыблемость и приобретает рамки. - Ты сам признался, что не умеешь и не хочешь демонстрировать наглость и грубость. Так чего же ты хочешь от меня? - голос сухой, как и глотка, по которой перекатывается сухой же язык. - Лучший вовсе не означает, что первый. - корпус возвращается в исходную точку. Положение вертикально. Ступни Фредерики на миллиметр скользят чуть вперед, и она просто не в состоянии уже сдержать тот уставший вздох, что просился так давно и так томительно в её легких. - Ты спрашиваешь меня, почему я поставила Мальсибера вперед тебя. Да потому что ты козел отпущения, Васко. Одно неловкое движение, один нечаянный промах - и вся свора накинется на тебя, и загрызет тебя, потому что их будет больше. А вся твоя благородность, которую ты совершенно не выставляешь, но в красках расписал мне сейчас... - ладонь снова летит вперед, и этот жест похож на жест ловца, схватившего маленьких золотой мячик с трепещущими крыльями. Ладонь превращается в кулак, кулак переворачивается своим дном вверх, а затем бессильно падает вниз и стукается о бок ноги. - Напиши про неё рассказ и забудь.

***
Способы внушения и взаимодействия. Мы о них вспоминали уже выше. Иногда достаточно только взгляда, чтобы оттолкнуть от себя человека прочь. Иногда всего лишь взгляда достаточно, чтобы привлечь к себе человека. Плечо Гарольда спасательной шлюпкой проплывает мимо её носа, и Фред благодарно цепляется за борт. Если бы на месте брата находился бы Гойл - она бы обязательно попросила потрогать её лоб и проверить температуру. Но siamise twin здесь нет. Здесь только кустистая физиономия Гарольда, смущенная физиономия Лопес-Маркоса и её бледная. Тоже физиономия.
- Я в полной мере раскрыла свой ответ на твой вопрос? - интересуется бледная физиономия у смущенной физиономии. - Мы можем раскланяться и разбрестись по своим делам?
А сейчас ей адски жмут сапоги, немного натирает кольцо на безымянном. И она уже категорически не знает, что говорить.

Скрытый текст

за упокой натурально оО" Фредерика - социопат оО"

 Отправлено: 08.03.11 16:30. Заголовок: All this running aro..

All this running around, well it's getting me down
Just give me a pain that I'm used to ©

***
Уважение – странная штука. Либо оно есть, либо его нет. У Васко его не было – ни лично к себе, ни чужого к себе, и нельзя было в трудную минуту, когда важно верить в себя, достать из кармана расписной пакетик с надписью «уважение», посмотреть на него и преисполниться этой самой необходимой уверенностью в себе. И как жить с этим – непонятно.
Сейчас его разносили под орех. Впрочем, он уже привык к этому чувству собственной жалкости и бесконечной униженности, когда даже хорошие, вроде бы черты характера, превращаются в недостатки с уст других людей. Его разносили под орех уже пять лет подряд. И тут дело не в овсянке, которую он нашел поутру в своих ботинках второго же сентября тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, дело не в том, что его дразнили какой-то там курицей, дело не в том, что его четыре года подряд принципиально не приглашали на наборы в команды квиддича. Дело было в том, что его не уважали. Отсутствовала даже определенная капля страха – потому что бояться этого хрупкого и хлипкого паренька было бы глупо. Но даже страх не заменяет уважение.
Когда-нибудь я изменюсь. Так, что вам самим станет страшно, во что я превратился. Я удалю настоящее, сотру его с жесткого диска, очищу корзину, и взамен положу новое, любое, которое только найду. Я изменю все – фамилию, смысл жизни, свой характер, список своих целей и жизненных приоритетов. Для того, чтобы меняться, не нужно многое. Нужна ненависть. Много ненависти. И цель, – какая-никакая, чтобы быстрее поверить в нового себя.
Когда-нибудь я зайду в гостиную и невзначай приподниму белоснежный, как всегда рукав на левой руке, и вы увидите черное пятно, вьющееся по моему предплечью, почти теряющееся в тени и в смуглом оттенке кожи. В ваших глазах будет наивный, почти благоговейный ужас, а я усмехнусь и, одернув рубашку, молча направлюсь по своим делам.
Может, уважение и не придет.
Зато придет страх.
Не так ли, господа?

***
Как жаль, что он не умеет беситься. Как жаль, что он не девчонка, и сейчас заплакать от обиды и жалости к себе несчастному и всеми брошенному будет не только глупо, но и стыдно. А ведь иногда очень хочется это сделать. И сейчас он едва не плачет от безысходности.
Потому что говорить на эти доводы ему нечего. Он ей слово – она ему два. Он ей пять – она ему сотню. И все эти слова какие-то отвлеченные, ничуть не относящиеся к его назначению в команду. Будто они тренируются в словоблудии, хотя у него есть совершенно определенное желание, а она вполне может дать ему совершенно определенный ответ.
Но не дает.
- Смотреть в глаза неприлично, - рассеянно отпарировал Васко, даже не осознавая, зачем.
Он мог бы захныкать и, упав на колени... нет, не мог бы, этого бы уж точно не мог. Он мог бы заорать на нее (это с натяжкой, все-таки не то воспитание), и тогда она заорала бы на него в ответ, а потом ее громила-брат дал бы ему в глаз, и эта пара благополучно смылась бы с места преступления. Он мог бы сейчас стиснуть зубы и высказать ей в спокойном и холодном тоне все, что он думает о Мальсибере, самой Фредди и, в частности, ее назначении на пост капитана. Впрочем, это назначение было даже плюсом. Будь капитаном Гарольд, он бы не то что спросить у него что-то побоялся, он бы и не подошел.
Но, кажется, оба варианта будут иметь один результат – он уйдет ни с чем, понурив голову, и продолжит зачитываться учебником по Защите от Темных Искусств и маггловской литературой, в особенности русской.
- Вы считаете, что Мальсибер, в отличие от меня, вас не подведет? - тихо, но отчетливо и жестко проговорил Васко, наконец поняв, что в глубине души клокочет такая вековая обида, которую просто так не выльешь из себя, а придется цедить по капле. – Промахов не будет. Каждый человек имеет право на шанс. Дайте мне шанс. Хоть раз в жизни. Один. Я докажу, что вы не ошиблись.
Не пытайся уйти от меня. Упорство – не самое главное мое качество, и напористость - тоже, однако, если у меня есть цель, которая кажется мне на данный момент самой важной, самой желанной, то я достигну этой цели во что бы то ни стало, и так просто ты от меня не отвяжешься. Нет, мы еще не договорили. И даже если ты сейчас опять ответишь мне какой-то путанной, неважной фразой, я буду готов, как монах, сесть рядом с тобой в позе лотоса и вести свои тяжелые заумные речи. Хоть до вечера, хоть до завтрашнего утра, хоть до зимы.
И иней покроет наши расслабленные плечи, и мы будем сидеть и смотреть на носы друг друга. Потому что в глаза смотреть неприлично, как правильно отметил Васко.

***
Она смотрит на меня с таким отчетливым равнодушием, хоть и нервничает, что у меня самого в голове остается одно только отчаяние и беззвучный зов - о, брат мой, или, не знаю, кто-нибудь, придите ко мне на помощь, докажите мою правоту, объясните этой девушке, что так-то, так-то и так-то, и что после этого непременно надо взять меня в команду. Впрочем, кажется, она и сама это видит. Просто что-то ей мешает сказать мне «да». Может, это такой намеренный протест? Подошел – сам дурак, не будет тебе места? Или дело не во мне, а в чем-то другом? Может, ей чем-то моя семья не угодила?
- Да carambas, Madre de Dios, пожалуйста, не уходите, послушайте! – эта бессмысленная фраза с перемешанными зовами к богу и дьяволу срывается с губ откровенно непроизвольно. Но отступать некуда. Она сейчас уйдет, и больше я к ней подойти не решусь. Последний шанс. – Я мечтаю об этом месте уже четыре года! Неужели вам сложно дать мне возможность почувствовать себя не в конце состава?! Я не собираюсь рекламировать себя, но... Santo Dias, я вас прошу!
На лице отчаянная улыбка, я то ли всхлипываю, то ли смеюсь, слава богу, слез нет, но вид у меня откровенно истерический. Я ненавижу просить. Я даже маму свою в супермаркете так бы не стал просить купить мне мяч, даром что человек родной. У меня сейчас было такое ощущение, что я ниже плинтуса опустился, еще секунда – и я упаду на колени и буду лобызать ей полы мантии, будто место ловца в моей жизни решает все. Будто меня убьют, если я на это место не попаду.
Странно и глупо. Если она сейчас фыркнет и уйдет, я никогда не смогу показаться ей на глаза от стыда. Буду краснеть, как самый натуральный кретин. Кого из нас делают мечты? Зверей, спешащих стадом к луже во время засухи.
- Хотите, я вам печенье принесу? – в отчаянии родил я самую глупую фразу на свете и улыбнулся.

 Отправлено: 10.03.11 21:49. Заголовок: Знаешь, в чем радост..

Знаешь, в чем радости взросления, Васко? Радости, радости взросления, мой дорогой Васко, заключаются в том, что больше не вскидываешься на улице на красивого человека - о, как я хочу быть им! как я хочу быть ею! Не хочется завидовать утонченным грациям чистопородным, с глянцевитыми роскошными волосами до плеч, что ложатся темными волнами, с бровями, со скулами, с тонкими лодыжками, с низким, обволакивающим, чуть сиплым голосом. Хорошо побыть такими полчаса, чтобы все ездили по тебе завистливыми взглядами; но проблемы я предпочитаю свои, и радости свои, и морду в зеркале тоже свою - она, может, не такой изысканной кисти, но за нее и ответственности меньше поэтому. Мне стало так нравиться быть собой, и только собой. Я наконец дочитала к себе инструкцию, представляешь? Теперь меня можно настроить так, чтобы меня уважали и внимали каждому моего слову, как чему-то весомому. Только зачем оно мне нужно, Васко? Постоянно держу руку на ключице, незаметно для себя впиваясь в плечо ногтями. Я осознаю действие только тогда, когда больно. Я вообще очень многое осознаю только при условии болезненного ощущения, я зависима от этого, по-другому очень сложно что-либо донести до сознания. Бью свои привычки ружьем, меланхолично удаляясь в другую часть комнаты, чтобы не пачкать их кровью ковер, прохожу тесты на недоверие, не прощаю людей и говорю меньше обычного. I’m terrified but i’m not leaving только по одной причине: нужно быть сильной. Даже если потом придется падать на колени и скулить невозможностью понять, почему все это происходит с теми, к кому я хоть что-то испытываю - я не ищу справедливости с пятнадцати лет, но рычу на тех, кто пытается ее навязать мне на руки, кладет снежинками и говорит: «так и должно быть».

***
Фредерика глубоко вздохнула, пытаясь всё же не сделать того, что сейчас получится. Не вышло. Тонкие чёрные брови надменно поползли вверх и придали лицу презрительное выражение. Вроде бы мальчишка ничего такого плохого не сказал, даже наоборот. Однако, Крэбб не услышала в этом абсолютно ничего хорошего. В глубинах её души начала тихо закипать злость, и скоро она готовилась вот-вот выплеснуться, как прорвавшйся гейзер. Первым желанием было отбросить от себя паренька подальше и просто удалиться. Однако Фредди прекрасно знала, к чему это всё приведёт, Пойдут кривые толки, паренек этот обидится, а потом предстоят прочие лишние проблемы, чтобы это всё уладить. Слишком много возни, которую девушка просто-таки не выносила всем своим нутром. Следовало повести себя как обычно и просто не обратить внимания. В конце концов, она довольно часто пользовалась этим нехитрым приёмом в последнее время
- Хорошо, - наконец соизволила ответить Фредерика, сцепляя руки на груди и перекатившись с носка на пятку. - Я поразмышляю над твоим предложением на досуге. А теперь, милостивый сударь, вынуждена откланяться, - и она делает шутливый реверанс в сторону испанца. Аудиенция окончена.

***
Мне плевать на твои переживания, Васко. Мне плевать на твои желания, твои амбиции недюжинные. Мне плевать на твои комплексы маленького человека. Ты говоришь, что смотреть в глаза - неприлично. Но зато честно. Наивно и избито, наверное, звучит та фраза про глаза, что как зеркала души. А я скажу, что подобная истина не теряет своей актуальности даже сейчас. Даже в наше время. Тем более в наше время. Мне пока что нечего скрывать и нечем стыдиться - поэтому я с такой радостью иду на зрительный контакт, урываю странички. Иногда попадается откровенно хреновая проза, иногда белый стих про весну, аллергию и всплывшее говно. Но порой мне удается посмаковать совсем чуть-чуть и предвкушение ванильного рассвета, и почти что печаль, достойную див немого кино. Сейчас я вижу перед собой шершавый пятнистый фантик. Рыбку гуппи, спущенную в унитаз из своего аквариума. Я смотрю на все это дело - и тут, конечно, древнерусская обязательная тоска. Какого черта я вообще должна тратить свое время на какого-то там сопляка с манией величия, с пеной у рта высказывающего о том, что он якобы самый лучший?

***
Если общо, меня удручает то, что человеком можно сильно впечатлиться и начать очень дорожить либо полюбив, либо потеряв его навсегда, isn't it ironic<\/u><\/a>? Нет никакого более эффективного способа запомниться людям, чем свариться в собственных переживаниях, депрессивных соплях. Как-то только тогда, когда у тебя уплывает из рук нечто, что наполняло или только может наполнить твои серые будни, понимаешь, как это было действительно весомо.
- Я похожа на Пасхального кролика? - Все попытки к идеальности или к перелому сводятся к точке на горизонте - у меня просто не получается. Я вглядываюсь в свое отражение на хрусталиках глаз паренька и думаю о том, что неплохо бы сейчас было выпить кофе. - У меня что, в руках корзинка с шоколадными яйцами?
Я наклоняюсь так близко к нему, что могу чувствовать его сбивчивое дыхание на своей щеке. Так опасно близко, что запросто могу стереть с его лица эту выводящую меня гримасу, из-за которой мне становится так невыносимо жарко, что я готова дальше держать его внимание в своем кулаке. Я могу делать с ним всё, что угодно сейчас - я могу влепить ему пощечину, да так, что мы мигом узнаем, какая кровь циркулирует в его венах: голубая или все-таки красная; я могу вцепиться своими ногтями в его смоляную шевелюру, намотать её на пальцы так крепко, что выскочит на лице мальчишки недовольная гримаса, а сам он встанет на цыпочки в тот момент, когда я блаженным голосом поинтересуюсь, укладывается ли он каждое утро или так от природы волосы лежат. Но я еще не растеряла последние остатки своего разума. И что-то звенит за мозжечком. И я не помню, когда успела ухватить парня за грудки его мантии. Серьезно.

***
- Как ты себе представляешь эту картину, huh? - она шипит, точно змея подколодная, которую насильно выгнали палкой из-под прохладного камня, где ей было вполне себе даже комфортно. - Вначале сказала одно, попорхала по замку, затем: «ahhh, guys, я такая бестолковая сегодня - съела банан с кожурой»? - Вы ведь помните о желании оттолкнуть от себя молодчика прочь? Так вот оно исполнения желания, рождественский сюрприз натурально: Фредерика толкает сопляка в грудь ладонями. Легонько, правда. Но достаточно, чтобы понять: не трожь. Трактор завелся и теперь несется по полям. - Ты полный дурак, если ты думаешь, что все так легко делается. Маленький пшик и готово, если тебе хочется? Нет, голубчик, это облако-гриб от взрыва атомной бомбы. - Она уже и не замечает, что голос её давно превысил зону интимного и доверительного разговора, где каждый высказывает свои обиды. Её голос стремительно поднимается в своей тональности, она уже буквально орет на парня. - По-твоему у меня нет других забот, кроме как выслушивать чье-то заунывное «ну пожалуйста» и жрать печенье?! Да засунь ты свое печенье себе знаешь, куда???
Васко и здесь прокололся. Больная мозоль натурально, на которую он незаметно умудрился так наступить - Фред была на диете и вынуждена была отказывать себе в мучном. Поэтому она такая нервная, легковозбудимая и злая была. Зато вся такая таинственная и интересная. Гарольду приходится потрудиться, чтобы всю такую неожиданную Фредерику схватить своей крепкой рукой за талию и оттянуть к себе. В могучих лапах орангутана она малость успокоилась и, икнув от внезапности нахлынувших чувств, вполне спокойным тоном сообщила следующую новость:
- Я тебе предлагаю сейчас следующее и ты проваливаешь с глаз моих долой, понял? Считай, компромисс. - Она поднимает предупредительно указательный палец вверх и сурово супит брови. - Я сделаю рокировку, ok. Но исключительно после первого матча с Мальсибером в составе. Тогда у меня будет повод. Поэтому молись своим богам и меньше болтовни. - Волей и правдой, вырвавшись из могучих объятий Гарольда, Фред стремительным шагом двигается прочь от пацана. Словно богиня на носу корабля, рассекает она своим торсом воздушное пространство. Гарольд, подняв пятерню вверх и помахав Васко на прощание, движется следом. Но если вы думаете, что на этом мизансцена завершена, то глубоко ошибаетесь.
- И если подобное shit будет иметь место быть на тренировках - можешь даже не расчехлять свою метлу, Лопес-Маркос, предупреждаю.
Oh, gosh, эти самонадеянные малолетки.

 Отправлено: 11.03.11 15:26. Заголовок: Вы когда-нибудь чувс..

Скрытый текст

i'm so sorry, my dear хDD it's bred

Вы когда-нибудь чувствовали себя униженными? Вот вы попросили, чуть ли не слезно – а на вас орут, толкают, посылают, не обращая внимания на то, что вы только что и так перешагнули через грань своей гордости, в мечте, надежде на то, что вас поймут, похлопают по плечу и скажут «все в порядке, парень, мол, тащи свое печенье, чайком побалуемся»? Господи, как же мерзко на душе в такие моменты. Невольно олицетворяешь себя с какой-то нелюбимой собакой, которая, поймав вора, порвала мешок с его добычей, и из-за этого украденные тарелки оказались заляпанными грязью, и за это получила по мордам, как бы униженно и влюбленно она не виляла хвостом.
Получив толчок в грудь, Васко отшатнулся и с незабываемой злостью взглянул в глаза Фредди. Черт побери, какое она право имеет его оскорблять?! Орет, как самая последняя пьянчуга, аж неприятно. Он злобно скривился на ее замечание о печенье. Хотя, в общем, сам дурак, нечего было рожать такой бред, когда видел, что бедная девочка на нервах.
Бедная девочка? На нервах? Да эта бедная девочка сейчас сама доведет его до мстительного инфаркта!
Ну ничего. Он ей еще докажет. Он всем им, черт возьми, докажет.
Не отвечая ни слова на последнюю реплику Фредерики, Васко повернулся на каблуках и, обернувшись дабы стрельнуть в парочку обличительным взором, уцокал себе по коридору.

_________
Всем доброго времени суток.
Мам, пап, Мигель, я вынужден признаться, что я себя чувствую мерзопакостно. И не в плане самочувствия – нет, боже упаси – просто эти... ладно, я даже не буду их никак называть, вы не любите, когда я ругаюсь. А зря, между прочим. Может, тогда бы я еще мог бы как-то давать таким людям отпор.
Меня не взяли в команду. Вернее, взяли, но только после того, как я сам попросил (вы представляете, до чего я дошел?!), да еще и на птичьих правах. Я хожу на тренировки, числюсь «запасным ловцом» и вынужден терпеть издевательства Мальсибера еще и по этой причине. Я чувствую себя хуже некуда. Вот до чего меня довела уверенность.
Пришлите мне пару книг, хоть немного отвлекусь. Не могу больше. Хочется всем доказать... что-то. Что я не отброс общества, которым считаюсь. Что меня есть за что ценить и уважать. Но пока я добился только пренебрежения и обвинений в самолюбии и беспочвенной самоуверенности. Но она же не беспочвенная, правда?
(письмо 3 сентября)

_________
Дорогие мои родители и брат - тоже не менее дорогой!
Я на полноценных правах зачислен в команду! Правда, только после этого идиотского матча, который мы выиграли только благодаря куче забитых голов, а снитч в итоге поймал хаффлпафовец, хотя им это нисколько уже и не помогло. Мальсибер в течение всего матча, как самый настоящий дурак, шатался по полю и еще ловил руками воздух, когда ему казалось, что снитч рядом. Вот уж кто самоуверенный, как это он; я бы, если бы был подготовлен так же, как Мальсибер, не то что на матч бы не вышел, я бы метлу в руки взять никогда не посмел, просто постыдился бы. Наверное, это нехорошо, но я еще никогда так не радовался провалу другого человека. Но, с другой стороны, я же не подходил к нему, как он ко мне тогда, и не издевался над ним. Впрочем, зачем я себя оправдываю – есть значит есть, чего зря чувства прятать.
Хотя гораздо ярче, чем затаенное злорадство, во мне зреет необузданная радость. Крэбб сегодня на полных правах заменила мой статус на «постоянного ловца». В следующем матче снитч будет наш, я это знаю. Я верю в себя. Впрочем, я и тренироваться не забываю.
(письмо 20 сентября)

_________
Мы выиграли! Черт возьми, папа, мама, Мигель, мы выиграли! Мы всем им утерли нос!
А еще мы сегодня пили чай с Крэбб. С печеньем. Она мне про диету рассказывала, я был настолько счастлив, что мог слушать что угодно. Нормальная девчонка, кстати, как выяснилось – когда она не кричит и не являет совершенно социопатические черты.
Все, я сегодня краток, побежал отмечать. Пить я не буду, честное слово, я историю Мигеля помню.
(крошечная записка 15 октября, которая ввергла в безудержный восторг Черта, уже чуть не привыкшего таскать огромные исписанные листы)