Marauders.Rebirth

- Вжжжжжж! Вжжжж! Даааа, я догнал тебя, громадная коварная тварь! Вжжжжжжжжжж бабахххххх!!!!!
- Аааааа, только не это, я не думал, что ты будешь так быстр!!!!!
- Ахахахаха, ты не знал, на что я способен! Но я же – Робин Гуд! Теперь молись, мерзавец! Настал твой последний час!!!!
- Нееет, божеееее, неееееет!!!!
- Дааааааа!!!
- НЕЕЕЕЕЕЕТ!
- ДА! Трах тарарах тах тах таааах!
- О, я умираю! О! Нет! Ааааааа......... Нееееет..................
Плюшевый слон, наверное, в сотый раз за день раздавивший войско единственного купленного мальчику коллекционного медного солдатика по прозвищу Робин Гуд с ослепительно белой, как будто выжженной химикатами, шевелюрой, падает со стоном на ковер и испускает дух. Солдатик победно прыгает вокруг него и продолжает издавать контрольные выстрелы по всем частям тела просто из-за того, что ребенок со смоляными волосиками, ползающий в новых брюках по грязному полу, не желает заканчивать игру. После пяти минут «трахтарараханья» мальчик со вздохом бросает игрушку в дальний угол комнаты куда-то под стул и, не обращая внимания на ее отчетливое медное звяканье по половицам, откидывается на спину рядом со своим любимым злодеем слоном. Он мягкий, но ужасно коварный. Он притворяется, он маскируется этой своей мягкостью, чтобы в самый неожиданный момент «ка-а-ак прыгнуть»! Такие персонажи всегда захватывали разум пятилетнего мальчишки, во всех фильмах и книгах, и поэтому, когда отважный блондин Робин Гуд убивал несчастного синего слона, ему было немножко его жалко. Но что поделать. Такова тяжелая доля режиссера.
- Васко! Васко, все собрались! Ты где?!
- Щааааааас, мам! – тянет младшенький и, тем не менее, не собирается с ковра пониматься: так и валяется поперек комнаты своей, распластав руки и ноги в изящном сером костюмчике по полу звездой.
- Васко! Мы уже опаздываем! Слышишь? Ну давай, что ты копаешься?
- Паап, да ты сходи к нему, он же опять своего слона убивает, ты же знаешь, это надолго.
- Не издевайся над ним, Мигель. А то я расскажу Васко, как ты играл со мной в дочки-матери. – На этом месте Антония отчетливо показывает старшему брату язык. По лестнице все-таки слышатся шаги, и Васко вынужден вскочить и по-быстрому отряхнуть коленки – на спину его, разумеется, не хватает.
- Таааак, кто тут у нас не хочет в гости? – Папа делает вид, что не замечает, как Васко спрятался под столом. – Ну и где же ты спрятался?
- Я не хочу к Крэбб! – заныл испанский разведчик из-под стола, еще не понимая, что только что проколол весь свой продуманный и сложный партизанский план. – Она опять будет меня одевать!
- Она девочка, Васко, - снисходительно посвистывает отец, становясь на колени и за руки вытаскивая сына из-под стола. – Девочкам надо позволять практически все. Можешь же ты потерпеть три часа!
- Это будет не три часа! Это будет в три раза больше! И почему мы не можем поехать в Буньол, на Томатину, а, паап?! Ну в прошлом году было же так здорово...
- Здорово-здорово, но у тебя сегодня новый костюм, он явно там не к месту. Ну-ка, быстро вниз!
- Когда я вырасту... – мстительно сжимает Васко кулаки, спускаясь по лестнице, - когда я вырасту, я буду страшным... козо... козло-новым, вот! И я всем девочкам отомщу за эти... бантики!
- Васко, ну где ты валялся?!
- Васко, ну наконец-то!
- Васко!
- Васко!
- Васко!

***
- Фредди. – констатирует факт Лопес-Маркос, испуганно и как-то обреченно уже пробираясь по розовой стеночке в розовой комнате к маленькому розовому монстру. - Привет, - в этот момент ясно осознавая, что розовая дверь закрыта и путей к отступлению нет. Мигель с Тони демонстрируют дражайшим родителям Крэбб какую-то песенку или стишок, а его послали развлекать «девочку». Это не девочка! Это же просто совокупность розовых кружев и туфелек!
- Во что будем играть? – вымученно улыбается пятилетний ребенок своему восьмилетнему мучителю.
А в прошлый раз они играли в скачки. Угадайте, кто был лошадкой?
А в позапрошлый раз они играли в блокаду Ленинграда. Фредди достала из закромов розовой родины розовый пластмассовый кексик и делала вид, что она – умирающая беременная жена Васко, больная туберкулезом, и он кормит ее последним. Васко должен был страдать и плакать, стенать «Дорогая, не умирай» и делать вид, что ему очень голодно.
А в позапозапрошлый раз они играли в гестапо...
А четыре раза назад они играли в надсмотрщика и беглого раба...
А пять раз назад...
Ох, лучше вообще не вспоминать.
В этот момент Васко на всякий случай даже зажмурился.