Отправлено: 04.06.11 14:05. Заголовок: [salute MY shorts!]

» winter, 1995
» Hogsmead
» те же самые + внезапно муж (не Халфрингтона) и дети (не бесхозные и не Халфрингтона)
» ода о Флоренс Великолепной и простом сельcком парне Халфрингтоне;
ода, посвященная светлой любви к самому прекрасному в мире человеку -
себе.
а так же о семейных ценностях.
Скрытый текст

 Отправлено: 04.06.11 14:05. Заголовок: Пошел в жопу, мистер..

Пошел в жопу, мистер Йокко Халфрингтон.
С уважением, миссис Флоренс Дервент, Девенпорт-Ланкастер, ранее ван дер Бателаан, еще ранее опять Дервент, в девичестве более известная под фамилией Булстроуд.
<дата>

***
Чертов сукин сын смел поиметь наглость дать о себе знать в самый жестокий момент в моей жизни, когда я задыхалась над очередной компрометирующей избранницу моего сына новостью. Эта самая ко всем прочим «достоинствам», бродящим мой ум, оказалась по вероисповеданию еще и свидетельницей Иеговы. А это значит, что денежки нашей семьи в опасности и в скором времени начнут утекать в неизвестном направлении. Моего сына зазомбируют и превратят в послушную марионетку, отстегивающую баснословные суммы, а когда его кошелек прохудится, то его выкинут, точно тощую собаку, на улицу собирать милостыню! Или эта сволочь нарожает кучу детей и не факт, что от него, привяжет к себе, станет командовать в доме и сделает из моего сына глубоко и надолго несчастного человека с перебитой судьбой. Я думала, меня уже ничто не шокирует настолько, что я готова буду сожрать махом кактус и отбить чечетку, взобравшись на письменный стол. Но нет. Ну как, объясните мне, как эта самая могла родиться свидетельницей Иеговы, когда мать у неё корнями своими восходит из Конго, а отец - кореец? В тот самый момент, когда я билась в изнеможении лбом в стопку бумаг и посылала хулу небесам, мысленно вопя «поштоооо, Боженька, поштоооо?», за шиворот мне и свалилось письмецо. Вначале меня посетила безумная идея, что это мне тот самый Боженька послал с голубых небеси инструкцию к дальнейшим действиям по спасению сына из болотной топи, но меня ожидало жестокое разочарование под кодовым номером два. Никакой это не Боженька начеркал мне весточку. Боженька ни в одной религии не значился под несуразным женским именем, полностью отражающим всю мерзопакостную сущность носителя. И фамилия дебильная у отправителя. Как у потомственного неудачника. Он даже полноценным Рингтоном быть не может, он всего лишь Халф. И в жизни у него поэтому все в половину, а не так, как у всех приличных людей. И на конкурсе неудачников он занял бы второе место, потому что Халф, а не просто Рингтон. Впрочем, я, наверное, слишком критично отношусь к парню. В конце концов, ничего ужасного он мне еще не успел сделать, окромя того, что завуалированно обозвал меня старой жирной коровой при свидетельстве целых двух факультетов молодняка. Но вы знаете... Такого не прощают. Никогда. Такое можно смыть только кровью. А если запамятовать тот прелестный факт, что это именно я и никто другой взял на себя ответственность за смерть отца господина отправителя письма, и оставить только «пошел вон» в моем послужном списке и топтание нежных эдельвейсов любви добрых пятнадцать лет назад и по поводу которых мистер Халфрингтон все никак не удосужится забыть, то... Сам виноват. Надо было остаться и добиться желаемого. А если бы и не добился, то, по крайней мере, добирался бы домой с расквашенной физиономией и спокойной совестью, что предпринял все возможное, а Флоренс Булстроуд - просто отвратительное динамо, о которой и думать-то не стоит.
Нет, то есть, я не о том, будто бы обо мне не надо думать. Надо, постоянно. Каждую секунду желательно. И каждый вздох только во славу меня надо освящать. И восторгаться тоже надо. И я такая загадочная и удивительная. И бескорыстная, и прекрасная. И благородная, и хитрая. И внезапная, и благородная. И неоценимый, и незаменимый работник. И прекрасная мать - дай Мерлин каждому такую мать. И вершащая справедливость. И прозорливая. Список моих достоинств можно перечислять до бесконечности, но я еще и очень скромная, потому что идеальная по всем параметрам, чего уж там.
Но в тот момент я не смогла совладать с эмоциями. Понимаете, я еще и очень ранимая, а тут все так сразу навалилось на меня в один день, что из меня просто не смогла выйти наружу адекватная реакция. И вылила на листе кратко и ясно все, как есть, ибо я так же честна и чутка к людям, и всегда указываю им наиболее подходящие пути. Но потом меня начал точить червячок раскаяния за неожиданный порыв, и чтобы загладить грубость, мною было принято незамедлительное решение послать следом полное учтивости еще одно письмо. Чтобы Халфрингтон понял, насколько я гуманна, великодушна, сочувственна, находчива и красноречива, и восторженно пустил там у себя в теплице корни.

***
Не имею ни малейшей возможности в этот день усладить Ваш взор своим присутствием. Видите ли, сия чудная дата ознаменуется торжественной встречей и последующим знакомством двух сторон, готовых от безысходности породниться. Признаться честно, с удовольствием бы уцепилась за Ваше предложение, если бы это были не Вы, словно бы за край спасательного круга, дабы иметь хоть какое-то оправдание для неявки на сие мероприятие и отсрочить еще на немного неминуемое и катастрофичное событие в виде бракосочетания моего старшего сына с весьма непотребной по моим скромным, но весьма компетентным взглядам особой. Но, увы! Чему быть, тому не миновать. Я вынуждена умывать руки, хотя так жаждала заполучить в невестки дочь семейства Паркинсонов. Моей скорби нет конца и края, и я готова в качестве доказательства выслать Вам следующей совой ведро слёз, чтобы оно перевернулось и вылилось своим содержимым Вам на голову, а затем ударило Вам по темечку за почти еретическое утверждение, будто бы у меня не идеальная фигура, а туша. Вы мерзавец, мистер Халфрингтон, и если бы я была мужчиной, я бы с удовольствием вызвала Вас на дуэль, защищая свою поруганную честь. Я бы вызвала Вас на дуэль и не явилась бы на неё чисто из принципа, потому что вам не перегнать меня в мерзости и нахальности, мистер Халфрингтон, имейте в виду! И я все равно найду способы расторгнуть повергающую меня в тоску свадьбу своего чада и заполучу Персефону! Мои обезьянки уже скребут по сусекам темного прошлого моей предполагаемой невестки, и я не намерена останавливаться на достигнутом!
Но Вам сего, сударь, знать не полагается, так как планирую сделать своеобразный сюрприз для общественности. Возвращаясь к оскорблениям, ограничусь лишь скромным фактом, что мне довелось воспроизвести трех отпрысков на свет, а чем Вы поясните толстожопость своего седалища, мессир?
Да чтоб твои мандрагоры там все перемерзли, предварительно откусив тебе уши, а в твоих кадках не проходили фотосинтез семена! Как твой язык вообще повернулся окрестить меня толстухой? Сам жри шпинат, гад. Отними у Мальчика-Который-Выжил-И-Про-Которого-Уже-Надоело-Читать-В-Газетах очки и начни объективно смотреть на окружающие тебя вещи. Иначе я сама лично вотру тебе окуляры в глазницы. Я не шучу. Я предупреждаю.
PS: либо ты играешь по моим условиям и подстраиваешься под мой невероятно запутанный график, преисполненный шпионства и закулисных интриг, либо мы вообще не играем и решаем все вопросы при любезном посредничестве Долорес Амбридж. Мы с ней в прошлый раз, да будет тебе известно, выяснили о нашем косвенном родстве, и отныне я уверена на все сто процентов, что она не сможет мне отказать ни в какой просьбе, касаемо взаимодействия родителей и преподавателей в благоустройстве будней школы. А посему даю тебе свободный выбор: либо сегодня, либо никогда.
<отправлено спустя 10 минут после отправления первого послания>

***
Если бы мне пришлось существовать в эпоху Ренессанса, трубадуры бы совершенно точно воспевали бы меня как Флоренс Великолепнейшую. И считали бы меня олицетворением Венеры на бренной земле. Хотя нет, Венерой пускай побудет Алекс. Она же блондинка и точно как возникшая из пены морской. Тогда быстроногой Дианой. Хотя тоже нет, та же берегла свое вечное девство и ослепляла всякого, кто ненароком скосил глаз и оценил все прелести. Тоже не катит. Тогда Церерой, богиней всего Олимпа. Черт, тоже не клеится, ведь я совершенно не сварлива и обладаю воистину ангельским характером. И мужа у меня, слава богам, за которым необходимо следить, которого необходимо постоянно пилить и от которого приходится смиренно сносить измены, не наблюдается. Короче говоря, я в затруднении, чьей бы ипостасью была, если бы существовала в эпоху Ренессанса, но по-всякому являлась бы Флоренс Великолепнейшей. Трубадуры пускай сами там напрягают мозги и подключают недюженную смекалку или создают персональный культ и возводят меня в ранг отдельно взятой богини. Я бы, конечно, стеснительно прятала свое лицо в роскошный веер и говорила «ну что вы, что вы»...
Блин, а вот Гарайи натурально Медуза Горгона, мне кажется. Или какая-нибудь Цирцея, которая превращает моряков в свиней. Она так со всеми попадающимися на её пути мужчинам поступает. Посмотрите, например, на этого её Цукерберга. Или на Фредерику. И неважно, что Фредерика - женщина. И неважно, что у Дизраэли бюст больше моего на два размера. Это не дает ей права обзываться на меня «милочкой».
Иногда мне, конечно, кажется, что я слишком самокритична. И виной тому, наверное, мои длительные отношения с Сириусом Блэком. Он тоже был очень и очень скромным человеком, никак не выпячивающим напоказ свои таланты. И, видимо, во мне просто переизбыток мистера Блэка. Всяко-разно, ни один мужчина не удержался со мной рядом столько, сколько я провела времени вместе с ним, а это сам по себе весомый показатель. Ну, кроме моего бывшего мужа Лисандра. Но и Сириусу уготована участь мученика. Но я уверена, что в скором времени его всенепременно реабилитируют и, может быть, впишут в канон. Хотя бы по тому фактору, что он был лично знаком с Флоренс Великолепной.
То, что я великолепна - это необсуждаемо. Я сама сейчас в этом убедилась, проплывая царственной походкой мимо витрины одного из магазинчиков в Хогсмиде. Нет, я не пялилась на собственное отражение, а лишь скромно покосилась, все ли в порядке. Эталон, просто эталон! И сумка у меня просто высший класс - как и пятнадцать лет тому назад, женское население Хогвартса на выгуле все так же сворачивает свои шеи, провожая мою сумку завистливыми взглядами и завистливо же вздыхая.
Эх, и на кого же я спустилась со своего пьедестала вся такая ослепительная и платиновая? Да вон для того ничего не понимающего в женской красоте товарища, нагловатого и хамоватого пастушка. Алё, я все же останусь при мнении, что женщина сравнима с дорогим вином, который с выдержкой становится все лучше и лучше. А не с тем утверждением этим вашим, что женщина - это гитара, которая исключительно в одни руки. Зазевался - и в другие моментально перебежала, да.

***
- Итак, - изрекает вместо причитающегося приветствия Флоренс, опоздавшая на встречу на добрых полчаса и даже не планирующая осыпаться в извинениях по сему поводу. По её мнению опоздания на встречи с лицами мужского пола являлись в порядке вещей. Хотя в конкретном случае просто поразительно, как уважаемый профессор по гербалогии не принял на себя грех смыться до прихода этой дамочки с длиннющей фамилией. Видимо, просек о карающем огне, не меньше! Надменно задрав вверх подбородок и одарив взглядом зеленых омутов, в которых так и плескалось через край явно читающееся в них самодовольство, Флоренс разменно приступила к четкой расстановке планов на сегодня. - Я готова выслушать твои путанные объяснения по поводу того, что ты хорошенько обдумал свои слова о якобы существующих в моей фигуре недостатках. Так же я милостиво согласна принять твои скорбные извинения, а после всего уделить немного времени на вторичное обсуждение всех погрешностей моей непогрешимой племянницы. Вперед, я вся во внимании!
Автору строк остается только надеяться, что мистер Халфрингтон благоразумно догадался прочистить в мыльной пене с щеточкой свои ногти от скопившейся там в постоянном копании в земле грязи. Ибо не то, что трогать замызганными руками, но и дышать-то страшно на такое неписанное никакими эпитетами мира самомнение нельзя!

 Отправлено: 14.06.11 00:51. Заголовок: Знали ли вы, что в С..

Знали ли вы, что в США есть город, который горит уже 15 лет? И это не только летом, как многие другие города, а круглый год, непрерывно, из-за фатальной ошибки дураков-пожарных. Ну, маггловских таких хит-визардов, которые тушат очаги возгарания водой из шлангов. Бред какой-то. Так вот, подобно этому городу, над которым круглый год стоит дым и периодически как будто с неба сыплется пепел, Лисандер, подогреваемый злостью и ревностью, горел уже несколько часов к ряду (не натурально как бы, так-то он жив и здоров). Того глядишь дым из ушей попрет и гарью запахнет от дорогущей мантии сшитой на заказ в магазине Мадам Малкин. Мадам Малкин – лучшие мантии на все случаи жизни. Все из-за женщины. О, женщины! Имя вам – коварство! Изображала любовь-морковь, подбила на усыновление еще одного ребеночка из Европы, а потом хоп так и на свидание к другому упорхала, с которым ведет активную переписку. Лисандер гневался со страшной силой, была б его воля, он бы с горя всех домовиков в доме лишил ушей, а детей за мелкие шалости сажал бы на горох! Но он пока еще себя более менее контролировал и смерти после пыток желал пока только тому господину, на свидание с которым намылилась его жена, законная между прочим, оставив на подло обманутого мужа всех их детей. Ладно Лисандер, он взрослый мужчина, он позлится, жизнь кому-нибудь испортит, модель какую-нибудь из агенства выгонит, обвинив с преступлении связанном с контрабандой пончиков и успокоится, да поймет ее. Но дети. Детей-то зачем обижать? Мэддокс вон с самого утра ходил как в воду опущенный и расстроенный поведением матушки даже не заметил, что надел мантию из прошлогодней коллекции. Над ним же смеялись все девочки. Вредины диатезные.А уж как он расстроился, когда заметил свою ошибку. Ужас. Лисандер думал, что его сердце разорвется от горя и переживаний за всех детишек. Ему было так больно смотреть на слезы Ефросиньи, которая за три часа умяла тридцать восемь кексов с шоколадом, запивая их горячим шоколадом. А когда кто-то пытался у них ее отобрать, она рыдая просила помощи и Зикомо и он, покрепче стиснув своего кровожадного кролика, хищно скалил зубы. Все прекрасно понимали, кто когда Зикомо стоит на страже желудка и спокойствия Фроси, вооруженный своими белоснежными зубами, к ним лучше не подходить, если руки и ноги еще дороги. Зикомо он такой, очень кровожадный мальчик, очень. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, как опечалены были родные дети Дервентов, даже Теодор, извещенный о неугодном поведении матушки младшими братьями, прислал весточку горюющему отцу, обещая быть с ними сердцем и душой в этот тяжелый для семьи час. Письмо его было размыто скупыми мужскими слезами, к которым позже добавились и Лисандровские. А Орион и Теренс целый день просидели в компании Вао и Нгуеном, жуя вяленую саранчу, обдумывая план мести. Впервые в жизни Лисандер сделал вид, что он не слышал, как они одобрительно похлопывают по спине Теренса, предложившего обмазать новое мамино платье козявками, и даже не подумал их останавливать и наказывать. Хотя наказывать он их никогда не пытался, считая это излишним. Бывало изображал недовольство и будто бы задумывался над наказанием, но потом великодушно их прощал и убирался восвояси. А сегодня он ими прямо-таки гордился и если бы не вылечил пару дней назад свой насморк, он бы к ним даже присоединился, как бы противно ему ни было. Ему вообще сегодня очень нравилось то, что дети, кое-как успокоившись и смирившись с горем своим невероятным, собрались в группки и навыдумывали столько гадостей для раскрытых любовников, что Лисандер даже позавидовал их фантазии. Он считал, что Флоренс этого точно заслуживает! Даже он, мужчина, у которого полигамия как бы в крови, еще ни разу, за всю историю их отношений, не изменял ей в те периоды, когда они официально, и даже не официально были вместе. А она! Стерва!
Вот что бы он делал без своих детей, которые нашли письмо, разоблачили изменщицу-маму, своевременно сообщили обо всем этом отцу и искренне порадовались его идее пойти на встречу, о которой говорилось в письме и выяснить все раз и навсегда. На этот раз Лисандер разозлился так, что готов был подать в суд, дабы получить полную опеку над детьми. Потому что страшное дело оставлять невинных и беззащитных лапушек на эту разбивательницу чужих сердец и подлую изменщицу. Это ж подумать только, изменить ему, прекрасному и неотразимому, богатому и умному, воспитанному и благородному, великолепному отцу, любящему мужчине, представителю древней чистокровной семьи Лисандеру Дервенту. И с кем? С каким-то убогим профессором гербологии в Хогвартсе. Моветон просто какой-то. Да, более всего Дервента оскорбил тот факт, что ему предпочли какого-то чмыря. Его это так взбесило, так взбесило, что просто не описать.
И вот он, гладко выбритый, с идеально уложенными волосами, прямо вот прядка к прядке, в дорогущей мантии накинутой поверх не менее дорогого костюма, в любовно подобранных Мэддоксом запонках из белого золота с бриллиантами. В дорогих ботинках, начищенных так, что можно смотреться в них как в зеркало, с заткнутой в задний карман палочкой (простите Грозный Глаз, он не хотел, он просто с горя). Окруженный толпой детей, с воинственно настроенным Теренсом на руках, крепко держащий другой рукой непрерывно скалящегося Зикомо, появился на шумной улице Хогсмита. При виде толпы детей, с мерзкими злобными ухмылочками на невинных лицах и не менее злобного отца огромного семейства, люди в панике разбежались по своим домам, чья-то кошка вдруг разродилась целой кучей котят, а уличные торговцы сбежали подальше кинув свои товары. Но не невинные жители были целю Дервентов, те стройными рядами вышагивали к совершенно определенному кафе, двери которого Лисандер очень брутально раскрыл пинком ноги. Очень аристократично, да. И вот стоит он в дверях, окруженный детьми, осуждающе смотрит на свою жену и думает, сразу ее обстрелять козявками и пока она отмывается задушить голыми руками козла профессора или сначала его задушить, а потом разобраться с ней. Но прежде чем прийти к какому-то решению, он громко так, на все потонувшее в звенящей тишине кафе, произносит.
- Какого… - дети четко отрепетированным движением закрывают нежные ушки.. – тут происходит, Флоренс?!

 Отправлено: 14.06.11 03:27. Заголовок: Мать не единожды гов..

Мать не единожды говаривала своей так до сих пор и оставшейся не совсем разумной дщери, что в уважающей себя социальной ячейке общества должно быть максимум «по полтора-два ребенка». Но неразумная дщерь на протяжении почти тридцати восьми лет исправно каждое утро в своем ежедневнике с обложкой из крокодильей кожи писала своим каллиграфическим почерком упертой отличницы строчку «КОВАРНЫЕ ПЛАНЫ» и перечисляла следующие пункты:
а) захватить мир;
б) перессорить всех.
Однажды книжечка с честолюбивыми помыслами попала в загребущие ручонки её мужа Лисандра. Это случилось на четвертый день их четвертого по счету замужества, Флоренс как сейчас помнила (хотя это случилось почти месяц назад, а девичья память на все возрасты остается девичьей), потому что никогда доселе не видывала своего мужа с таким задумчивым выражением на гордом челе. Тогда-то у них впервые и состоялся серьезный разговор по душам, в ходе которого ей была предъявлена абсолютно идентичная книжка с золотой бляшкой, где корявым почерком значились точь-в-точь гениальнейшие в своей коварности планы на каждый день. Слабая половина вначале серьезно подумывала подать в суд иск об ущемлении авторских прав, ведь позже, когда галочка наконец-то появится возле скромного пункта «а)», она подумывала выпустить глобальный мемуарный трактат под названием «Моя борьба» на основе своих записок о тяжелом пути страдающего вундеркинда. Но долго злиться на отца своих детей половина не умела и, побив некоторое время исключительно ради профилактики тарелки с негодующими возгласами «как смел ты копаться в моих личных вещах?!», согласилась на разумное и рациональное предложение объединить силы. Но ежели вы думаете, что после заключения подобного пакта о сердечной дружности принесло свои плоды, то вы глубоко ошибаетесь! Снег по-прежнему падал с небес белоснежный, а не нежно-розовый, как то считала нужным Флоренс, и реки стояли в своих руслах заиндевевшие не из огневиски, как то считал нужным Лисандр. Единственное, что претерпело изменение, это рацион миссис Дервент, у которой внезапно проснулся почти что волчий голод в любое время суток, а ночами так и вовсе приходилось заковывать холодильник на семь цепей и ставить на сигнализацию, что вопила на всю округу дурным голосом «ЖРАТЬ - ЭТО ИЗЛИШНЕ». Голова кружилась постоянно, и легкая дурнота подступала к горлу каждое утро, раздражение неясными приливами накрывало дамочку - и мистеру Дервенту пришлось благоразумно скупить ближайший завод по производству фарфоровой посуды. Они оба о чем-то смутно начинали догадываться. Например о том, что все их коварные стратегии на время придется отложить в виду выбывания с поля одного из игроков по уважительной причине. Но Флоренс стоически и категорически отказывалась признавать свою дисквалификацию. Кроме того, в голове её созрела догадка: её супруг специально все подстроил, чтобы в одиночку забраться на Олимп, пока она куропаткой бегает за их чадами. А чтобы точно убрать её с конкурентной линии, он... Две полоски бывают только у бурундуков! А у нее приступ гастрита! Который она сейчас, кстати говоря, умилостивит жирным кремом и пирожным с вишенкой! И не набегут с разных сторон Дервентовы дети и не отнимут у нее сладкое.
Мерлин мой, к Халфрингтону хотя бы по сему признаку можно проникнуться теплыми дружескими чувствами и от очередного неожиданного наплыва чувств едва ли не разрыдаться ему в плечо.

***
Но да вернемся к логической цепочке нашего повествования, когда Флоренс и рта не дала раскрыть давнему знакомому, а принялась тараторить. Воистину, она была как бочка, из которой кто-то додумался вытащить пробку, и теперь весь погреб стремительно заливало отдающим к потолку хмельными парами добротно выдержанным под правильной температурой вином.
- Я так извиняюсь за происшедшее, - протянула дамочка, почти по-хозяйски хватая Йокко под локоть, - ты, должно быть, чувствовал себя ужасно неуютно, да кругом еще дети. Столько пересудов, наверное, теперь по школе бродит! Ты же знаешь этих подростков: хлебом не корми, а дай что-нибудь исказить и пустить далее по ушам. Мне вообще иногда кажется, что не зря придумали шапки. Да, лучше бы они носили шапки, а не грели почему зазря уши! - Флоренс весьма рассерженно покосилась на проплывающих мимо в ленивой грации тех самых ранее помянутых подростков. Те весьма разумно упорхнули, словно бы почуяв негласно повисший в воздухе завет «я действительно люблю детей, но только своих». А Флоренс дальше принялась порхать туда и сюда, ненавязчиво так утаскивая мужчину в сторону ближайшего кафе. Потому что хоть, черт возьми, ее язык и молотит какую-то несуразную ерунду, ее мозг уже рисует живописную картину безмятежного счастья, где она со сладострастным выражением лица облизывает измазанную в шоколадной крошке ложку, а рядом дымится кружка с карамельным кофе! - Почему ты выбрал преподавательскую деятельность, а, Халфрингтон? Почему ты не уехал куда-нибудь в Австралию открывать новые виды дурман-травы? Или изучать на Чукотском полуострове почти мифологический корень бодуна? Чукотка - это же полуостров, я ничего не путаю? У меня с географией всегда проблемы были, поэтому я так люблю эти магловские самолеты: берешь, говоришь затюканной тетке в окошке, куда тебе надо, получаешь свои билеты и вперед. Главное, на рейс не опоздать. Хотя ладно. О чем я там говорила? Ах, да! Какой ужас - работать учителем. Тебя ни разу не посещали мысли вроде: «хмм, кажется, самое время бросить эту дурацкую бесперспективную работу, где никто меня не ценит, кроме остальных страдальцев из преподавательского совета»? Тебе бы с твоей колоритной физиономией работать где-нибудь на телевиденье. Да, и этот аспект магловской культуры мне теперь знаком, к сожалению. Там такие страсти маглы показывают на голубом экране, тебе даже и не снилось. Насмотришься так на ночь, так потом глаз не сомкнешь, размышляя об участи какого-нибудь несчастного, которого волей случая засняли на пленку, когда он поводком шлепает свою собаку, а потом его вызывают на судебное разбирательство, так как конкретно в этом штате запрещено насилие над собаками. Мое знакомство со средством зомбирования масс началось с моим третьим браком. Мой муж был зубным фабрикантом и пускал рекламу между сериалами со своими вибрирующими зубными щетками и освежающей зубной пастой. Зануда еще тот был, мы с ним недолго вместе проплыли по течению, но стоит отдать ему должное - улыбка у меня после него осталась акулья, хоть проволоку прокусывай. - На этом месте своего пространственного рассказа обо всем и сразу миссис Дервент продемонстрировала ослепительную улыбку, доставшуюся ей бонусом к кругленькой сумме денег в качестве отступных от своего третьего мужа, и великодушно позволила жестом открыть перед ней дверь в помещение.

***
И минуты не прошло, и снежинки не успели растаять на мантии, как звонок жалобно звякает, и стены заведения идут ходуном от мощнейшего удара, который смог бы оценить сам Крутой Уокер. Флоренс, пребывающая уже в неге оазиса Сладкого королевства, открывает было свой чудесный ротик, дабы выдать некое глубокомысленное бурчание о временах и о нравах, оборачивается, щурит свои омуты на застывшую на пороге фигуру и застывает в греческом трагизме. Оазис, где она счастлива с ложкой во рту, улетучивается. Самое отвратительное, когда у тебя есть сахарная косточка в миске, но ты не можешь её съесть, потому что гад хозяин привязал тебя на короткую цепь, и ты не можешь дотянуться до вожделенной цели.
- Какого… тут происходит, Флоренс?! - Словно бы кто-то догадался отключить лишние звуки и выделить на заглавный план громоподобный голос. Такой голос, наверное, был у Яхве, когда он стукал Моисея по макушке каменными плитами со скрижалями и велел ему все конспектировать. Трое детишек точно копируют всемирно известный лейбл с тремя обезьянами, где одна закрывает глаза, другая закрывает уши, ну а третья плотно зажимает ладонью рот. В голове у Флоренс снова все перепуталось, и она как-то вмиг ослабевшей рукой поправляет съехавшую с плеча от экспрессивности момента сумку. А потом до нее доходит суровая реальность...
ЧТО ЭТО ЕЁ МУЖ И ЕЁ ДЕТИ И...
- А позволь мне спросить... - начинает с тихого шипения дамочка. - Какого... - Дети вторично выходят покурить прикрывают свои нежные ушки и смотрят по сторонам. - Зикомо расхаживает без шарфа?!

Голос её, между тем, набирает свою силу. Внимание! Цитата.
Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.

Народ и вправду сторонится под преисполненным гнева взором, и слышно, как в полнейшей тишине кто-то звякает ложкой о края чашки. Возмущенная мать упирает руки в бока и сводит бровки у переносицы, отстукивая носком «полет валькирий» Вагнера.
- Зачем ты притащил сюда детей? Собирать инфекцию? Ты забыл, сколько мы мучились с ветрянкой? Тут же сборище микробов и всякой гадости! - Перст указующий стремительно тыкает в сторону воспользовавшегося шумихой Ориона, и несется следующий раскат грома: - положи на место! Тебе нельзя сладкое! Быстро ко мне! В чем ты измазался? - Застигнутый на месте преступления сын от неожиданности роняет эклер на пол и семенит под крыло к матери, которая тут же принимается возюкать ему по лицу неизвестно откуда взявшимся платком. Исполнив свой родительский долг, она поправляет дитю сбившийся набок шарф и со свирепой физиономией вновь возвращается к своему любимому делу. Не к Халфрингтону, нет. К скандалам с мужем.
- Что ты тут вообще забыл, милый? - Приторно сладким голосом завела свою волынку Флоренс. Потом она, словно осененная догадкой, и она почти что восторженно щебечет: - Кролик, ты что, устроил за мной слежку?
Они добрую тысячу лет, кажется, не играли в злостного шпиона и самоотверженную разведчицу... Щеки дамочки стыдливо алеют при бурных воспоминаниях, но...
- Это Халфрингтон. Йокко Халфрингтон, - с каменным выражением лица выцеживает из себя невинно заподозренная в неверности дама, указывая большим пальцем левой руки на своего спутника. - Он преподает в Хогвартсе гербалогию, и мы с ним встретились обсудить учебу Миллисенты. Ты же помнишь, я тебе говорила, у неё некоторые проблемы в общении с однокурсниками с других факультетов...
С подозрением оглядев свой безупречный маникюр, она, все же, поспешила дополнить свою объяснительную записку для галочки еще одной фразой. Так, на всякий пожарный, а не гешефта и лулза эпичненького ради *trollface*.
- Мы с мистером Халфрингтоном были в молодости весьма дружны. Так что да. Внезапное совмещение полезного с приятным, - заключает она безмятежным тоном и с самым невинным видом легонько хлопает Йокко по плечу.

 Отправлено: 15.06.11 01:15. Заголовок: Когда родители тольк..

Когда родители только познакомили Лисандера с Флоренс, он собрался их проклясть на всю жизнь, за то, что они подложили ему какашку просто невероятных размеров. Ему казалось, что Мерлин за что-то на него разгневался и решил наказать его самым жестоким и извращенным способом, послав гадюку из преисподней, под видом красивой девушки. Да, красота ее конечно его покорила, но общаться с ней было невозможно и он как только не изгалялся, что бы не оказываться с ней в одном помещении наедине. Потому что боялся, что она вскроет ему череп и сожрет мозги, а потом плюнет в пустую голову, избавится от трупа и денька два будет изображать убитую горем несостоявшуюся вдову, пока не найдет новую жертву. Она казалась ему ужасной женщиной, достойной соперницей Темного Лорда. Да что там Лорд, если бы Флоренс захотелось, она бы одной истерикой свергла Лорда, разжижив его мозги, и раздавила бы приспешников его своей железной женской логикой. Бегать от нее по самым злачным уголкам огромного дома, неустанно общаться со всеми, кого вообще можно было найти, он смог пару недель, которых хватило мамам, что бы вдоволь насладиться разговорами о свадьбе. Церемонию они запланировали такую, что леди Ди со своим ушастым Чарльзом просто нервно обмахивались платочками с королевскими вензелями. Они даже додумались до того, что, пожалуй, будет круто, если к алтарю, который будет расположен в розовом саду в беседке, жених и невеста подъедут на белоснежной карете запряженной четверкой фестралов выкрашенных белой краской, на случай если среди гостей будут те, кто их видят и будут оскорблены присутствием черного на СВАДЬБЕ. Этого Лисандер не мог вынести и скорее бы сказал Флоренс в глаза, что она не стильно одета, нежели находясь в здравом уме и твердой памяти согласился на такую церемонию. Если уж от одних только планов на нее в устном виде, он готов был хлопнуться в обморок, как кисейная барышня, то представлять себе это все в реальности вообще побоялся. И тогда он решил объединить свои силы с Флоренс Великолепной, дабы отстоять свободу действий и выбора. Зря он это сделал. Закончилось дело Теодором и свадьбой в дешевой церквенке, а отпраздновали это дело в МакДоналдсе, о чем не преминули сообщить мамам. Миссис Дервент тогда хлопнулась в обморок и потом еще месяц не разговаривала с сыном, а миссис Булстрод сделала фейспалм и многозначительно повела плечом. Но хотя бы папы порадовались, которых видимо тоже не очень вдохновляла перспектива щеголять на свадьбе в одинаковых белоснежных мантиях с золотыми вышивками на подолах и в остроконечных шляпах украшенных пурпурными звездами. Лисандер тоже радовался, первые дни, когда еще не знал о беременности новоиспеченной жены и лопал блинчики с медом на балконе их нового с Флоренс дома. Если бы он тогда знал, что решение объединиться с Булстрод, а не сбежать в Тайгу, приведет к целой куче последствий, он бы точно сбежал и прожил до старости в бывшей берлоге бурого медведя, питаясь белочками и птичками. И жизнь бы ему казалась раем, а не адом. Но постепенно, каждый день общаясь с чокнутой женой, которая будучи беременной стала еще более ужасной чем раньше, ночами вскакивая для того, что бы помассировать ее отекшие ноги. Срываясь с работы, что бы принести ей манго и чесночное мороженое, а потом обнимать ровно три часа и двадцать девять секунд, перечисляя красивые имена по алфавиту. Таскаясь по косому переулку с кучей пакетов, за Флоренс скупающей все детские вещи, что попадали в поле ее зрения. Лисандер понял, что влюбляется в жену и когда на свет появился Теодор, Дервент даже признался в этом Фло и подарил ей золотую соску на цепочке. Она даже перестала ему казаться прямой угрозой миру и будущей Владычицей морскою всего и вся. Так гениально маскироваться ей удавалось очень много лет, до того рокового дня, когда Лисандер нашел ее дневник и у него прямо-таки упала с глаз пелена. Тогда он понял, что они вообще идеальная пара, созданы друг для друга и если родят или усыновят еще пару детей, то через несколько лет мир точно будет принадлежать им. А еще через пару лет не останется на земле тех людей, что не числятся в их родственниках. И наступит на Земле мир и благодать. И польются тогда ромовые реки, озера наполнятся первоклассным виски, а коровы будут давать шоколадное молоко.

- Нет, ну что за свинство? Товарищ, не стучите ложкой о чашку! – Так же громко просит Дервент, тоном нетерпящим возражений и опустив на пол Теренса, проходит мимо жены к столику, по хозяйски усаживаясь на ее место и поступает как настоящий тиран и скотина! Он, внимание, съедает ее пирожное, даже не подавившись приторной вишенкой и масляным кремом! Козел! Тем самым он как бы показывает кто здесь хозяин и делает вид, что вообще не слышал вопроса душеньки Флоренс. Потому что рассказывать ей чудесную историю о том, как их сынок пытался откусить ему руку за попытку привести его в надлежащий вид, Дервент не собирался. Он вообще с Флоренс больше разговаривать не собирался, потому что она коза. Мало того, что ушла на свидание с каким-то убогим мужиком, который в сравнении с ним казался ну совсем щупленьким и не красивым. А Дервент вообще не сомневался, что это таки свидание, потому что нормальные люди на решение деловых вопросов связанных с детьми, непосредственно школу, в кабинет к преподавателям ходят, а не во всякие там кафе. Так она еще поимела совесть на него наехать. Она, женщина, которую раскрыли ее же собственные дети и без зазрения совести сдали отцу. А потом еще дружно гадские планы уселись обсуждать, а прямо сейчас, зачем-то встали вокруг профессора гербологии и запустили пальцы в свои носики. Очень таинственно. Лисандер даже испугался и на всякий случай немного отодвинулся от столика, что бы не дай Мерлин не стать жертвой мести своих детей. Они ж такие, злые гении в телах маленьких и невинных на вид детей.
Но что-то автор отвлекся от сути. Дервент обиделся на жену, вот. И было за что, между прочим. Ведь ладно бы она отругала его за то, что на Фросе шапка не подходящая к пальто, а Мэддокс еще перед входом в кафе, а не уже в помещении снял свою кепи, демонстрируя всем новомодный ирокез. Так нет, она по поводу Зикомо решила проехаться по мужниному терпению. Как будто она не в курсе, что сын их африканский не любит шарфы и всегда кусается, хорошо если еще и кролика к делу не приобщает. Нет, вот всегда эта противная женщина так делает. Всегда начинает скандалить, ладно бы еще они были наедине, а она вертелась перед ним в супер сексуальном белье под плащом-палаткой. Но не так же, в кафе полном свидетелей. Что за манера вообще доминировать при свидетелях? Ужасный характер у этой женщины, ужасный. Пусть вот теперь помучается и пообщается с его затылком, пока он тяжелым взглядом осматривает своего противника и посягателя на честь миссис Дервент. Матери десяти детей, между прочим! И как только ему не стыдно, отрывать женщину от семьи? Лишать детей матери. Лишать мужа любимой женщины. Таких просто надо пристыжать и до смерти лишать сладкого и мультиков по вечерам! Как же Дервенту хотелось перегнуться через столик и ручищами своими придушить этого дурацкого профессора. Какой он вообще профессор? Да на вид он скорее работник районной библиотеки. Такой же взгляд книжного червя с щепоткой дебилизма. Ему прямо вот не хватает только вязаного кардигана и пробора на правую сторону. – И часто вы с ним дружили в молодости, совмещая приятное с полезным? Что, решила тряхнуть стариной и вспомнить шалости былых лет, а, милая? – Елейным голоском вопрошает Дервент, не удостоив жену свою взглядом, потому что этим самым взглядом почти не мигая следит за подлым мужичком напротив и боковым зрением замечает, что Орион предпринял новую попытку добраться до шоколадных эклеров. И оторвавшись наконец от созерцания гада, Лисандер ехидно ухмыляется, повернувшись к жене. – А позволь мне спросить, медовая моя, какого… Орион ест эклер не глотая и это прямо под твоим носом? Хрюшка моя, ты стала такой невнимательной, право, стыдно за тебя.

 Отправлено: 16.06.11 21:05. Заголовок: <дата и обратный..

<дата и обратный адрес> Уважаемая Флоренс, не знаю, какая уж у вас там теперь фамилия, наверное, длинная и красивая.
Мы с вами, к сожалению, так и не обсудили проблемы вашей племянницы с моими фиалками, ибо прервал нас пренеприятный случай, о котором я все-таки немного, но сожалею. Шрам, знаете ли, болит. Но шрамы украшают мужчину, что – в конце концов, ни одна дрянь не знает, что это вы, чудесная моя, занимаетесь непосредственно моим украшением. На будущее настоятельно предлагаю вам стать чьим-нибудь личным модельером. Но я отвлекся. Итак, дабы нас вновь не прервали корни мандрагоры, их же гной или многострадальный испанский ребенок, предлагаю встречу на историческом, уже можно сказать, холме в Хогсмиде. Время вы сами там выбирайте, как вам удобно, мне, мягко говоря, плевать. Надеюсь, что встречу вы назначите не ночью, ибо я боюсь возмездия из-за темного угла, в котором вы сумеете, несомненно, спрятаться и что-нибудь куда-нибудь мне в очередной раз вонзить.
С бесконечным уважением, ваш покорный слуга, чье имя вы, надеюсь, еще не забыли, хотя бы потому, что оно смешное и дурацкое.

<через пять минут после получения записки>
Ну и сама катись.
P.S. А имя мое, между прочим, теперь пишется через J с двумя k, коза. А «шопа» - по-украински, хлев, кстати. Да, теперь я большой и умный, mwahaha. А ты старая и глупая. А еще толстая, да. Между прочим, как тебя так угораздило?

<еще через пять минут, после второй записки>
I’m sorry, dear. They are emotions, you know. Короче, до встречи.
P.S. А фамилия “Булстроуд” мне все равно нравится больше. Конечно, меньше, чем фамилия “Халфрингтон”, но все-таки не «Дервент». И как тебя угораздило такую заполучить? Ума не приложу. С кем ты связалась?

***
Я и понятия не имел, зачем, собственно позвал ее на встречу, и, если честно, от сердца отлегло, когда пришла вот та записка, содержавшая в себе посылание далеко и надолго. А потом пришла вторая. И там она со всем свойственным ей талантом к письменному труду выказывала мне собственное королевское снисхождение и милостиво соглашалась встретиться на том же месте в тот же час. Она. Флоренс Булстроуд, а ныне Дервент.
Много изменилось за эти пятнадцать лет. Вон, даже ее фамилия. А вся она ну нисколько не поменялась – осталась все такой же вздорной, иногда пугающе отталкивающей, а иногда странно манящей к себе. Такое чувство, что ее вообще кто-то заморозил в каком-то холодильнике, а вот сейчас, чисто в ответ на мой безумный всплеск эмоций по поводу ее племянницы, решил разморозить и отпустить пленницу на волю. И лицо ничуть не изменилось... почти. И осанка та же. И, если уж начистоту, она по-прежнему тощая, как из блокадного Ленинграда, а это я так, для поднятия боевого духа и на отчаянной ноте «задержись и сделай что-нибудь». Поднял дух, нечего сказать. Эта дрянь, которая у меня поперек физиономии, не болит и не кровит уже, конечно, но чешется, зараза, просто страшно! Нет, это клево, конечно, - шрамы, и все такое, но Амбридж на меня так смотрит каждый раз, когда мимо фланирует, что меня каждый раз так и тянет поперхнуться. Чем-нибудь, ну хоть чем, без разницы. Тыквенным соком, ромом или тупо воздухом. Вы думаете, поперхнуться воздухом нереально? О, вы глубоко ошибаетесь. Ну или я один такой хороший и удивительный, что умею это делать ежедневно и практически ежечасно. Да я вообще хороший и удивительный. И, разумеется, я такой один.
Место встречи изменить нельзя, говорите? Оно и правда так. Я как-то раньше все думал, что за глупая фраза, а вот поди ж ты, и на самом деле – ничего не меняется. Этот холм, Холм с большой буквы, за все эти чертовы пятнадцать лет ничуть не изменился. Ну разве что чуть пониже стал – что я без долгих раздумий списываю на бесконечное количество влюбленных, которые топтали тут землю и одновременно дорожки к своему счастливому будущему. Хорошо топтали. Тут не то что зимой, как сейчас, - тут летом без ледянки и санок с горки можно кататься. Но я-то умудренный опытом преподаватель, мне не впервой забираться на эту чертову Роковую Гору – и я, конечно же, знаю волшебный спуск и не менее волшебный подъем, и все это великолепие посыпано песочком, прошу заметить и восхититься.
Нас с Флоренс тоже когда-то можно было записать в разряд влюбленных. Я вообще тем летом, которое 1981, когда она меня отправила к чертям собачьим, очень много думал... да, я думал (историческое событие), и мне до сих пор интересно – она ко мне ради прикола приезжала, или ей во мне действительно хоть что-то нравилось? Потому что иногда у меня складывалось ощущение, что ей просто нравилось, когда на нее, целующуюся с каким-то несовершеннолетним, пялятся такие же несовершеннолетние дурынды. Эдакий извращенный садизм, да. И что никогда во мне ей ничего не нравилось. И что я вообще чмо последнее и должен был сам понять, что я чмо, и умотать подальше, чтобы не мешать девушке быть счастливой – путь парня, который хочет не быть счастливым, а попасть в какую-нибудь трагическую поэму о самоотверженности и мужестве.

И Йокко Халфрингтон все понял,
И тяжело он так вздохнул.
Присел он тихо на дорожку
И Флоренс шанс дал быть счастливее, чем он.
И умотал к далеким далям,
И где-то долго там бродил...
Потом давил он гной с детями
И ненавидел шаурму.

И прекрасный юный акын встрепал себе лапой огромной свою арабскую гриву и продолжил развивать далеко-далеко замечательную линию шаурмы.

Оооой, шаурма-шаурмаа...
Не трави меняяяя...
не трави меняя-аааа,
А Булстроуд – травиии...

***
Но к черту шаурму! На горизонте появляется Флоренс, и Йокко видит Флоренс, и она видит его, и оба они становятся в этот миг гораздо интереснее всякой там шаурмы, какая бы она не была сочная, грязная и вонючая.
И их взгляды встретились...
...И дрожь пробежала по телу каждого, страстная, волнующая, заставляющая вспомнить все и забыть обо всем, что было потом...
...И шарф ее заметался по ветру, как раненый зверь, разбрасывающий по снегу горячие капли крови, словно пытаясь вырваться из оков и отправиться далеко-далеко в прекрасном морозном порыве...
...И Йокко внезапно понял...
...Что он страшно замерз.
- Пошли в кафе, какого Мерлина мерзнуть тут, - издал он, как будто и не услышав ее привычных надменных вопросов вредной тетки, которой просто лень ругаться, и потому она вырабатывает специальный стиль речи, который бесит, но к которому не придерешься.

***
- Сама, наверное, помнишь – я мечтал все стать великим певцом и гитаристом, группу свою образовать... Ну да, ну да, Гербология – это не совсем то, чего я хотел от жизни. – Халфрингтон аккуратно отхлебнул пенку от сливочного пива (при детях он не пил, ни-ни, только в одиночку и когда Амбридж не палит) и облизнул губы, мгновенно ставшие похожими на губы Санта-Клауса – белыми и лохматыми. – Ну и ладно. В конце концов, это ты пришла просто на неудачный урок. Гной... это такая отвратительная часть нашей программы, и никто это дело не любит. А так обычно меня все слушают... довольно внимательно. И относительно все. Просто... знаешь, как-то раз просто перестали писаться песни. Бывает такое. Когда обрубает просто этот канал, и... – Йокко делает неопределенный жест рукой, типа «ну и фьють этот канал к Мерлину», после чего опять топит рот в белой пенке. Чем он ненавидел всегда сливочное пиво: пока сожрешь эту пенку – три года пройдет, и корыто треснет. – Давно уже перестал.
Он хотел было сказать дату, когда написал последнюю песню... но не стал. Потому что это добавило бы ненужных вопросов и ненужного пафоса. А было это в ночь на пятое июля... но для тех, кто ничего не знает, это ни о чем не скажет и ничего не изменит. В конце концов, что она, Флоренс, могла бы изменить? Есть такие вещи, которые просто случаются – и тут дело не в том, что Йокко стал фаталистом – совсем даже наоборот. Просто такое есть, и все – когда никто ничего не может поменять, совсем ничего, когда у всех опускаются руки и не поднимаются больше, даже у таких сильных духом людей, как Флоренс или Халфрингтон. Да, может, с виду Йокко мог показаться мягкотелым, но только с виду. А сейчас – что она, Флоренс Булстроуд, могла бы сделать? Броситься к нему на шею и зайтись в горьких рыданиях на глазах у изумленной публики? Орать «Пол, Пол, как же так, он же вылил мне варенье на платье!»... Глупости. Детский сад. Они уже давно не дети, и давно уже не играют в гестапо. Такие игры нравятся только детям, которые еще способны любить играть в боль. А взрослым гестапо хватает и в жизни.
- А ты много раз была замужем? – Халфрингтон улыбнулся, сообразив, что надо и совесть иметь, и нечего человека мурыжить, и надо уже дать женщине рассказать о себе, а не начинать прелюдию к процессу под названием «плакаться в грудь», хоть у Флоренс это дело и называется по-другому. – И сколько у тебя детей, если не секрет? Я вот одинокий холостяк, к сожалению, и мне интересно.
Эпичная нота вопроса зависает, когда стены содрогаются от хлопнувшей двери, и бармен что-то орет неубедительное тихо из-под барной стойки про «берегите стекло, идиоты», после чего Флоренс поворачивает голову, и Йокко тоже поворачивает голову. Риторический вопрос, Халфрингтон.
Занавес поднят, на сцене Бред Питт. И дети.

***
- О, здравствуйте, - попробовал он развеять обстановку, с улыбкой вклинившись между эклером, ребенком, Флоренс и мужем. – Мистер... Дервент, да? Очень рад знакомству. Мы с Флоренс очень давно не виделись, и вот представился такой шанс, довольно неожиданно – всего пара писем – вот и решили встретиться. Я не знаю, почему Флоренс не позвала вас, я очень был бы раз познакомиться с ее детьми и вами, разумеется. О, увольте, какое «дружили» под ударением, у нас с этим до этого не дошло и дойти-то не могло.
Ну конечно, Флоренс с мелкотой не спит!
Но сейчас Йокко плевать на старые обиды, и плевать на то, что, черт возьми, эта мерзкая женщина, как говорится, его страшно заводит – он лыбится и культурничает, потому что одиннадцать против одного и нейтралитет в группе поддержки – это не вариант, а одного шрама ему с лихвой хватит.

 Отправлено: 17.06.11 02:25. Заголовок: Зеленые, как две жаб..

Зеленые, как две жабы в брачный период или как два озерца на лесной опушке томительной весной, глаза стремительно наполнились влагой. Флоренс делает делает глубокий рваный вздох и...
- Мы действительно просто дружили, - полная трагизма, шепчет дамочка, буравя взглядом бритый затылок супруга. - Потому что на тот момент дружила я с другим. Но затем я поняла, что всю свою жизнь ждала, - тут же поспешила добавить Флоренс, теряясь в чувствах, догадках, предположениях и буквах на меню, что висело прямо перед ней, - когда же меня сосватают за тебя. И ВООБЩЕ КАК ТЫ СМЕЕШЬ СОМНЕВАТЬСЯ В МОЕЙ ЧЕСТИ??? ДА Я КАК РОДИЛАСЬ - ТАК И БЫЛА ВЕРНА ТЕБЕ!!! ИМЕЙ УВАЖЕНИЕ К МОЕМУ ПОЛОЖЕНИЮ, ТЫ!!! МНЕ НЕЛЬЗЯ НЕРВНИЧАТЬ!!! НЕМЕДЛЕННО ЗАБЕРИ СВОИ СЛОВА НАЗАД!!!
Стекло в рамке с фотографией Джерри Пампкина идет трещинами.
Она слишком зависима от мужчин, которые по сути своей все до единого - подлецы. Она слишком многого требует, пытаясь скорее справиться с собственными комплексами, чем удовлетворить нормальные потребности. О, если бы она только могла повернуть время вспять! Она бы бежала от всякого сына Адама, предполагающего посягнуть на то, чем она располагает. Она бы бежала быстрее трепетной лани, и ветер играл бы в её чудесных темных локонах. И птицы бы свили из полевых цветов венок и, бережно вознося ей на темечко в клювиках, короновали бы. И амазонки, у которых одежда составляла бы исключительно набедренные повязки со скромно торчащими бирками Versace, усадили бы её на бамбуковую перевязь и обмахивали бы опахалами по пути к золотому трону. А потом съели бы из ритуальных помыслов, чтоб каждой амазонке досталось по кусочку божественности и они тоже были бы такими же ослепительными, как она. И то была бы куда более перспективная судьба, нежели чем выслушивать совершенно несправедливые замечания по поводу её фигуры. Да ни одна женщина не являлась настолько стойкой и, право, абсурдно звучит, но мужественной в столь тяжкие минуты выслушивания самых отвратительных оскорблений, едва ли долетающих до очаровательных ушек с бриллиантовыми серьгами! И ладно, мерзавец Халфрингтон. Его отвратительным манерам еще можно найти оправдание: жизнь в Ливерпуле - это как жизнь в Новокосино. И стоит вам сказать, что: нет, Новокосино - это вам даже не злачное местечко Nova Casino, это самый настоящий ад на земле. Миссис Дервент там единожды была с мужем, когда они забирали Ефросинью, и в тот раз их едва ли не сбили повозкой. Да, там до сих пор раскатывают по разухабистым дорогам хмельные ямщики на тройках, потому как метро там до сих пор не прорыли (соответственно, и связку с цивилизацией), а только огородили клиньями предполагаемое место. А некая предприимчивая матрона воспользовалась моментом: замазала на табличке розовым маркером надпись «здесь будет построен метрополитен к 2012 году», написала там свое «КУРЫ-ГРИЛЬ ОТ НАРЫ БАБАБЕЙЛИ. РУССКО-АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ ШАУРМА В ЛУЧШИХ ЕВРЕЙСКИХ ТРАДИЦИЯХ» и устроила процветающий бизнес. Бессовестные люди. Неблагодарные люди. Такие живут только в Новокосино и в Ливерпуле. Нет в них ничего святого и бадвайзер они никогда не пробовали, потому как на отшибе всех культур живут. И Флоренс понимала и прощала всей душой Халфрингтона. Тем паче, он весьма спокойно сидел на своем стуле. И сидел так, как полагается человеку, а не на корточках. Но от мужа она не ожидала ПОДОБНОГО, нет. И этому созданию она посвятила лучшие годы своей жизни? Целых четыре раза в неделю, когда хорошее настроение и голова не болит - пять с половиной? И носки этого создания она любовно складывала пара к паре, не доверяя никому столь ответственное дело? И прокалывала шпилькой шины на магнатов модельных агентств, способных на конкуренцию? И не приглашала погостить маму на три месяца, разумно отсылая к ней детей бандеролью? И всегда парировала на мерзкие вопросы недоброжелателей в духе «вы знаете, что ваш муж гуляет?» полным убежденности ответом «ну и пусть гуляет, он тепло одет»? Это создание, которого она неизменно на протяжении небывалого для неё срока в десять лет... Страшно сказать... Умиленно целовала, когда он своим храпом сотрясал стены их дома, и не зажимала ему пальчиками нос, а восторгалась его вокальными данными и даже подумывала пригласить специалистов из книги рекордов Гинесса, чтоб его там увековечили, как первого в мире человека, способного прохрапеть всю оперу «Кармен» на разных тональностях... Да, вот это вот создание сейчас назвало её... Нет, она не расплачется на глазах у него. Она не покажет ему свою слабость, даже несмотря на то, что он назвал её... Да как язык у него повернулся вообще выдать такое... Она сегодня же телеграфирует маме и уведомит её, что раз её дочь хрюшка, то матушка должна сделать сам собой напрашивающийся логический вывод, что она старая свинья. И тогда язык его гадкий более никогда не повернется, потому как сбагрен он будет под видом отборного сорта говядины в ту самую шаурму неведомой мисс Бабабейли!!!
«ХА ХА ХА!» - так и звучит еще не отзвеневший и преисполненный коварства валькирии смех матери, сотрясающей фамильным мечом над головой неугодного зятя. И иллюзия сия придает дочери воинственной Галатеи уверенности в завтрашнем дне. Она чувствует, как ноги её слабеют. Она чувствует, что предполагаемый ребенок растет не по дням, а по секундам. Предполагаемый ребенок требует витаминов и как минимум большого шоколадного торта, а еще куриного рулета и свежевыжатого апельсинового сока с трубочкой и зонтиком. Ступни её становятся ватными, и сама она ощущает себя большой зефиркой. Флоренс достает зеркальце, дабы удостовериться, что это не так, потому что чувства - самые главные обманщики, даже главнее, чем её муж. Флоренс видит, что тушь не потекла от слез обиды, и она, буквально рыдая от счастья, грациозно сваливается на колени к Лисандру, чтобы сообщить ему одну потрясающую новость.
- Вспомни, ты клялся быть со мною и любить меня и в горести, и в радости... - Начала издалека она, утыкаясь холодным носом в шею мужа. Но затем, вот как она не напрягала извилины, так и не смогла припомнить, что они там еще друг другу обещали все то бесчисленное количество раз, и решила взять быка за рога, как у неё там принято в Шотландии. - Так вот, ГОРЕСТЬ НАСТАЛА.

Пускай пока Лисандр сидит в причитающейся ему интриге, а также в напряжении, сводящем суставы. И вообще пока что радуется тому, что его суставы целы и невредимы, ибо его женушка еще пока сидит тихо и мирно, зубами в его воротничок, а мы пока прокрутим яркие кадры из семейной жизни, так или иначе связанные с продолжением прямой речи.

Теодор.
Это был прекрасный день. Долгожданный праздник, в честь которого планировалось совместно устроить всяческие языческие обряды очищения и восхваления культа разврата и порока. Было заказано пятнадцать бочек с вином, четырнадцать цистерн огневиски, восемьдесят жареных кабанов, сто сорок перепелов и товарищи из России обещали пригнать два вагона икры красной, четыре вагона редкой черной и три бассейна осетровых просто так. Ну и по мелочи всякой ерунды вроде мяса жирафа. Планировалось устроить так же всяческие увеселения как: прыжки через костер, полет на параплане и запуск ракеты «Байконур-15» со всеми желающими до Луны и обратно с заднего двора. Праздник, который стоял на ступень выше по значимости после Рождества и Дня Рождения. День развода.
И вот, суровая тетка зачитывает с бумажки свою речь в суде. И Лисандр радостно кивает головой, предвкушая пир на весь мир. И тетка оборачивается к Флоренс, так же зачитывает ей абсолютно идентичный текст, на который молоденькая еще Флоренс внезапно расплывается в загадочной улыбке и говорит:
- Милый, я передумала. Я против. У меня срок три недели. Yammi!
А всю выше перечисленную выпивку будущий отец выглушил за пятнадцать минут. От счастья. А всю выше перечисленную снедь будущая мать сумела съесть от счастья лишь на четверть. Потому что остальные три четверти слопали непонятно откуда набежавшие с поздравлениями родственники.

Орион.
Флоренс боковым зрением внимательно наблюдает за тем, как ослепительно прекрасный и жутко представительный во фраке Лисандр вещает о политике с губастым пузатым дядькой, больше похожим на младенца-переростка. Но не подумайте, будто бы она следит за своим бывшим мужем. Нет. Всем в обществе прекрасно известно, что они сумели сохранить чисто дружеские отношения и даже ходят друг к другу в гости. Удивительно, но факт.
- Ооо, - наконец заканчивает свою патетику ни о чем собеседница Флоренс и выразительно пучит глаза. - А у вас как дела? Чего новенького?
Флоренс делает вид, будто серьезно задумывается, а сама тем временем выжидает момент, когда же Лисандр там в боковом-то зрении пригубит свой стакан с огневиски. И вот, этот момент благодатный настает, и Флоренс мурлыкает:
- Ношу под сердцем второго ребенка Дервента. Идет второй месяц. Yahoo!
А мужик тот, похожий на громадного младенца, он больше никогда не разговаривал с Лисандром. И руки не подавал. Потому что был злопамятным. Ну, подумаешь, поплевали на него огневиски. Это же от счастья.

Теренс.
Итак, они уже посмотрели на бородатую выхухоль, и это был даже не Альбус Дамблдор, хотя очень похож. Но точно не он, потому что лимонных долек не предлагал и, самое главное, без мантии малиновой. Теодор убежал смотреть на сумчатых хомячков, Илай скармливал сахарную вату гиппопотаму. Зикомо скармливал своему кролику четвертого слона. Нгуен тащил мать в одну сторону, хныкая, что он хочет мороженое. Мэддокс тащил мать в другую сторону, хныкая, что он хочет в туалет. Фрося тянула её за край юбки, хныкая, что она хочет чучело лося. Миллисента, приехавшая погостить на каникулы в дом к тетке, гнусно над чем-то хихикала. Вао забрался на спину верблюда и радостно плевался в прохожих. Орион мирно посапывал на материнских руках, прижавшись лбом в материнскую же грудь. Лисандр с увлечением читал проспект о летающих бабуинах, спаривающихся исключительно в полете. Гид предлагает всякому желающему пройти в вольер посмотреть поближе на занятных животных, и желающими оказываются, понятное дело, самые бесстрашные. Точнее, самый бесстрашный Лисандр, которого Флоренс толкнула в вольер с самой милейшей улыбкой.
- Девять тоже счастливое число, я слышала.
Лисандр от такого тонкого намека на свое отцовство даже воспарил от непередаваемого ничем счастья. Причем в буквальном смысле. Летающий бабуин схватил его своими лапами за лацканы пиджака и унес в небесную высь.

А теперь вернемся к основной сюжетной линии. Флоренс кладет голову Лисандру на плечо и обняла его, пытаясь заочно так же обнюхать рубашку на предмет запаха чужих женских духов и осмотреть на наличие чужих волос на ткани. Ничего подобного она, понятное дело, не нашла, но на всякий случай решила провести дома генетическую проверку на объект инородных потовых и слюнных желез среди тканей рубашки и пиджака супруга. Мало ли, а береженого бог, как говорится, бережет. Ну так вот. На всякий... нет, не случай, но пожарный, миссис Дервент услужливо расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке мистера Дервента, целует его в щеку и шепчет ему на ухо:
- Как раз за секунду до твоего прихода мистер Халфрингтон спрашивал, сколько у меня детей. А я как раз собиралась ответить, что...
Далее мистер Дервент должен был оглохнуть и впасть в контузию от вопля «ОДИННАДЦАТЬ!!!!!!!»
И вот на сей-то счастливой для святого семейства минуте перед их тихим столиком вырастает долгожданный служащий заведения. Выдав коронное «кхем-кхем» и тем самым дав знать о своем прибытии, он невозмутимым тоном поведал следующее:
- Мэм, - он жестом указывает на Зикомо, судорожно сжимавшего в ладошках кролика по кличке ВАНИЛЬНАЯ СМЕРТЬ В ЗЕЛЕНОМ ПЛАЩЕ САТАНЫ, - с животными нельзя.
Флоренс, которая уже принялась планировать не меньше, чем празднование рубиновой свадьбы с Лисандром, медленно отрывается от того самого Лисандра и испепеляет прямо-таки негодующим взглядом непонятно откуда выросшего гарсона.
- Как так нельзя? У вас что указано на двери? - Пальчик с длинным кроваво-красным ногтем стремительно летит в сторону злосчастного плаката, на котором черным по белому указано совершенно понятно для всех и каждого, что: - что нельзя на роликах со своей пищей и отрубленной головой собаки въезжать в заведение, - пальчик отодвигается чуть вбок и тыкает на соседний плакат, где изображено еще одно схематическое нечто с бородой, - а так же с Сириусом Блэком. Так что какие проблемы? Что вы мне пудрите мозги?
Официант пятится назад, но Вао, увлекающийся восточными единоборствами, весьма ловко подставляет тому подножку, и официант уже не пятится, а улетает ласточкой прочь вглубь своего родного прилавка. Но Флоренс уже несется на всех парах. Где её вилка для снятия спагетти с ушей? Huh, вот она!
- Правду мистер Халфрингтон говорит, сущую правду. В общем-то, я так же пришла услышать от него извинения за то, что он смел поиметь наглость оскорбить меня в присутствии подрастающего поколения вначале... как бы выразиться-то тактичнее, да при детях! - О, да. Без зазрения стыда и совести жаловалась мужу миссис Дервент, ибо месть - блюдо холодное и подается с соусом. А Халфрингтона она и взглядом не удостоила, хоть тот и улыбался, и культурничал, и всячески выказывал, что он тут пуська белая. - В общем, собака роду женского, - высказывалась Флоренс, развлекающая себя одновременно тем, что периодично делала едва заметный жест палочкой и наблюдала за тем, как меняется выражение лица Ориона, который только-только подносил к губам эклер, а тот мистическим образом исчезал из рук. - А так же тушей, ты представляешь? Но я на него, конечно, не сержусь. Ты же знаешь, я совершенно не обидчивый человек и быстро отходящий... - Уж Лисандр-то должен знать и по достоинству оценить сие признание! Уж он-то, человек, умудрившийся прожить СТОЛЬКО вместе с ней под одной крышей и знающий все её повадки и обычаи. Даже то, как она пинается во время сна и во время сна же постоянно обнимающая попеременно то Лисандра, то одеяло Лисандра, который нагло сдвинут с кровати на пол, то оставленного кем-то из детей плюшевого медведя, то подушку. Однажды она так проснулась от того, что обняла в порыве нежности, коей в ней было предостаточно, особенно утром, нечто очень теплое и пушистое. Нечто очень теплое и пушистое лизнуло её в нос и страстно задышало. Страшный вопль тогда раздался на всю округу, и ранние пташки испуганной стаей взлетели в зарю, ибо узрела перед собой спросонья Флоренс страшный оскал и длинный розовый язык. То оказалась собака Поппи, добрейшей души собака породы чау-чау. Но да что-то мы отвлеклись. Продолжаем дальше. - Все его слова диктовались исключительно давней обидой. Наша дружба могла дойти до дружбы в свое время, если бы мистер Халфрингтон не был квашней и размазней. Любая женщина хочет, чтобы её хотели вернуть и боролись за неё, даже если женщина отсылает прочь. Но, видишь ли, мистер Халфрингтон - классический подкаблучник по своей натуре. Он это прекрасно понимает, а посему безумно злится. А тут представь себе: спустя пятнадцать лет он вдруг внезапно встречает на своем пути так называемую меня, у которой все прекрасно, в то время, как он... - Внимание! Цитата! - Одинокий холостяк, к своему собственному сожалению.
Образцово-показательная мать образцово-показательно цепко вылавливает пробегающую мимо в агонии вседозволенности Фросеньку с мини-версией автомата Калашникова и образцово-показательно усаживает себе на колени. Если учесть, что сама мать восседает на образцово-показательном отце семейства, то можно сказать, что они - бутерброд. Фрося серьезно смотрит глазками своими васильковыми в пол-лица на мистера Халфрингтона и прицеливается в него из автомата. ПШШШШ! Стрела на липучке попадает ему прямехонько в середину лба, и Фрося радостно улыбается и подпрыгивает на коленях у матери. Снайпер есть снайпер, чего уж там. Мама в умилении и тоже подпрыгивает на коленях у Дервента. Морская волнаааа!
Но отвлечемся еще ненамного. Как всем известно, мистер Лисандр Дервент залихватски засунул палочку свою в задний карман брюк. Как всем известно, в воспитании детей так же на 75 процентов участвовала миссис Дервент. Вот поэтому, если бы мистер Дервент в данный момент спохватился проверить, на месте ли его палочка, он бы выяснил, что НЕТ, ПАЛОЧКИ НА МЕСТЕ НЕТ. ПАЛОЧКА УЖЕ ДАВНО В РУКАХ МЭДДОКСА, ОКРУЖЕННОГО ВАО И НГУЕНОМ. На ту беду мимо кафетерия с дикими орами «ПЕЧЕНЬКИ!!!! МЫ ИДЕМ ПОКУПАТЬ ПЕЧЕНЬКИ!!!» пробегал мистер Бэзил Берри в компании своих детей, полностью поддерживающих своего предводителя. Дальше дети мистера и миссис Дервент не размышляли. Пальчики мгновенно убрались из чудных носиков, кончик палочки тыкается в бок мистеру Халфрингтону и... Бог знает, почему именно сейчас. Бог знает, почему мистеру Дервенту еще ни разу не читал нотации Грозный Глаз о вреде ношения палочки в заднем кармане. Казалось бы, что может быть страшнее опаленной ягодицы, но нет... Вспышка всего на долю секунды, и Флоренс уже с неподдельным ужасом выглядывает из-за Фроси на мистера Халфрингтона, весьма отчетливо напоминающего большую печеньку в костюме. Точнее, Печенюшного Человечка. С еще большим ужасом она уставилась на мистера Бэзила Берри и ораву из его детей, внезапно остановившихся с другой стороны стекла и буквально прилипших к витрине. В воздухе едва ощутимо запахло каннибализмом.
- Ма, па, ма, па! - Запрыгали дети вокруг столика, довольно хлопая в ладошки. - Гляньте, какая печенька!!!
- Лисандр, - убитым голосом обратилась к своей дражайшей половине Флоренс, - мы должны это либо исправить, либо смыться. Я оставлю право выбора на тебя, как на главу семейства.

 Отправлено: 22.06.11 03:04. Заголовок: Лисандер вот чего не..

Лисандер вот чего не мог взять в толк. Сидящий перед ним с позволения сказать профессор, оскорбил его жену, при свидетелях, затронул тему веса и остался жив. Это было просто немыслимо. Невероятно но факт. Перед ним сидел живой и совершенно здоровый мужчина, не покалеченный, не превращенный в жабу. Единственный в своем роде, исключение из правил. Герой всего сильного пола. Один из тех немногих счастливчиков, которые каким-то непостижимым образом выживали в условиях несовместимых с жизнью. Обозвать женщину тушей и остаться живым. Надо же. Еще чуть-чуть и Дервент начал бы ему завидовать. Но вовремя сообразил, что обозвав жену хрюшкой, имея ввиду крошки на платье и румяные щечки, но по ее, женской, логике он только что тоже назвал ее толстой. И тоже выжил. Ха. Халфрингтон мог идти лесом. Он перестал быть уникальным в своем роде. У него появился конкурент. Прекрасный, могучий, великолепный и неприлично богатый, да еще и прекрасный многодетный отец. Просто мечта, а не мужик. И между прочим задницы чужим мужьям не лижет, в отличии от профессора, который именно этим и занимался. Позорище какое-то. Кого он надеялся убедить своими словесными излияниями на тему дружбы с Булс? Нет, ладно бы он был блистательным и щекастым мужиком с гитарой на перевес (не путать с Ванечкой Ургантом), ибо щекастый был еще и испанцем. Там хоть понятно зачем с ним дружить, в компании ведь должна быть гитара. Или ладно бы он был таким, как сам Лисандер образца 1988 года, когда они с Флоренс еще дружили. У них тоже был повод дружить, даже много поводов, тех самых, что только что откусили головы всем мармеладным мишкам, что нашлись на витрине. И стукнутая на голову Стамп тоже была вполне себе нормальным другом. Во всяком случае в те редкие моменты, когда они с миссис Дервент не ненавидели друг друга, а дружили против кого-то. Строили коварные планы, приводили их в действие и между делом обменивались советами по воспитанию детей, которых на двоих у нее было предостаточно, что бы в Хогвартсе появилась своя правящая илита, с крышей, малиновыми пиджаками и всем таким прочим. Короче что бы все было как положено.
Но Халфрингтон… Он же младше Флоренс, он же такой щупленький, невзрачный, гитары у него небось нет, детей пары десятков тоже нет. У него нет шикарной бороды, щек, рубашки за полсотни галеонов. Тем более, если Дервент не ошибался, именно Флоренс убила отца Халфрингтона… Едва ли это хороший фундамент для дружбы и уж тем более для дружбы. Видимо занимаясь бизнесом, разведением пони, воспитанием детей и изучением восточных единоборств на пару с Вао у какого-то коротконогого китайца или японца, или корейца, или бурята… Лисандер в общем явно что-то упустил в этой жизни и теперь не очень догонял зачем его жена дружила с таким стремным чуваком как профессор Халфрингтон. А еще он не догонял почему так сильно хочется навалять этому самому профессору, а то и вообще выкрасть из подпольного музея отца маску Пожирателя Смерти, прийти к Йоко в ночи и замучить до полусмерти. А потом долго показывать фотографии детей которых Дервент еще хотел бы усыновить и удочерить, что бы добить Халфрингтона. Еще никто на всем белом свете не бесил Лисандера так, как бесил Йоко. Причем даже не совсем ясно почему он его так бесил...
ПОТОМУ ЧТО НЕ НАДО ОБЗЫВАТЬ ЧУЖИХ ЖЕН ТУШКАМИ, КОЗЛИНА!!!1
Вот видит Мерлин, если бы на коленках Дервента сейчас не сидели Флоренс и Фрося, только что обрадовавшая папку метким выстрелом, Дервент бы точно поднялся со своего места и всадил бы Халфрингтону вилку в глаз. А потом во второй. Что бы он не смог более смотреть на неописуемую красоту миссис Дервент. Затем заклинанием вечного приклеивания приклеил бы ему язык к небу, что бы он больше не смог говорить гадости обаятельной и привлекательной Флоренс. Ну а дальше он бы просто разрешил Зикомо делать с гадом все что вздумается, а пока ребенок бы разбирался с неугодным дядькой, Дервент сводил бы детей погулять по Хогсмиду и насладиться красотами местности, что бы дети не видели рек крови и расчлененку. Ох, расчлененка. Эта тема не давала Лисандеру покоя, с тех самых пор, как он узнал, что расчлененное тело стоит 200 тысяч евро. Эта прекрасная сумма снилась ему ночами и даже днями… А тут такой случай подвернулся…
- Знаешь, милая, наверное даже здорово, что ты дружила с мистером Халфрингтоном. И хорошо, что вы так и не подружились… - Нет, Лисандер не мог так поступить, Зикомо пока рано становиться маньяком, он еще плохо владеет скальпелем и гипнозом животных. Вот подрастет, доучится, станет в совершенстве владеть хирургическими инструментами, вот тогда они с папкой и свидятся с Йоко… - А то мне бы пришлось его убить. Но…
Но Лисандер не успел договорить, потому что его оглушили на одно ухо и повергли в состояние шока. У них будет бейбик. Теперь Уизли их точно не обогнать. Даже если на помощь придут внуки. Дервентов все равно будет больше. И это прекрасно.
Вообще Дервент уже давно начал что-то подозревать… Давно кручинился он в сомнениях своих по поводу изменившегося рациона его детки-конфетки… Давно еще его поразила умная мысль, когда он увидел утром, как с большим трудом жена его прекрасная втискивается в супер узкое платье… Давно он почувствовал своими здоровенными ладонями, за много лет брака успевшими до мелочей изучить шикарные телеса Богини, что бедра ее несколько округлились…Он сразу должен был догадаться, что здесь что-то не так и за его спиной плетутся какие-то интриги. Что не просто так миссис Дервент посетила давече детский магазин… Было во всем этом что-то такое неправильное, таинственное, наталкивающее на некоторые мысли, кои вертелись в его голове уже ровно столько раз, сколько детей гордо носящих фамилию Дервент, сейчас медленно но верно громили кафе. И пока хозяин сомнительного заведения в котором нельзя было находиться с головой собаки, стремительно седел и заедал свое горе засахаренными тараканами, подсунутыми ему Вао взамен изюма, рассыпанного нынче по столам, ибо он служил феерверком, Лисандер смотрел на Халфрингтона и думал. Думал медленно, но основательно, что бы вот разом и охватить все темы, что подкинула ему для раздумий жена. Как же так получилось, что он давно подозревал, но не понял, что жена его снова ждет ребеночка? Это что ж такое получается, уже четвертый раз она преподносит ему такой сюрприз, что его аж будто молнией в самое сердце поражает. Это шок короче. Но обо всем этом Лисандер решил подумать в более спокойной обстановке. Тем более что в кафе намечалась такая заварушка, а на Дервенте совершенно новый костюм. На Флоренс такое чудесное платье, нет, сегодня он просто не мог допустить того, что бы его семья участвовала в продолжении самого ужасного дня Йоко Халфрингтона, который и так вполне мог стать жертвой Берри-канибалов или хозяина кафе, последние пару минут хищно поглядывающего на самое больше печенье в мире.
Лисандер шумно сглотнул, быстренько спихнул с коленей жену и дочь, взял их за руки. Все Дервенты в общем взялись за руки, образуя идеальную цепочку идеальных людей и зам главы семейства отдал приказ.
- Уходим через черный ход!

 Отправлено: 26.06.11 05:00. Заголовок: От красивых женщин -..

От красивых женщин - одни проблемы. От женщин симпатичных - мелкие неприятности, которые портят жизнь даже похлеще, нежели проблемы. Проблема обычно приключается как одна большущая мрачная задница, в которой, кажется, нет ни капли просвета. А вот человек, погрязший в неприятностях, чем-то даже схож с олимпийским пловцом: то ныряет, то выныривает, страшно раздувая ноздри да разевая рот свой, стараясь пополнить резерв кислорода в своих легких по максимуму, ибо кто знает, когда выдастся еще момент благополучия и надолго ли он затянется? От женщин внешности с шармом или изюминкой, кому как по вкусу, как говорится (ибо женщин страшных априори не существует на планете Земля, запомните, мужчины!), обычно приплывает дискомфорт, вызванный претензиями, сомнениями и неуверенностью. Флоренс никогда не причисляла свою скромную персону ни к одной из выше перечисленных, а также еще кучи возможных в перспективе и при более богатой фантазии, категории. Она считала свое месторасположение несколько в стороне. Чуть повыше основной цепочки. Где-то в обособленном кружочке с надписью, которая вмещает в себя все величие и как бы намекает, кто тут персона non-grata. Надпись та гласила: «без комментариев».
Существуют мужчины, которые действительно со своей внешностью недалеко ушли от обезьяны. Таких обычно сразу загребают в добротно связанный из качественной овечьей шерсти аркан и утаскивают строить семейное гнездышко, в котором подобные типажи и спят, и питаются, и размножаются до скончания своих дней под внимательным присмотром. Существуют мужчины симпатичные. Такие, в большинстве случаев, любят приукрашивать реалии. Или наоборот, одевать на себя личину обиженного и побитого судьбой, а посему нуждающегося в тепле, ласке и понимании. И многие дамочки ведутся, и таки залетают в апартаменты предложенного вида, чтобы затем с негодованием упорхнуть на волю. Мужчины данного типажа недолго расстраиваются. И местечко не успевает даже остыть, как на него усаживается новая мадемуазель, готовая пожертвовать всем ради гения/личика, как у щеночка/харизмы. Есть мужчины с харизмой. Которые, вроде бы, и страшны на первый взгляд, как черти, а на второй взгляд уже не в состоянии оторвать от них глаз, и все внимание дамочки, будто в капкане медвежьем. Есть мужчины красивые, точно древнегреческие статуи. Есть просто мужланы. А есть Лисандр, который точно так же, как и Флоренс, стоит обособленно от остальных звеньев цепочки. И возле его кружочка точно так же имеется абсолютно аналогичная надпись «без комментариев».
Плюс на плюс всегда дает плюс, а посему конфликтных реакций чета Дервент никогда доселе не вызывала в обществе. Флоренс так и поведала своему супругу, едва отойдя от первого шока после пилотного просмотра трейлера готовящегося к выпуску триллера «Дегустатор: молчание Халфрингтона».
- Возможно, я не сахар и характер у меня отвратительный, - незаслуженно скромничала миссис Дервент, одной рукой прижимая к сердцу Фросеньку, а другой рукой поглаживая мистера Дервента по щеке, - но ты же прекрасно знаешь, что я тебя обожаю и в детях наших души не чаю... - Прекрасные и неконфликтные дети в данную секунду штурмуют последнюю не сдавшуюся витрину, Зикомо под шумок скармливает своему кролику уже второго посетителя заведения и незаметно так тырит фотографию Джерри Пампкина. Просто так. Как военный трофей. - И я бы никогда не смогла променять вас на... - Флоренс многозначительно косится на большущую печеньку с глазами из шоколадных крошек и в костюме из глазури. Она в театральном молчании закрывает глаза, подбирая наиболее нейтральное определение, дабы не оскорбить ни в коем случае ничьи чувства и не сыграть печальную ноту на струнах чьей-то души, находящейся здесь, в зале, но так и не находит подходящих слов, а посему из её уст слетает следующее: - короче говоря, мог бы и уяснить уже наконец для себя, что мне безумно нравится с тобой разводиться по той простой причине, что мне не менее безумно нравится снова и снова с тобой идти под венец!
И она радостно щурится, улыбаясь, даже не подозревая, что секундой позже...

***
... что секундой позже неконфликтные люди и их неконфликтное потомство сгруппируется в неконфликтный строй и неконфликтной походкой запланирует совершенно же неконфликтно покинуть поле рассады конфликта. Но не тут-то было! Шея не хотела слушаться Флоренс, которая отчаянно убеждала себя не оборачиваться. И против воли чисто на автомате все-таки обернулась на ликующий возглас «РЕБЯТА, Я НАШЕЛ ЗАКУСЬ!!!» И узрела тогда миссис Дервент нечто, от чего чуть не померла от ужаса увиденного и осознанного. С противоположного конца кафе продвигалась целеустремленно к их теплой уютной семейной компании целая рать берсерков. Не выдержав накала бушующих страстей и кинув прощальный взор на одинокую печеньку за столом, Флоренс попыталась спрятаться за широкую спину своего мужа. Но даже в столь надежном укрытии смог отыскать её лучик от фонаря, с которым Минкс не расставался с тех самых пор, как отобрал обратно у Монтсеррата и подстроил работу того (фонарика, а не Монтсеррата! хотя Флоренс давно не видела Васко...) не от магловских батареек, а на алкоголе выше сорока градусов.
- Мы приклеили на бутылки с огневиски этикетки от сливочного пива, - залихватски так подмигнул Крэбб, а Уоррингтон даже крякнул в знак солидарности невысказанного утверждения, какие же они с ребятами хитрюги. Выглянувшая на кряк из-за плеча Лисандра Флоренс с подозрением сощурилась на Уоррингтона и сразу догадалась, кто придумал столь гениальный план. Только мистер Утка мог сочинить нечто великолепное и простое одновременно. Он был как Пушкин, только не негр и Уоррингтон. Открыв свой чудный ротик, чтобы поприветствовать старых-то своих однокашников... В общем, Флоренс так и застыла с открытым щачлом, наблюдая за развивающейся прямо на её глазах картиной, и Фросе даже пришлось сделать замечание:
- Мама, закройте пасть, некультурно же! Воробей или чего поэпатажнее может залететь!
Да какое там, когда ТАКОЕ творится! Вальсирующей походкой Блишвик приближался к пункту назначения со скоростью два шага в секунду, и блики лампы отскакивали от его лысины бликами, и скакали солнечными зайчиками на радость детям. С другой стороны слышался приближающийся топот сто тысячной армии или сколько там приблизительно насчитывалось Берри. И топот сей направлялся как раз в те же степи, что и Блишвик. С воплями «поделим по-братски, пасаны!!!» все выше перечисленные кучкуются возле Самой Большой В Мире Печеньки, ритуально повязывают себе фартуки с изображением Солнечной Печеньки, пришествия которой они ждали с 79 года, и достают картонные тарелочки с изображением счастливых человечков в хороводе вокруг Печеньки С Вареньем, покровительницы домашнего очага. Блишвику так же выделяются и фартук, и тарелочка, и даже брелок в виде Печеньки С Белой и Черной Глазурью, что символизирует собой инь и янь, а так же день и ночь. Чем примечателен сей брелок - так это то, что он так же помогает своему носителю в трудную минуту, спасает от невзгод и поднимает настроение. Например, от голода. Его можно съесть. Очень практичная вещь.
Ну так вот. Автор несколько отвлекся от повествования.
Все они выделывают ногами странные пируэты, не зная, за что бы первое ухватиться и что бы первым посмаковать. По итогам мистического голосования на эники-беники выбор общественности падает, что неплохо бы начать с облачения Великой Печеньки... Далее Флоренс снова в ужасе жмурит глаза, ибо сил её нет наблюдать, как съедают друга её юности! Она слышит страшный скрежет ломающейся печени, и в этот-то момент её и начинают грызть муки совести... Хотя, может, это были и не муки вовсе, ибо грызло её за лодыжку. Открыв один глаз, она уперлась взглядом в красные глаза кролика Зикомо и вздрогнула. Тем временем донеслись до неё бравые размышления Крэбба, что он-то сумеет откусить разом всю голову Печеньки, и миссис Дервент поняла: картошка с унитазом не рифмуются вообще.
- Живо, живо! - Кудахтала она курицей-наседкой, выгоняя мужа и детей прочь от злачного места и кидая внимательные взгляды к столику с Печенькой. Потом не выдержала подобного гестапо для своих нервов и взмахнула палочкой.
Чпоооук!
Берри давится галстуком, однокашники мистическим образом теряются среди трех стульев - и их просто не найти (скорее всего, они ушли в сумрак посредством использования волшебного фонарика Минкса, ибо мимо Флоренс как раз пролетели мимо четыре жужжащие мухи), над ухом Халфрингтона с самым кровожадным видом застыл, точно играя в «морская волна, замри!», хозяин кафе... Брр, жуть какая. На сим месте повествования Флоренс вспоминает, что ей противопоказано волноваться, и она кидает на прощание зигу выжимает из себя жалобную улыбочку, мурыжит «Йокко, котик, не держи зла, это же дети! Ну что с них взять! Было приятно с тобой повидаться!», машет ладошкой и присоединяется к терпеливо ждущим её неконфликтным людям.

***
- Не помню, рассказывала ли я тебе...
Уже уложив детей по кроватям, зачитав им полагающиеся сказки и расцеловав всех на сон грядущий, производители цветов жизни наконец могли чуточку побыть не производителями, а просто Лисандром в трусах-семейниках, взбивающим для удобства подушку, и просто Флоренс с неряшливым пучком на голове, в мужниной ночной рубашке с закатанными рукавами и очками в тоненькой черной оправе. Она со вздохом откладывает книгу на тумбочку и некоторое время наблюдает за ворочанием Дервента по простыне в поисках наиболее удобной позы.
- Помнишь нападение Пожирателей на Мунго? Мерлин, какой дурой я тогда была! Не знаю, что мне тогда стукнуло. Можно было тогда обойтись банальным obliviate, никто бы ничего даже не заподозрил. Или уйти вместе со всеми. Понятия не имею, зачем я тогда грохнула папашу Халфрингтона.
Флоренс разглаживает несуществующие складки на куске одеяла прямо перед собой, не поднимая глаз на Лисандра. Что бы она там увидела? Да какая разница, в сущности. Главное, что он её слушает.
- Тебе, наверное, интересно, почему я с ним общалась? Знаешь, вначале мне было забавно. Да, забавно. Может, я и правда чокнутая, но я никогда не видела так близко изнанку того, что мы творили, и было весьма любопытно пронаблюдать не со стороны, а вклиниться в этот мирок, посмотреть. А еще я чувствовала себя немножко... Виноватой. Я и сейчас себя чувствую за многое виноватой. И если бы у меня была возможность отмотать все назад, я бы, наверное, десять раз подумала, прежде чем втягивать себя во все это снова. Лисандр?
Спина распрямляется, и голова поворачивается, и ощутимы все составные, точно у детского конструктора. Флоренс перекатывается на мужнину половину кровати и заглядывает тому в лицо.
Nox.