Marauders.Rebirth

Помню, так радовалась, когда авроры не смогли найти в доме единственное достойное доказательство моей причастности к пожирательской деятельности - бортовой журнал всех моих приключений. А он, между тем, висел у меня нашейным платком. Ни у кого же не вызовет подозрения такой элемент моего гардероба, как шарф. Я начала вести его в 79, чтобы не запутаться, чтобы выстроить последовательность и окончательно не сойти с ума. Теперь мне кажется, что зря дурная заставила меня взяться за шелковый кусок и обточенный кусок грифеля. Столько лет прошло, а я так и не смогла от него избавиться.
Васко единственный, кто читал мой дневник. Долго читал, кстати. Потом долго не отдавал. Потом опять забирал и долго не отдавал. Он боялся, что я эту тетрадь сожгу или найду другой способ, чтобы уничтожить. Я не собиралась ему говорить, что никогда не смогу этого сделать. Мой приятель привык, будто он до чертиков прозорлив и отменно разбирается в психологии людей - зачем его, спрашивается, расстраивать? Он и так недавно мне заявил, что будь я в здравом уме, то никогда бы так не поступила. Зря он так беспокоится. Все совершенно нормально. Уже через неделю после своей последней записи я была на торжественном собрании в Министерстве и вместе со всеми чествовала доблестных авроров, порядком подчистивших отряды нашей старой братии. Долго любоваться на подобное зрелище не имелось особого желания, и посему мне приходилось разглядывать интерьер помещения, заглядывать в чужие проспекты (потому как своим я так и не удосужилась разжиться), смотреть, как блики от хрусталя с люстры пятнами идут по лицу мадам Дизраэли…
Она после меня, правда, спалила и принялась усиленно улыбаться, и мне пришлось искать другой объект для изучения в лорнет, но да неважно.
С тех пор прошло уже порядка семи лет, у меня два сына, а Васко все заглядывает мне в глаза, будто ищет там что-то. Не найдешь. И не старайся. Тебе точно не покажу. От тебя ведь потом не отвяжешься.

***
На примере моей персоны и других Пожирателей смерти можно садиться за письменный стол и катать громадный талмуд под названием "Энциклопедия лоха". Таинственная организация, кладбища, удаленные предместья, маски... Как это романтически выглядит. А за что мы там боролись? За чистоту крови? Да, об этом не принято говорить, но многие об этом думают. Затем приходит достойный мессия, способный зажечь огонь в сердцах и поднять молчавшие ранее массы... Потом приходят авроры, и все мы оказываемся в тюрьме.
Идея-то так хороша! Обывателям понравится. Никогда не найдется такой ненормальный, который шесть лет подряд станет ежедневно принимать на ночь веритасерум, который и готовить-то никто толком не умеет, чтобы проверить, действительно ли возникнет привыкание или меня стоит уличить во лжи.
Да, идея действительно хороша. Но ровно до тех пор, пока не столкнешься с её реальным воплощением. Но что для одного поколения - страшный сон, который хочется поскорее забыть и научиться спать наконец-то спокойно, то для другого будет считаться как приключенческий роман.

***
Странная тетка, матерясь и роняя на асфальт суши, стремительно выбежала из кафе и скрылась за углом, едва ли не задев в своем вихре Булстроуд. Флоренс проводила её сочувственным взглядом и снова уперла свой взгляд в помятую карту города. Вечер сразу перестал быть томным. Покрутив смятый кусок пергамента и так, и сяк в своих руках, Флоренс все-таки признала доселе принципиально не желаемый ранее признаваться факт: она потерялась и совершенно не знает, в какую сторону идти дальше. Признавать своё фиаско и аппарировать обратно домой она категорически не желала. По её мнению, это было верхом глупости – проделать такой путь из Лондона, чтобы постоять на углу двух улиц, а затем вернуться к домочадцам и поделиться с ними впечатлениями о тетке с суши. Над головой Флоренс незримо созревает горящая лампочка с решением проблемы. Язык, как известно из старой русской народной премудрости, до Киева способен довести из Рязани. Достаточно только найти достойного проводника, с которым далее разговор будет краток: либо голову с плеч долой, ибо, как известно, свидетелей в живых никогда не оставляют, либо озолотить и отпустить со спокойной душой, ибо жадность человеческая, как известно, главный гарант молчания. Другой вопрос заключался, пожалуй, только в одном аспекте: где она найдет трезвого товарища, способного сопроводить её до пункта назначения, находясь возле шумного заведения в десять часов вечера в народный праздник пятницу? Девушка с энтузиазмом закрутила головой по сторонам, будто сейчас из-за каждой лавки появится по молодцу доброму с компасом. Но всюду, куда бы она не бросала свой взгляд, была одна и та же картина: серый городской пейзаж со скелетами деревьев, что тянули свои ветки в небо, словно нищенка руки у податного места возле церкви. Shit happens, но Флоренс все еще категорически отказывалась воспринимать это. Даже когда к ней привязался пахнущий перегаром товарищ в полосатой кепке.
- А что это такая вкусненькая девушка делает одна вечером? – Юлил товарищ, перекатывая отменно смердящую папиросу с одного угла губ в другой и подбираясь все ближе и ближе к Булстроуд.
- Отстань, убогий, – лениво отмахивалась Булстроуд, отменно памятуя про старый завет родителей “не разговаривай с пьяными – одежды больше останется”. Но какое там! В данном случае кто еще кого должен опасаться. Если все возможности добраться до желаемого постепенно сводятся в своей колбе до уровня нуля, то сейчас она найдет себе забавное развлечение. Только позволит довести себя этому искателю приключений в темную подворотню, а там видно будет…
Она с отвращением морщится, когда кепочник панибратски хватает её за локоть и обдает её парами смрада. Почти неуловимое движение руки к карману – и, кажется, еще секунда, и Флоренс вытащит палочку, наплевав на все статуты секретности, и кепочник затрясется в конвульсиях, обуреваемый зеленой вспышкой. Все карты путает иной голос, возникший словно бы из ниоткуда.
- Руки убрал, гад!
Рука Флоренс, между тем, облегченно сползает с кармана. Она просто разглаживает складки на своем пальто, всего-то делов. После – с легким удивлением на лице рассматривает внезапным образом нарисовавшегося спасителя. Де-юре: девичьей чести. Де-факто: поддатого насильника. Юный, светловолосый и с симпатичной, перекошенной от гнева мордочкой, парнишка более всего среди серой обстановки напоминал, наверное, едва ли не греческого бога, сошедшего с Олимпа нести справедливость среди убогих мирян. Глядя на то, как он сжимает руки в кулаки и чуть ли не посылает глазами молнии, Булстроуд с трудом сдерживает улыбку. Трудно отделаться от ощущения, будто сейчас она не меньше, чем главная героиня в старом голливудском фильме. Даже фонарь очень в тему мелькает своей лампочкой, сгущая краски и придавая наиболее выдержанный толк атмосферы.
- Да ладно, братюня, – хрипит провалившийся насильник в своем эпизоде, убирая лапоть с локтя Флоренс и делая несколько шагов. – Спокойно. Я просто спросил. – Он поднимает ладони вверх и продолжает свой ход задом. – Уже ухожу. – Ан, нет. Не уходит. Главная неприятность, когда ты даешь задний ход, заключается в отсутствии обзора. “Насильник” делает еще пару шагов и с грохотом обваливается вместе с мусорным баком на мокрую дорогу. С кряхтением поднявшись и присвистнув, “насильник” снова поднимает ладонь вверх, словно утверждая “со мной все в полном порядке” и шаркающей походкой переходит на противоположную улицу к скверу. – Приятной ночи, – прохрипел он на прощание, прежде чем скрыться за баррикадами из лавочек и огрызков кустов.
- Как вас угораздило оказаться здесь, да еще и одной? – С прямо-таки беспредельным возмущением спрашивает юноша, все еще наблюдая настороженно за местом, где только что исчез третий участник коротенького скетча. Затем он резким движением убирает челку со лба и прямо смотрит на Флоренс. Та одаривает его в ответ кокетливой улыбкой и взглядом указывает на скомканную в ладони карту.
- Я вам безмерно благодарна, что вы меня спасли, – щебечет соловьем девушка, осторожно дотрагиваясь до предплечья своего “спасителя”. Если уж и играть роль невинной жертвы, чудом избежавшей страшной участи, так играть её до самого конца. Возможно потом, когда у неё будет достаточно времени, она сядет у камина, обмотается шерстяным пледом, усадит кошку в ногах и напишет роман, над которым тетки будут лить горючие слезы, сидя в общественно транспорте, а все в том же Голливуде снимут по сюжету этого романа фильм. Над которым, опять же, все будут лить слезы. В её роли обязательно снимется Анджелина Джоли, а на роль героя – обязательно Брэда Питта. Во время съемок у них завяжется страстный роман, который затем выльется в двух родных и еще пять усыновленных детей из отсталых стран. Впрочем, достаточно. Вернемся к нашим реалиям. Вернемся к тому, как с лица Флоренс не сходит все та же улыбка, и она едва ли не накручивает темный локон на бледный палец. – К сожалению, я заблудилась. Вы не подскажете мне, как пройти до Caryl Street?
Флоренс улыбается так усиленно и так отменно, что ей начинает понемногу казаться, что еще чуть-чуть – и у неё отвиснет носогубная часть лица от подобной чрезмерности. Еще немного – и она задохнется в этом сеансе улыбок. Игра стоила свечей. И в ту же секунду после наивного выражения “я потерялась” суровое выражение сменяется на добродушную улыбку. Парень кажется еще моложе. Флоренс теряется в догадках, сколько ему может быть навскидку. Лет семнадцать, наверное, не больше. Максимум – восемнадцать. А паренек, между тем, аккуратно складывает протянутую ему карту и кладет Флоренс в карман пальто.
- Нам с вами по пути, – говорит он и запускает себе в волосы ладонь. Сейчас так модно: разговаривая с мало-мальски симпатичной девушкой, трепать себе волосы. Тоже своеобразное кокетство. – Я вас провожу. А то опасно ходить в такое темное время суток одной по улицам.
- Оу, – тоже ради кокетства стреляет глазками Флоренс и берет мальчишку под локоть. – только если вам не сложно.
Потом, немного помолчав, она все же добавляет:
- Только давайте помедленнее. Я на каблуках.
Ибо не стоит рушить миф загадочной и прекрасной рассказами о том, как она, аппарировав, попала в непроходимые катакомбы, споткнулась там и еще минут десять припоминала все известные ругательства, пока выбиралась на свет белый.

***
Мальчик и вправду был милый, только и половины из того, что он рассказывал, Булстроуд так и не поняла. Тот с неимоверным обожанием в голосе рассказывал о некой ливерпульской четверке ребят, которые играли вначале на банджо, а потом пришли к успеху. По идее, Флоренс должна была их знать: они же такие популярные. Но на ум приходил только Джордж Уилберри, который усатый и аврор. Но зачем расстраивать своим незнанием мальчишку? Не кривя душой, Булстроуд соврала, будто бы да, слушала она yellow submarine, но ей больше по душе чего-нибудь потяжелее. Ей и правда же чего “потяжелее” интересно: например, гранатометы. Булстроуд понравилось это изобретение маглов. Или базуки. Она же слюнями весь прилавок залила, пока разглядывала эту штуковину в армейском магазине, куда её ради интереса затащил один знакомый. Кстати, надо бы с этим самым знакомым связаться и узнать, как он там? Не накрыли ли его представители сектора Грюма? И самой бы неплохо было бы интенсивнее мести хвостом и зарывать в снегу следы. Пока все, вроде бы, идет гладко. Но так долго ли будет продолжаться эра мнимого благополучия? Свернуть и правда, что ли, на зимние квартиры и там переждать, пока отстреляют последние залпы?
- О, кстати! – Вывел Флоренс из тревожных размышлений возглас мальчишки. Она с некоторым недоумением повернула голову и посмотрела на него. Тот был на удивление серьезен и, кажется, сейчас вывалит на неё некую сверхсекретную информацию не для лишних ушей. Готовясь к самому худшему в повествовании про анонимных “beatles”, Булстроуд приподняла брови вверх. – А я-то думал, о чем я забыл! А я забыл представиться!
Он останавливается и, стало быть, они останавливаются. Парень встает прямо перед ней и протягивает широкую ладонь навстречу.
- Йокко. Йокко Халфрингтон. – Четко отбарабанивает мальчишка таким тоном, словно он представляется не меньше, чем Королеве. – Но вы можете называть меня просто Йокко.
Мальчишка так мило улыбается, что просто невозможно не улыбнуться в ответ. А Булстроуд, между тем, так же вспоминает главного целителя Мунго Мэтью Халфрингтона, которого они кокнули в 1979 году при нападении на больницу. Она смотрит на протянутую руку Йокко, и более всего сейчас ей хочется поинтересоваться, кем ему приходился главный целитель: родственником или просто однофамильцем? Однако, она благоразумно не делает этого. Она протягивает в ответ свою руку и, взяв ладонь Йокко за края пальцев, покачала, как то полагается при заключении официальных знакомств.
- А меня Флоренс. Просто Флоренс.
То есть, она хотела сказать: Пегги. Или Мегги. Или что-нибудь в подобном духе. Но слово не воробей. Вылетит – пойдешь в места не столь отдаленные. Мысленно три раза “черт”, не смывая выражение awesome. Мало ли Флоренс разгуливает ночами по улицам Ливерпуля? К несчастью, ни одной, кроме Булстроуд. Видимо, вариант с поцелуем в щечку на прощание все же откладывается в темный ящик. Видимо, парня все-таки придется убить и закопать где-нибудь от любопытных глаз подальше. Велика ли невидаль, когда все еще разгуливают на свободе Пожиратели?
- Красивое имя у вас. Как цветок.
А Халфрингтон, даже не помышляя о сформировавшейся собственной участи в больном мозгу Булстроуд, продолжал улыбаться открыто, почти по-дружески, что Флоренс стало даже немного неловко.
- А долго ли нам еще идти? – Спрашивает первое попавшееся девушка, дабы хоть как-то разрядить торжественность молчания. Йокко тут же спохватывается, разворачивается и тыкает ладонью куда-то вперед.
- Да нет, еще минут десять…
Он трогается и, значит, они трогаются и идут дальше. Йокко развивает тему о цветках и с видимым удовольствием рассказывает о выведенном им сорте поющих цветков. Потом как-то незаметно он переключается на рассказ сразу обо всех своих хобби, из чего Булстроуд делает умозаключение, что:
а) Йокко Халфрингтон широко развитый и талантливый молодой человек;
б) явственно гордится своими успехами;
в) рисуется, но так сейчас модно у подрастающего поколения.
А вообще с ним было довольно приятно общаться. В плане того хотя бы, что тебе совсем необязательно открывать часто свой рот и врать. Достаточно было просто кивать головой одобрительно и отвечать односложными ответами.
- А вы чем занимаетесь? – Полюбопытствовал Йокко, вестимо, выдохнувшись вещать о своих победах.
Язык чуть не отрапортовал по старой привычке: “Министерство Магии, отдел магического спорта”. Но нет. Нельзя второй раз садиться на одни и те же санки. Рассказывать о своем бытие Пожирателем тоже, наверное, не вариант.
- Я изучаю жизнь животных, – промурлыкала Флоренс, с невозмутимым спокойствием уставившись себе под ноги.
- Это вы вроде биолога?
О, мальчик, ты даже не представляешь, насколько ты близок к правде. Люди – животные. И Флоренс столько лет посвятила разглядыванию их изнутри! Но “биолог” будет не совсем точным определением. Скорее, физиолог. Она же экспериментировала, насколько прочно в своих ресурсах человеческое тело. Или даже патологоанатом. Она же видела, сколько всякого неинтересного говна прячется за приятными на вид оболочками. И была в свое время так сильно удивлена, когда сердце оказалось не чем-то особенным, а всего лишь мышцей. После этого открытия она, наверное, и перестала окончательно верить в чудеса.
- Да, что-то вроде того, – ухмыльнулась Булстроуд своим сапогам. Возможно, парень ждал далее пространственного рассказа о занятиях Флоренс. Однако его, справедливости ради стоит заметить, не последовало. Она задрала рукав своего пальто и посмотрела на циферблат часиков. – Так долго нам, ты говоришь, еще идти?
Йокко пожимает плечами и отвечает, что нет, недолго.

***
Мы с ним расстались на развилке двух путей. Он пошел направо, спросившись, стоит ли ему проводить меня далее. А я пошла, по привычке своей, налево, сославшись, что меня встретят. Я ему, конечно, и здесь порядком соврала. Гостем я была нежданным. А после провожать меня уже было некому. Да, Лорд пал. Но мы-то остались живы. И нам нужна была новая жизнь и новые интересы. И я того хотела очень сильно. Просто мне не хотелось вступать в светлое будущее с незакрытыми счетами. Оно же непременно наступит, это самое светлое будущее. Только у меня в нем долгов не будет и невыполненных поручений. И это убийство в доме по Caryl Street, и эта прогулка со светловолосым мальчишкой по ночному холодному Ливерпулю – всего-навсего редуты, отправные точки к тому самому будущему.