Отправлено: 26.06.11 20:42. Заголовок: [say the last goodbye]

Augustus Rookwood vs. Roxanne Blood
4.11.79, вечереет, как всегда, рано; поместье Руквуда

Потерять сознание и очнуться в незнакомом месте...
...оглядеться и понять, что это твой маленький личный Ад...
...где никто не придет и не поможет...
...где будет только тот, чье лицо противно тебе до боли...
Попрощайся с теми, кто, может быть, ждал тебя.
Они не дождутся.

 Отправлено: 27.06.11 21:31. Заголовок: >.< В самый..

Скрытый текст

>.<

В самый последний момент он ухватился за девушку. Август безусловно предполагал, что она попытается сбежать, но после того, как Роксанна в оцепенении стояла перед ним, не двигая ни одним мускулом тела и бездвижно принимала все его притворные ласки и слова, он уже подумал, что она сдастся ему не пикнув. Девушка уменьшила его бдительность своей покорностью. Впрочем, убежав к себе домой, она бы не на долго спаслась от своего будущего мучителя. Август знал многое о ней. Он знал, где она живет, как долго работает в «Дырявом Котле», где работала прежде и когда закончила Хогвартс. Не сказать, что ему была нужна только она или, что он хотел поймать ее лишь из-за того, что она что-то там увидела. Просто он решил позабавиться, а Блад неплохо для этого подходила. А отпускать ее было бы слабостью с его стороны.
После аппарации Блад потеряла сознание и, осмотрев, не расщепило ли ее, Август отнес девушку в одну из комнат поместья, в котором он жил. Это было старое фамильное поместье Руквудов, которое некоторое время после смерти родителей Августа пустовало. Позднее там поселился сам Августус, когда убедился, что аврориат больше не ведет слежку за его домом. Поместье было слишком большим для одного холостого мужчины, который разве что приводил к себе девушек для развлечения или изредка приглашал других Пожирателей Смерти выпить стаканчик огневиски за спокойным разговором. Он периодически принимался за облагораживание территории или обустройство и ремонт обветшалых комнат, но многие из них все так же были негодны для комфортабельного проживания. В одной отваливалась краска со стен, в другой диван был изъеден молью, в третьей кровать потеряла несколько пружин, а подушки порвались, орошая все серым от пыли пухом. Семейство Руквудов разорилось при отце Августа, который промотал последние деньги за карточным столом и распродал все фамильные драгоценности своей жены и своих родителей. Единственным сокровищем этого дома была огромная библиотека, увеличенная при помощи магии в своих размерах и вмещавшая тысячи книг разных эпох и разных авторов. Она уходила далеко вверх, открывая взгляду сотни пылящихся полок книг. Отец Августуса хотел продать и многие из дорогих экземпляров этой библиотеки, но мать отдавала все свои деньги ему только чтобы оставить библиотеку в своем неизменном виде. За это Август всегда уважал свою мать, хоть и не питал к ней особой любви, как не питал любви ни к кому. В первую очередь он привел в порядок именно библиотеку, которая была не так обшарпана, как весь остальной дом. Заставил метелки летать по всем полкам и сметать с них пыль, очистил и слегка отремонтировал огромный диван, обшитый гобеленом. Он проводил большинство своего времени именно там, но не пускал в библиотеку своих гостей. Позднее в порядок были приведены и остальные части дома, какие-то больше, какие-то меньше. У него не было домовика, не было служанки, так что все преображения в доме были сделаны его руками. Точнее палочкой.
И вот, в этом здании он запер свою пленницу. Он не хотел для нее ничего плохого, но ему было совершенно все равно чего хотела она и хотела ли она находиться в его доме. Руквуд положил ее на кровать на втором этаже поместья и, на всякий случай, закрыл комнату на ключ. После этого он наложил на здание заклинание, запрещающее девушке выйти за его пределы, а сам направился к себе в комнату, чтобы отдохнуть от всего того, что он натворил за этот день.
Впрочем, ломать чужие жизни у него уже вошло в привычку.

 Отправлено: 28.06.11 16:24. Заголовок: Странное ощущение, к..

Странное ощущение, когда теряешь сознание. И именно не когда тебе ко рту поднесли тряпку с эфиром, не когда тебя долбанули по голове обухом чего-то тяжелого и большого – а когда твое сознание просто отказывается осознавать то, что происходит, и отрубает все нитки, все провода выдергивает и организовывает себе небольшой отпуск – чтобы отдохнуть, собраться с мыслями, позволить себе немного отдышаться от пережитого. Когда окружающая реальность становится невыносимой, когда окружают за раз слишком много ощущений и страхов, - ты, не вспомнив даже про спасительную эту вещь, нажимаешь на красную кнопку где-то там, в глубине своей головы, и заставляешь мир потухнуть. И мир потухает. Сначала отрубается звук, становятся все глуше и глуше вдохи и выдохи, ты больше не слышишь шагов и криков, потом обмякают руки, ноги, все тело – и безжизненно ты валишься куда-то вниз, рискуя разбить себе голову, но уже в точной уверенности, что не почувствуешь и не очнешься. И краски сначала как будто что-то слизывает, в поле зрения появляются мухи какой-то неведомой диффузии, и ты отправляешься в темное царство Морфея, где Оле-Лукойе открывает над тобой свой черный, бесцветный зонт.
К сожалению, ненадолго. Как только ты закрываешь глаза, проваливаешься – время будто не идет для тебя, может пройти час, два, день – а ты не заметишь, ты не отдохнешь. Когда проснешься, будет душно, будет мутить, такое ощущение, как с похмелья, - и каждый звук, малейшая встряска ворвется безжалостно в неокрепшие, глухие уши. То есть, ты не проснешься. Ты вынырнешь. И ничего не изменится. Потому что тело, безжизненно лежащее на ковре ли, на диване – ничего не может изменить. А чтобы что-то поменять, надо действовать. Впрочем, на это как раз не у всякого хватает сил.
Роксана открыла глаза. Памяти не было, ее как будто отшибло звонкой пощечиной падения в эту бессознательную трещину. Над ней был потолок, слишком высокий, слишком белый потолок с барельефами. Странная постель, все такое странное... И грязь на босых ногах, и больно саднящие вывернутые руки, растрепанные пряди скукоженных волос, лезущие в лицо... Она не у себя дома. Она даже не знает, где она. Но даже паниковать уже просто не было сил. Расслабленная обреченность во всех движениях: как она села на кровати, как она свесила вниз грязные ноги, провела засохшей на коже жижей по чистому ковру и тупо уставилась на серую полоску; как поднесла руки к глазам и устало вытерла их, и как первый тихий всхлип беспомощно прорвал тишину.
- Мама... Мама...
У нее никогда не было мамы, и никогда никто не приходил, и не помогал. Так, однажды она заглянула и заявила, что Рокси нужна ей. Роксана не поверила. Она уже никому не верила – преданная в младенчестве. Она понимала мать, мать не понимала ее – но сил вернуться и простить у Блад никогда не было. У нее никогда не было сил прощать. Ей нужны были силы на то, чтобы жить. Как и сейчас... Нужны были силы на то, чтобы не сдохнуть от ужаса, не отправиться к праотцам от суеверного страха оказаться не в одиночестве в чужом доме – а одной наедине с его владельцем, самым страшным, как ей казалось, человеком на свете...
Да и что она могла сделать? Неужели она могла сбежать? У Рокси не было сил даже щелкнуть пальцами и аппарировать. Все равно он нашел бы ее. Он нашел бы ее даже в Азкабане и заткнул бы ей рот. Только неясно, почему он не убил ее. Что, хочет попользоваться, как бесплатной куклой из секс-шопа? Все ясно, черт возьми, все до слез ясно.
Она вообще не помнила, сколько плакала, валяясь наедине со своим ужасом, презрением, отчаянием на этой отвратительно мягкой кровати, размазывая по лицу грязными руками не желающие прекращать течь слезы. Помнила потом только, как вскочила, всклокоченная, зареванная, подбежала к двери, дернула туда-сюда, поняла, что заперта, разревелась еще сильнее, а потом заорала, как безумная:
- Помогите!!! Помогите, пожалуйста!!! Боже, боже... Ублюдок, отпусти меня!!! Меня будут искать, будут искать, и найдут, слышишь?!!! С тебя три шкуры спустят, гнида, тварь, мразь!!! Помогите! Умоляю, помогите...
Никто не будет искать тебя, Роксана Блад. Ты никому не нужна. Ты сама обрезала все нитки тем, кто, может быть, хотел бы быть близок с тобой... И никто не найдет тебя. Может быть, через года два - да. Когда садовник придет на трупный запах в подвале и обнаружит твое разметанное по глине полуистлевшее тело.

 Отправлено: 11.07.11 17:17. Заголовок: Будни такого Пожират..

Будни такого Пожирателя Смерти, как Август, не слишком интересны. В особенности тогда, когда ни Лорд не надоедает твоему упругому от беготни за аврорами заду, ни девушки не домогаются до его прекрасного торса (и плевать, что обычно это как раз он выдвигает права на щупанье их груди), ни враги не охотятся за Руквудовской глоткой. В веселые и разнообразные дни все части его тела просто нарасхват. Притом, иногда девушкам хочется ущипнуть его за прекрасный окорочок, Лорд тянет руки к шее, чтобы задушить непутевого Пожирателя, а авроры… Ну, пускай авроры хотят располосовать его могущественный торс. Круговорот тела Руквуда в природе. Можно сказать, незаменимая часть всего большого магического мира. И скромности тоже не занимать.
А теперь давайте посмотрим на спокойную и размеренную жизнь самого обычного Пожирателя Смерти в естественной среде обитания. Кустики, земля и небо; пара камешков. Настоящая документальная программа про жизнь сусликов.
***
За этот день Августус успел переделать много дел. Помимо обычных «почистить зубы», «позавтракать», «одеться», «накормить филина», он не забыл позаботиться о своей новой соседке. Несмотря на частое посещение девушками его дома и даже несмотря на то, что эти самые девушки регулярно забывали у него под кроватью то лифчик, то трусы (скорее всего, намеренно, дабы Руквуд не забывал о них), что было довольно странно, учитывая то, что отсутствие на себе нижнего белья почувствует любая, даже совершенно розовая блондинка, одежды для Роксанны не было. Август заявился к Блад домой, собрал в чемодан и сумки, которые нашел у нее же, всю одежду и обувь, разве что, оставив там пару безвкусных на его взгляд кофточек, и привез все к себе. Он не забыл и о зубной щетке, расческах и прочих мелочах. После этого Руквуд несколько раз заходил в комнату, куда поселил девушку, но та так ни разу и не очнулась. Парень в лишний раз удостоверился, что с ней все нормально и больше туда не заходил, предполагая, что в такой ситуации девушка будет кричать и колотить в дверь, когда очнется, тем самым дав знать, что она бодрствует. Августус спустился вниз, держа в руках палочку Роксанны, которую забыл забрать у нее, когда принес девушку в поместье, и спрятал ее в своем тайнике, которым пользовался еще тогда, когда был маленьким. Август сидел на кухне, с аппетитом поедал свой сэндвич, который только что сделал и читал Ежедневный Пророк, который Тим принес полчеса назад. Сам филин сидел рядом со своим хозяином, временами поклевывая хлеб, когда Руквуд отводил руку в сторону, давая питомцу насытиться без лишних хлопот. Когда послышался первый крик, Тимоша недовольно и настолько осудительно, насколько мог, ухнул и вытащил из сэндвича лист салата, строго смотря на Августа. Крики все продолжались, а Руквуд не вставал, доедая свой сэндвич без салата и ожидая, когда же первый порыв ярости девушки утихнет. Филин снова ухнул и насупился.
- Сам же сейчас смотреть на все это будешь, - сказал Август, вставая из-за стола. – Вас, сударь, донести, или ты сам долетишь? – усмехнулся Пожиратель. С того времени, как Тим узнал о планах Руквуда, он постоянно неодобрительно на него смотрел, ухал и даже неодобрительно клевал, тем не менее постоянно проявляя интерес к тому, что в данный момент происходит с пленницей. Филин уже успел осмотреть девушку, когда Август ее только принес и единственный раз, когда он одобрительно ухнул за последние два дня, был как раз, когда он отметил красоту сией рыжеволосой дамы. Ему самому, конечно, нравились белые, с перышками и большими янтарными глазами, но насмотревшись на тех, с кем развлекался Августус, Тимми стал разбираться и в человеческой красоте. Его глазу сразу приглянулся такой яркий цвет волос и он, возможно, даже легонько клюнул бы Блад за волосы, если бы девушка не была вся в грязи. И сейчас, зная любопытство своего филина, Август потрепал его, по черным перьям, будучи уверенным, что, даже дуясь на его издевку, Тим полетит посмотреть на то, что же будет происходить. Все же не каждый день хозяин радует его разнообразием в этом старом и слишком большом для холостяка и его холостого филина доме.
Руквуд уже поднимался по лестнице, когда услышал за спиной шум, издаваемый крыльями Тимоши, и почувствовал как тот, царапая кожу сквозь одежду, сел на его плечо. Август стукнул филина по клюву, а тот в отместку за причиненный моральный ущерб возмущенно клюнул хозяина за ухо и замахал крыльями, продолжая сидеть на плече, изображая что-то вроде подзатыльника. Августус поморщился и улыбнулся, доставая из кармана свою палочку и подходя к двери комнаты Роксанны. У него было отличное настроение, и он совершенно не хотел вести себя по-свински с Блад, но, как он чувствовал, сейчас ему придется помучаться с ней некоторое время, пока она не успокоится и не привыкнет к тому, что она теперь здесь живет. Мысли об этом чуть уменьшили его задорность, с которой он несколько секунд назад общался с филином и, отперев дверь, он заглянул внутрь.
Август молча осмотрел рыдающую Блад и комнату, которая сейчас выглядела не такой чистой, какой она была и, держа палочку вроде бы в расслабленной опущенной руке, был наготове схватить Роксанну или обездвижить ее заклинанием.
- Может, хочешь принять душ? – Руквуд на секунду поджал нижнюю губу и свел над переносицей брови, смотря на грязь на теле девушки, но тут же придал лицу как можно больше безразличия. - Извини, ванная комната, которая прилегает к этой комнате, закрыта. Тебе придется пока что пользоваться другой. Я отведу тебя туда.

 Отправлено: 12.07.11 21:06. Заголовок: Самое идиотское на..

Самое идиотское на свете – это когда попал в тупик и не видишь выхода. Бежал от грабителя и попал в закоулок, отделенный от другого высокой кирпичной стеной, например. И чувствуешь, как кровь сильно и больно колотится в сердце, и язык заплетается ужасом, и кричать уже сил никаких нет, остается только паника, паника безмолвная и оцепенелая... Такие тупики бывают не только в закоулках. И такая вот паника – тоже. И дай бог каждому обойти эти тупики, пока прямо за вами гонится свора диких собак Рока и кусает за пятки.
Выхода не было. Не было ни малейшей лазейки, ни малейшей зацепки, за которую можно было бы схватиться, как утопающий – за соломинку. Роксана тонула, и, черт возьми, какая справедливая была аллегория. Никто не слышал ее, никто не желал тянуть ее со дна, никому не было до нее ни малейшего дела – разве что, наверное, ленивые хит-визарды пару кругов намотали по «Дырявому котлу» и плюнули на бесполезное дело, потому что никому это было не нужно. Гораздо проще откреститься и сказать, что все равно, чем мучиться и теряться в подозрениях. Гораздо привычнее и спокойнее. И никаких бессонных ночей, никаких лихорадочных раздумий – один отдых, вечный отдых разума – и никому нет дела до того, что где-то в этот момент пошел ко дну такой же человек, как все мы.
А она еще билась. Трепыхалась, колотилась в эту дверь, рыдая, крича, исступленно брызжа слюной и слезами впустую, зазря, глупо и бессмысленно. Но она была не из тех. что легли бы на кровать и уснули от переизбытка отрицательных эмоций; она была также не из тех, кто ударился бы лбом об острый угол и разом покончил со всеми надеждами. Роксана слишком хотела жить и... слишком умела это делать. Она умела цепляться до последнего. Она могла рыть землю и сплевывать грязь в песок, в то время когда ноги сползали в траншеи и утопали в клоаке; она не остановилась и сейчас, это было выше ее – остановиться. Она просто не могла – хоть, наверное, и хотела.
Разум не брал верх; разум не желал толкать и подсказывать, что это смешно и бесполезно. Наверное, он и впрямь стоял сейчас за дверью – или за чашечкой ароматного кофе «Брук Бонд» цедил в свои аристократические уши ее вопли с упоительным смешком. Но Роксана не хотела и не могла осознать это; от двери ее оттолкнуло, только когда он, он сам открыл ее и вошел.
Нет, он не ударил ей дверью, не огрел тяжелой деревяшкой по груди или голове, заставив в ярости и отчаянии отшатнуться назад, к постели; она сама отскочила, ощерилась, как подзаборная кошка, каким-то добрым господином приволоченная домой и не желающая осознавать своего счастья. Впрочем, в этом случае такое сравнение было неуместно. Она скалилась, она чуть ли не рычала, в горле клокотало и ревело комком, слезы уже не текли из глаз, а засохли на щеках и подбородке ее бессилием, ее злобой, ее страхом, ее отчаянием. Отпрыгнув на кровать, она зачем-то схватила в руки какую-то книгу, - будто бы она смогла помочь ей в случае его нападения – и с каким-то болезненным безумием в глазах уткнулась взглядом в этого человека, которому она зачем-то понадобилась.
- Что, глаз режет? – прошипела Блад, отползая тем временем к дальнему углу кровати, поближе к шкафу с его серебряными подсвечниками, бутылками и сервизами. Она в то время, наверное, не испугалась бы убить – не испугалась бы, да не убила. Все равно – палочка против простых глупых острых осколков... это было смешно. – Чай не привык к грязи, чистокровный? – она это слово, «чистокровный», произнесла с таким гневом и презрением, будто Темный Лорд сказал «вшивая грязнокровка». – Неудобно, некомфортно, поди, такую насиловать, а?
Нет, Блад не была бесстрашной гриффиндоркой, которой была одна дорога в авроры, которая на пытках у Лорда смеялась и кричала «Да здравствуют магглы!». Нет, Блад отнюдь не была смелой. Она, надо сказать, была той еще трусихой, и сейчас ей было как никогда страшно. Но этот страх уже был как болезнь, он опьянял, не давал и мысли здравой появиться в голове, только точил, точил голову каким-то изощренным безумием – и следствием этого безумия были эти слова.
Может быть, он и не хотел ее насиловать. Может быть, он действительно просто испугался, что она донесет на него – хотя что она могла донести? Одно только было неясно Роксане. Почему надо было притащить ее сюда – а не просто сказать Obliviate?

 Отправлено: 13.07.11 16:54. Заголовок: Судьба не часто радо..

Судьба не часто радовала его проявлениями чистой любви, а он и не искал ее вовсе. Он не был чересчур общительным, не требовал для себя постоянных и верных друзей и не желал ничего серьезного с девушками, с которыми встречался и спал. Руквуд не отличался постоянством, был вспыльчив, что признавал, но не мог никак предотвратить, и при этом любил душевно посидеть где-нибудь с чашечкой кофе или стаканчиком огневиски. Он привык к одиночеству и не ждал от Роксаны ни понимания, ни сочувствия, ни тем более чистой любви, будь то братская или какая другая.
Он зашел внутрь, благодаря Мерлина за то, что рыжая перестала буянить, вопить и стучать кулаками в дверь. В комнате было душно и не так чисто как хотелось бы ему и наверняка хотелось бы его пленнице, но прибрать комнату до того, как он привел сюда Блад, Августус не успел – довольно долго провозился, узнавая информацию о ней и поджидая под дверьми «Дырявого Котла». Август подошел к окну и отодвинул в стороны тяжелые темные занавески, от которых сразу полетели маленькие пылинки, светящиеся в едва льющемся из окна свете. Пожиратель старался не обращать внимания на слова Роксаны, но голос его все же похолодел.
- Я лишь пытаюсь быть вежливым, - сказал он, отвернувшись от окна и пристально смотря на девушку. Филин слетел с плеча хозяина и приземлился на комод, недалеко от девушки, но так, чтобы она не сразу смогла достать его, если это вдруг взбредет ей в голову. – Поразмыслив немножко, могла бы понять, что я и в грязи похуже твоей бывал. – Август холодно осмотрел девушку, впервые за все время думая какого черта он привел ее сюда. Она как дикая кошка никогда не будет ничему доверять и никогда не станет относиться к нему по-другому. Он не собирался заставлять ее спать с собой насильно, а она никогда не согласиться спать с человеком, который ей противен и которого она чуть ли не считала страшнее самого Темного Лорда. По крайней мере, на данный момент Темный Лорд был милым белым совенком по сравнению с Руквудом, в руках которого, совершенно беззащитная, находилась она. При всем ее характере, она к тому же, хоть и была милой, не была красавицей небесной красоты, которая наверняка подошла бы ему лучше. И хоть Августус в обычной жизни (а точнее в сексуальной) наплевал на грязнокровок и чистокровных и разделение по крови, факт оставался фактом. Другие Пожиратели Смерти одно только прикосновение Блад считали бы оскорблением, заслуживающим смерти от Авады и ужасных пыток. Август повернулся обратно к окну и открыл его, давая воздуху хоть немного проветрить душную комнату, а заодно и его самого. Когда рыжая выразила свое предположение относительно насилия, к которому она пришла по абсолютно понятным причинам, Руквуд на секунду замер и с некоторым презрением на лице вновь посмотрел на нее. Он сам был виноват в том, что девушка так подумала, но не умел винить себя.
- Извини, конечно, но я тебя насиловать не собираюсь. - В его голосе звучало презрение и издевка. Создавалась ощущение, что он сейчас с отвращением сплюнет и отчетливо закончит предложение «грязнокровкой». – Кем бы я ни представал в твоей голове, капля приличия у меня еще осталась.
Август усмехнулся тому, как отреагировал на это. Не ему уж смотреть за тем, что о нем думают. Он будет похуже самой падшей женщины из всех женщин на Земле и репутация уже давно загажена всем, чем только можно. Даже парочку лишних убийств на его голову газетчики свалили. Руквуд взял стул, стоявший недалеко от него, поставил напротив кровати и Роксаны и сел на него.
- Что ж. Наверное, следует познакомиться, - сказал Август уже более дружелюбным тоном. Он облокотился на ноги, играя руками с палочкой. - Ты знаешь, кто я. Я знаю, кто ты. Подозреваю, если я протяну руку для рукопожатия, ты мне взаимностью не ответишь. Тогда познакомься с моим филином. – Августус улыбнулся, смотря на то, как рыжая, держа в руках книгу, закрывается от него ею. Это был томик французских романов девятнадцатого века, прочесть который у него не хватило сил, и который он забыл здесь. Дешевая и бездарная классика, хоть это издание и стоило немало, если решить его продать. Парень показал рукой на филина, с интересом наблюдающего все, что происходит здесь. – Это Тимофей. Но он терпеть не может, когда его так называют. По-другому Тимоша, как бы странно это не звучало, или более привычное для тебя: Тим или Тимми. Называй, как душе угодно. Он добрый малый, хоть и ворчливый.
Август, правда, старался быть вежливым, почти что гостеприимным, хоть это у него и не слишком получалось. Но сейчас он уже задумывался о том, как можно исправить эту ситуацию и что можно будет сделать с девушкой. Для нее, находиться здесь – сущее мучение. А для него это уже становилось обузой.

 Отправлено: 15.07.11 00:52. Заголовок: Так хочется останов..

Так хочется остановиться
Сказать своим светлым порывам – хватит...
Легко заблудиться
В мире хитрых стратегий и тактик.
Душа трепещет и плачет
От того, что творится в уме...
Но я твержу, что всё будет иначе...
Ах, кто бы твердил это мне!

В детстве на все давали инструкции. «Если пойдешь по улице одна, никогда не разговаривай с незнакомыми». «Вот тебе пять пенсов, купи хлеба и масла, сдачу пересчитай». «В школе не бегай». «Сделай уроки». «Помой руки вон тем мылом». Роксана как-то даже странно привыкла к этому; сумбур указаний в голове уже стал законом, и она никогда не нарушала табу. Она не разговаривала с незнакомыми, покупала хлеб с маслом на пять пенсов, считала сдачу, мыла руки мылом с апельсиновой отдушкой. Привычки складывались в жизнь, а она спокойно плыла по течению, как и всегда, как обычно, - и последнее время уже редко сталкивалась с такими моментами, когда нужно было барахтаться и кувыркаться в надежде выбраться на спасительный берег, цепляясь за чужие весла и скуля от боли, когда веслом давали в бок, отталкивая от спасения в водовороты. И сейчас она была не готова. Она также по привычке, по детской аксиоме «в трудных ситуациях не опускай руки» скребла дверь и щерилась, но на самом деле у нее просто не было такой аксиомы на случай, что мужчина, похитивший ее и заперший ее в своем доме, будет улыбаться и пытаться наладить с ней отношения.

Бушуют волны, гонимые ветром,
Плывут во мгле тёмных туч караваны,
Я погружаюсь в тотальную тщетность
С угасшей верой на дно океана.

Неужели он настолько глуп и самонадеян, что думает, что она ради этой улыбки и поглаживания по голове, ради хорошего его отношения и мирных бесед с ненавистью в голове и лицемерием в глазах откажется от свободы, от жизни, в которой она сама себе была госпожой, сама управляла миром, в котором ей довелось вести свое жалковатое существование? Неужели он и впрямь считает себя каким-то благодетелем, имеющим право на вежливые фразы? Нет, она отнюдь не желала Crucio с первого же шага в комнату, чтобы она заткнулась, но это ей было бы хотя бы ясно и понятно. Этот мужчина, этот парень – ее лет, да – был непонятен. Его намерения были непонятны. Его напыщенный, аристократический язык был непонятен ей, девочке, росшей в детском доме с облезлыми обоями и железными кроватями и привыкшей к подзаборному сленгу и такому же обращению; и сейчас она не ожидала церемоний. После того его поведения в подворотне ей все казалось предельно ясным. Но сейчас... непонятно. Роксана боялась и сторонилась непонятных людей.
«Он притворяется. Я знаю, он притворяется. Главное - не подпускать. Главное – громче кричать». Она еще сильнее сжала в руках какой-то бледный невзрачный томик, как будто бы он был ее настоящим спасением, - отпусти его и полетишь в пропасть. Она даже забыла про то, что ее никто не услышит, если она будет кричать. Как бы исступленно не надрывались ее связки.
- Вежливым было бы дать мне аппарировать домой и больше никогда не лезть в мою жизнь своими грязными лапами, - прошипела Роксана, все так же забиваясь в угол на своей кушетке. – Единственное, что у тебя грязное – так это лапы. А еще душа. Мелкая, пошленькая и грязная. Сердце нет, сердце чисто, чистая кровь не оставляет на нем пятен.
И какая к черту капля приличия? Или же капли на весь этот ненасытный организм похоти и озлобленности просто не хватает – а она и правда где-то там затерялась, в чистой крови, а та, как спирт, просто растворила ее ко всем чертям?
- Неужели ты, Руквуд, - да, она так и назвала его, по фамилии, как учительница ученика нерадивого – в ее голосе была не только дрожь, было громадно, бесконечное презрение – что у него, что у нее, - считаешь, что твой чертов филин скрасит мое гребаное, мать его, одиночество? – Она вся как дрожала от гнева, у нее руки аж тряслись, и в глазах горело самое настоящее отвращение; даже ее лицо эта гримаса отвращения исказила, превратив миловидную мордашку в настоящую уродливую маску ненависти. – Я хочу домой.
Роксана неожиданно встала с кушетки; на ее лице изобразилось какое-то чистое, воплощенное безумие. Она подошла к серванту, спокойно вынула оттуда чашку и с диким дребезгом отправила ее в тартарары, кататься осколками по полу.
- Я понимаю, тебя, ублюдок чистокровный, мои желания не волнуют. – Тарелка в брызги. - Но я попаду домой. – Початая бутылка огневиски летит прямо ему под ноги, забрызгивая брючины. - И заметь – твой дом никогда, никогда не станет мне домом! – Чайник. - Я никогда не брошу попыток сбежать отсюда – пусть это невозможно. – Еще одна тарелочка с пасторальным пейзажем. - Но я достану тебя, Руквуд. – Блюдечко. - Достану так, что ты молить станешь, чтобы я сделала ноги.
Она стояла ныне с еще одной бутылкой в руке, беспомощная, но сумасшедшая, и в этом своем сумасшествии еще какая опасная. Когда берешь волю распоряжаться жизнью бессильного, беззащитного существа, будь готов к тому, что у существа этого есть зубы и когти – пусть они и выпускаются только когда это существо оставляет разум.
- Не будет ли тебе угодно покинуть это помещение вместе со своим ненаглядным филином? – ехидно оскалилась Роксана, пародируя пафосный стиль речи Августа. - Я тебя видеть не хочу, смазливый подонок. И мне срать на то, что это твой дом. Притащил меня сюда – хоть оставь меня в покое, и не лезь, раз все равно неинтересно меня насиловать, грязнокровку! Авось сдохну как-нибудь сама и не буду обременять тебя еще одним произнесением слов «авада кедавра».
Она нарочито четко сказала эти слова. Так, как будто бы в ее руке была волшебная палочка.
А если бы у нее в руке была палочка, она бы даже не задумалась, говорить их или нет.

 Отправлено: 16.07.11 12:19. Заголовок: Эврика! Теперь он зн..

Эврика! Теперь он знал, зачем ему нужна рыжая наложница, которую он даже не собирался принуждать! Чтобы его забавлять. Она забавляла его своей яростью, которая казалась ему слегка наигранной. Вот эти битые тарелки на полу, так и просились быть сыгранными в театре! Забавляла своими умозаключениями, которые он незамедлительно отрицал, хотя в глубине души подумывал и о ее убийстве, и о, упаси Господи бедную девушку и падшую душу Руквуда от еще большего греха (куда уж больше?),насилии. Официально это называлось именно так, хотя сам Август ни за что не хотел признаваться, что разок уговорить ее с применением совсем ничтожной силы - это именно насилие. Роксана забавляла Августуса своей манерой говорить и оскорблять его, употребляя фразочки, похожие на те, которые используют Пожиратели Смерти, убивая таких как сама Блад. Признаться честно, Руквуд и сам не раз кидал в лицо жертвам что-нибудь вроде "гребаная грязнокровка" или "чертов ублюдок", а то было и не отличить аристократичного британца от коренного жителя Бронкса. Рыжая забавляла его тем, как воинственно сопротивлялась ему. Это было самое прекрасное. Девушка абсолютно скушна, если сидит и рыдает в тряпочку, размазывает сопли по лицу и едва различимо сквозь захлебывающиеся рыдания просит не делать того-то и того-то. Такой лишь хочется плюнуть в лицо от отвращения и на самом деле ничего не делать. А тут такое разнообразие вариантов последующих действий в одну секунду промчалось в голове Руквуда, что у него, словно у художника или поэта, все заполнилось чем-то похожим на вдохновение. Безусловно, этому способствовало и его прекрасное настроение, но девушка сделала все, что надо для того, чтобы Август почувствовал себя превосходно!
- О! Я не пошленький. Я пошлющий! - засмеялся Август, наблюдая за летящими на пол тарелками, чашками и прочими частями сервиза с изящной буквой "R" на каждом предмете за исключением бутылки огневиски на которой было написано "firewhisky", фирма неизвестна, так как углядеть ее на этикетке летящей на пол бутылки Руквуд не успел. Августус терпеть не мог всевозможные тарелочки и чашечки, составлявшие в прошлом приданное женской половины рода и поэтому переместил все это в комнаты подобные этой, чтобы не видеть их. До худших времен, когда ему случайно взбредет в голову привязать себя за шею узами брака к ножке кровати, на которой будет спать его ненаглядная располневшая чистокровная женушка, родившая ему кучу дочерей и одного сына. Сын будет бережно охраняться матерью от дурного влияния отца, а дочери разграбят все эти шкафы и прижмут тарелочки к сердцу, а чашечки к грудям. - А насчет филина: все зависит только от тебя. Но я думаю, ему будет приятнее, если ты, метая в него копья из моих костей, будешь называть его не "гребаный Руквудовский филин", а "гребаный Тимоша", - сказал Август, подражая ругани рыжей. Он снова улыбнулся и встал таки наконец со стула. Тим, переминаясь с ноги на ногу от столь непочтительного к нему отношения, недовольно ухнул и клацнул клювом, отодвигаясь подальше от девушки. Вдруг она в него следующую тарелку кинет? Руквуд неспеша подошел к Блад, точно так же, как подошел бы к кошке, чтобы она не напала на него и не оцарапала.  Он обворожительно улыбался и был как раз тем Руквудом, которого уже видела Роксана во время похищения и который был ей привычнее. - А вот это лучше отдай мне. - Он протянул руку и мягко взял у нее из руки уцелевшую бутылку. Августус поставил ее обратно туда, где она стояла и возрадовался, что подобных детищ у него много и стоят они везде. - Жаль, что ты не так гостеприимна ко мне в своей комнате, как я к тебе в своем доме. Наверное, ты не любишь такое отношение к себе? Тебе больше нравится, когда тебя ласкают, - он приблизился свое лицо к ее, - шепчут прекрасные слова. - Внезапно, выражение лица Августа начало меняться. Он пристально смотрел в глаза рыжей, не моргая, чуть расширив глаза и с полубезумной усмешкой. - Или любишь месть?
Еще секунду серые глаза смотрели в зеленые, вокруг которых по всему лицу игриво расположились веснушки, а в другой момент левая рука Руквуда уже была на шее Блад, отталкивая девушку назад и заставляя ее упасть на кровать. В правой он держал палочку, которую тут же приставил к виску Роксаны, когда она лежала на кровати на спине со склонившимся над ней Августом. - Хочешь к себе плохого отношения?
Август резко встал и отвернувшись от рыжей, взмахнул палочкой, приводя все осколки, хрустящие под ногами, в движение. Жидкость стремительно собиралась с пола и его брюк и возвращалась во вновь собранную бутылку, в то время как тарелки вернулись в сервант, как будто никогда не лежали на полу. - Роксанна, это называется "Почувствуй разницу". - Он вновь был спокоен и невозмутим. Август повернулся обратно к Блад. - Я лишь оставляю выбор за тобой.

 Отправлено: 17.07.11 00:10. Заголовок: прости, что-то меня ..

прости, что-то меня расколбасило о_О

Время текло медленно, цедя события и движения, слова и звуки по каплям, как через прозрачный дуршлаг; а в голове все чаще, все чаще появлялись какие-то старые лица, забытые знакомые, невзначай оброненные фразы и слоги. Например, раньше, когда она еще росла в детском доме, еще и не подозревая о собственных магических способностях – ей было интересно и забавно слушать сказки о волшебстве и разных чудесных прекрасностях этого мира. Когда ей было семь лет, она еще не так сильно обращала внимание на гниющие полы и рваные обои, чудес хватало и в воздухе, который тогда еще был свеж, и святая преданность вере в волшебство придавала ей сил в ее детском одиночестве. Потом она немного подросла; волшебство стало настоящим, в него даже стало неинтересно верить. Но вот сейчас, к 21 году, Роксана начала понимать, какая удивительная разница стоит между словами «чудо» и «волшебство». Волшебство существует. А чудес - нет и никогда не будет.
По сути, что такое чудо? Это такая вещь или такое явление, существование которого просто невозможно – и в этом смысле это понятие весьма схоже с волшебством. Однако если волшебство – это что-то вроде появившегося из воздуха торта или расцветшей засохшей яблони... то чудо – это не просто физически невозможное состояние этого мира; это что-то, что невозможно по моральным устоям бога, который просто не может позволить себе делать из земного мира райский сад. Это воскресение любимого человека. Это исцеление смертельно больного. Это неожиданное спасение. Чудо это... чудо.
И вот сейчас господин Августус Руквуд окончательно вбивал в еще не окончательно смирившееся подсознание Роксаны мысль о том, что чудесное спасение ей не грозит.
А она знала, что он притворялся. Она знала, что это не настоящий он, что это всего лишь одна из его очередных масок, которых у него, помимо той, железной маски Пожирателя, было, наверное, очень-очень много. Маска вежливости, маска сердцееда, маска убийцы... интересно, а есть ли у мистера Руквуда настоящее лицо? Или же под всеми его масками не более чем пустой гладкий шар без мыслей и намерений, а все его действия, слова, движения – не более чем искусная игра? Лицемерие удавалось ему на славу, это невозможно было не признать; и бог знает, как ей теперь вести себя с этим человеком, если он способен на все, если для него не писаны законы и сценарии, если он теперь ее фактический повелитель: захочет - оставит в живых, захочет – растопчет, как невзрачную моль. Только моль еще надо поймать. А ее-то зачем ловить? Вот она, вся как на ладони – прихлопни, да и только...
Она не должна показывать ему своей слабости. Она должна быть смелой, не должна поворачиваться к нему спиной, она должна быть начеку, должна уметь защищаться...
- Мамочки... – непроизвольно вырвался у Роксаны всхлипывающий шепот, когда этот человек неожиданно, страшно, резко, как будто войдя к ней в доверие, вдруг схватил ее за горло и повалил на кровать, приставив палочку к виску. Личико исказилось грядущим плачем, она больше не была ни опасной, ни безумной, ни имеющей силы на сопротивление – она вновь вернулась в свое привычное состояние загнанного зверя, который теснится в угол и уже не ждет никакого спасения...
...Но кто бы знал этих женщин. Одно состояние в критической ситуации у них сменяется другим, страх сменяется радостью, а слепое обожание со слезами счастья на глазах – ненавистью; ничего нельзя предугадывать, ничего нельзя придумывать – потому что все равно будет не так, не согласно предположениям. Едва Август встал с постели, повернулся к ней спиной, отошел к серванту – девушка неожиданно – даже для себя самой – вскочила с кушетки и рванула к открытому окну. Пара прыжков, таких огромных и яростных, будто они могли спасти ей жизнь – впрочем, кто знает, о чем она думала в этот момент, - но через секунду она стояла на подоконнике, держась за открытую фрамугу, и смотрела вниз выпученными от ужаса яблоками своих зеленоватых глаз.
Это был второй этаж – как она могла не догадаться – хотя и не слышала никаких шагов по лестницам, но все же. Внизу виднелись клумбы с взрыхленной землей, они казались вполне мягкими, и, наверное, кто-то другой, не раздумывая, прыгнул бы - но Роксана смотрела вниз и понимала, что у нее кружится голова от мысли, что сейчас она шагнет вперед... и полетит; не то что сделать это – об этом подумать было страшно. Сердце ухнуло, толкнулось в груди и в пятках одновременно и оставило ее в одиночестве, без малейшей надежды на то, что она хоть когда-нибудь сможет заставить себя и свою волю сделать этот чертов решающий шаг, на то, что когда-нибудь ее жажда жизни пересилит ее страх.
- Я... я с-сейчас прыгну... – непонятно, кому – себе или Руквуду – пролепетала Рокси, холодея, пока произносила эти слова. Руки тряслись, тряслась фрамуга, а внизу кокетливо и ехидно вращалась, качалась, гудела земля, как будто бы поддразнивая ее, толкая ее волю вперед через банальное «ты выглядишь глупо, трусишка, признай – тебе слабо, спрыгни с окна и покрасней, признай свое поражение». На фоне рыжих волос и так обычно бледное лицо девушки стало и вовсе напоминать блин, вывалянный в муке; грязь слиплась в волосах, щеки нездорово блестели на солнце. Она была жалкая, неуклюжая в этом своем порыве; и не грешно было бы рассмеяться самой над собой, если бы не был этот порыв так полон отчаяния и обреченности.
- Прыгну... Ч-черт возьми, я п-прыгну...
Она шептала эти слова, как молитву. Господи, услышь меня. Дай мне сил. Или хотя бы дай мне другой выход, но только не оставляй меня одну, наедине с моим страхом, с моим одиночеством, с моим бессилием, дай мне шанс изменить еще свою жизнь, зачем губить ее, когда мне еще едва исполнилось двадцать?
Но чудес не бывает.

По cтpойным веpхам, по cлоеному низу,
Кpивыми шипами по pозе ветpов
Лети, получай, поднебеcную визу
Сквозь белые cтены и cтекла домов
Hад мутоpным леcом, над гоpодом бpани
То кpолем, то бpаccом, то вольной cтpелой
В какие-то близи, в какие-то дали
По вечной cпиpали - cмеpтельной петлей... ©

 Отправлено: 18.07.11 08:57. Заголовок: Жизнь учит людей, чт..

Жизнь учит людей, что они не должны показывать всем свою истинную натуру. С самого детства общество показывает человеку свою жестокость, а он в свою очередь накапливает в себе все обиды на других, все плохие слова, сказанные ему, все зло, обращенное в его сторону. Суммируясь, все это превращается в щит, который каждый выстраивает вокруг себя. Чем больше зла было причинено, тем толще щит и тем тяжелее добраться до истинной сущности. Именно поэтому маленькие дети всегда такие открытые и добрые, показывают то, что чувствуют, говорят то, что хотят, а взрослые такие, какие они есть. Дети любят всех, кто любит их и безгрешны как райские ангелы. Ребенок - это чистый лист, который родители заполняют по своему собственному желанию. Алхимия воспитания. Часть хороших качеств, часть плохих, осадок в виде средних и пары в виде незначительных качеств. И вот он растет, уже другие люди начинают на него влиять и влияют по-своему, зачастую очень сильно ухудшая положение. Малыш вырастает, но начинает скрывать многие свои хорошие качества за тем самым шитом, чтобы никто не смог повредить чистому сердцу, которое со временем все равно неумолимо уменьшается. Он начинает примерять на себя разные маски. Одна для родителей, одна для друзей, одна для незнакомцев, одна для покупок в магазине и так далее. Это небольшие составляющие цельного человека, которые очень редко перемешиваются и скрывают за собой сердцевину. Помимо этого, любому человеку, независимо от пола, присущи мужское и женское начала. Опять же, для разных людей открываются свои части, но они оба скрывают за собой еще кое-что. Ребенка внутри нас. Ту самую сердцевину, которая является настоящей, которую человек открывает только тем, кому доверяет и кого считает родным. Или вообще никому, оставляя ее для времени наедине с собой. Это и есть настоящая личность человека. Без масок и притворства, без лжи и скрытности.
Пожалуй, лишь у Дьявола и Темного Лорда все прогнило насквозь. Нечего пытаться пробраться к добрым частям души, если их нет. Но стоило попытаться это сделать с Августом. У него сохранилась еще чистое сердце и единственным существом на земле, которому открывалось оно, был филин. Он не мог никому рассказать об этом, да никто бы и не поверил в то, что Руквуд может быть таким. Они сошлись с Тимом с самого начала, потому что филин ощущал эту хорошую частичку, а Августус не боялся открыться ему.  Парень помнил себя малышом и помнил что кого-то все же любил. Он любил дедушку. Своего сурового, признающего лишь чистокровность диктатора, который являлся ему дедом. Но несмотря на эти качества он всегда души не чаял во внуке и оказал на него большое влияние. Пускай чаще всего оно было не в лучшую сторону, но еще больше повлияло уважение и некоторая любовь Августа к тому, в чью честь его назвали.
Когда Роксана рванула к окну, первым желанием Руквуда было послать ей в догонку какое-нибудь заклинание, вторым просто схватить и стащить обратно, потом он представил план своих действий, если она выскочит из окна, и все это промчалось в его голове за несколько секунд. Но когда рыжая просто замерла на подоконнике, почти не двигаясь и с ужасом смотря вниз, Август, уже сделавший непроизвольный шаг в ее сторону, замер и вспомнил, что несколько часов назад сам наложил на дом щит, запрещающий Блад выйти за его пределы. Позднее он может расширить границы щита до конца территории поместья, но для начала Руквуд не хотел выпускать девушку за стены здания. Поэтому, сделав шаг за пределы окна, рыжая наткнулась бы на прозрачную стену, которая помешала бы ей упасть вниз и сбежать от ее мучителя. Пожиратель медленно приблизился к девушке, с улыбкой смотря, как побледнело ее лицо и как ворвавшийся в окно сквозняк развевает ее спутанные рыжие волосы. Признаться честно, у него всегда была страсть к рыжим девушкам, но чаще всего они оказывались либо магглорожденными, либо просто нечистокровными, что слегка уменьшало его пыл и препятствовало откровенным отношениям с этими дамами. Блондинок и брюнеток всегда было много, а вот рыжие - дифицит. Помимо этого, Август верил, что рыжие более страстные и взрывоопасные, чем остальные, даже, если эти качества скрываются за внешней спокойностью и даже стеснительностью. И сейчас он собственными глазами видел подтверждение своей маленькой теории. Девушка, которая в обычной жизни была лишь официанткой в "Дырявом Котле", девушка, которая лишь бегала, принимала заказы и приносили их на столик клиентам. Он бы назвал такую бесхребетной, безвольной и совершенно скучной. Но вот теперь она сопротивлялась ему изо всех сил. Огрызалась так, как побоялись бы многие. Она была пленницей, но всем своим видом показывала будто таковой себя не считает. Казалось, что она собрала всю свою злость, которую когда либо испытывала, но не выместила, и выплеснула сейчас на Августа. 
- Черт возьми, прыгай, - спокойно сказал Руквуд, медленно подходя к окну и вставая сбоку от девушки, так, чтобы видеть ее лицо. Создавалось ощущение, что она испугалась высоты больше, чем пребывания в доме Пожирателя Смерти. Он облокотился о подоконник и сам взглянул вниз. Было не так-то и высоко для человека, который пытается спасти свою жизнь, и Август понял, что Роксана и, правда, до мурашек по спине боится высоты. - Ты не сможешь сбежать, - пожал плечами он, вновь взглянув ей в глаза. - Я наложил на дом заклинание, препятствующее тебе это сделать. И у тебя есть всего два варианта. Первый: уговорить меня снять это заклинание. Второй: убить меня. - Август говорил совершенно спокойно, как будто рассказывая, как готовить курицу. - Второй вариант более вероятен, так что можешь начинать придумывать гениальные планы убийства приспешника Темного Лорда и своего побега. Хотя ничего гениального в них быть не должно, потому что это не Гринготтс и армии преданных гоблинов у меня тоже нет. Кстати, в этом доме живем только я и Тим. Теперь еще ты. Я говорю это к тому, что домовика, который может тебя спасти - здесь тоже нет. - Он не запугивал ее, а просто рассказывал, как обстоят дела с ее неудачной участью. Как гид в ее новую жизнь из которой нет пути назад, ведь она уже не сможет забыть своих страхов, испытанных благодаря Руквуду. - А теперь не глупи и иди сюда, - сказал он и, пока рыжая еще не успела оправиться от страха перед высотой, обхватил ее одной рукой за талию и потянул на себя, заставляя ее потерять равновесие и упасть спиной вперед к нему на руки. Предвидя, что, скорее всего, она тут же начнет брыкаться и пихаться, отталкивая его от себя, Август быстро посадил Роксану на стул, на котором совсем недавно сидел, и, аккуратно и ловко, высвободил руки из под ее ног и спины. Он отошел от девушки на растояние, комфортное для нее и присел на корточки, чтобы было удобнее смотреть ей в лицо. 
- Может, все же хочешь принять ванну или перекусить что-нибудь? Я приготовлю и принесу сюда.

 Отправлено: 18.07.11 14:20. Заголовок: Иногда кажется, что ..

Иногда кажется, что ты просто ни в какую не сможешь пересилить что-либо, что пугает тебя или смущает твое спокойствие. Не сможешь шагнуть и растерзать свои мысли и испуги в клочья, не сможешь заставить себя поднять оружие и щит и вновь приготовиться к бою – а так и замрешь – на земле ли лёжа, стоя ли оцепенело на краю окна и глядя вниз... Но вообще во всем есть своя собственная иерархия, градация, изменение от самого к самому в противоположном его значении. И если кто-то опрометчиво решил, что большим страхом не победить меньший, то этот кто-то просто очень редко оказывался меж двух огней и выбирал из двух зол. И вот сейчас, когда Август сошел со своего места возле серванта и направился к ней, Роксане стало ясно, что сейчас – или никогда; шаг – она оттолкнулась от подоконника, зажмурив глаза, - и ударилась ладонями о плотный прозрачный пузырь.
Удар, еще один. Чувство, что ты ночная бабочка, что ты колотишься в какой-то горящий светильник, каждый удар причиняет тебе все больше и больше боли, а ты бьешься, бьешься, неизвестно зачем, неизвестно для чего – лишь потому, что ты видишь свет, и тебе хочется этого света – и ты не понимаешь, что именно этот свет, этот беспощадный свет калечит тебя, обжигает тебе крылья, сметает, как метелкой с полок, пыльцу с твоих несчастных трепещущих крыльев... Еще одно бессильное «Ну!», ладонь уже вспухла, посинела от усилий, на ее тыльной стороне, кажется, скоро уже синяк будет от ударов кулаками по этой чертовой магической пластине; в боку и животе какое-то унылое, пульсирующее колотьё, и пальцы как-то сами уже скребут пузырь, не оставляя на щите ни единой зазубринки. Это и в самом деле темница. Ее темница. В которой будет много света и тепла; но из которой она никогда не сможет, как прежде, утром, высунуть в окно голову и протянуть под солнечные лучи свои мягкие, ласковые руки... Зажмуриться от света, света, который никогда не причинит ей боль – а не как сейчас, зажмуриться от страха и беспомощно задергаться в сильных и наверняка не гнушающихся ударами руках, которые отправили ее с подоконника на стул.
Глупый, бессильный порыв, как всегда, проигранный. Кажется, она проиграла свою жизнь. Жизнь же это игра, да? И правила для маленькой невзрачной рыжей девочки в ней сейчас очень сильно обновились, подписанные размашистой – впрочем, откуда ей знать, какой? – подписью этого страшного человека. Жизнь сейчас зациклилась на этом круге, в этой комнате, в этом отчаянии и ненависти, жизнь стала вращаться даже не по спирали, жизнь забыла другие диаграммы, и Руквуд опять надел маску вежливости, а Роксана опять прижалась к спинке стула и, вжав голову в плечи, исподлобья уставилась на него.
- Мне ничего не нужно, - прошептала Блад, закрывая глаза и понимая, что еще секунда столь лихорадочного водоворота мыслей и слов в голове – и она заплачет; хотя страшно хотелось есть, а грязь шершавила кожу настолько противно, что иногда, чувствуя ее, засохшую, размазанную, склизкую, Роксана отчетливо ощущала рвотный позыв. Ничего. Ей не привыкать к грязи. Ей не привыкать к тому, что ее жизнь развалилась ко всем чертям – потому что этот дьявольский паззл имел такую тенденцию – к глобальной неустойчивости. Сколько ни собирай ей, сдувая пылинки с каждого кусочка мозаики, сколько ни ставь нежно под стекло на прикроватную тумбочку, сколько ни охраняй его, - все равно, рано или поздно появится человек, который одним махом, улыбнувшись тебе в лицо, одним ударом стряхнет все осколки на пол и оставит тебя рыдать у разбитого корыта. Ничего. Она переживет и это. Она из породы живучих людей. Людей, которые поплачут – и привыкнут. И перешагнут.

...Откуда у нас у всех хватает сил,
Хватает сил терпеть всю эту тряску,
Хватает сил верить во все эти сказки,
Ненавидеть свой дом -
И возвращаться домой?
Каждый вечер умирать,
А на утро снова - как живой?... ©

Боже, как же она желала ему смерти! Ей было страшно подумать об этом раньше, да и потом она с ужасом думала, как в ее светлой головке, почти не способной на какие-то безумные решения, родилась эта четкая, ясная мечта – причинить ему боль, заставить его корчиться в муках, заставить кричать и молить, а потом лишить его права на дыхание... В такие минуты, думая об этом, Роксана переставала быть Роксаной; в ход вступала только ее фамилия, - как тогда, с этим парнем из театра, который тоже, тоже сломал ее жизнь в тартарары, низверг в адские пучины вместе с ее же честью и целомудрием. Страшно было вспоминать – но тогда в Блад тоже проснулась жуткая, зверская натура мстительницы, готовой на любые жертвы – и мечтающей об этих жертвах... Но тогда у нее не было и мысли об убийстве. Правду говорят: со временем люди, раз преступившие, ломают все черты, которые только поставлены на их пути законом - и Роксана не была исключением. Наверное, если бы у нее был шанс, она бы стала убийцей без малейшего сожаления, без малейшего укора совести...
Но шанса не было – и быть не могло. Противопоставьте только: сильный молодой человек, имеющий в руках палочку и опыт обращения с запретными заклятиями – и она, знающая, но не умеющая ничем этим пользоваться, слабая, испуганная, забитая, загнанная, у которой даже палочки в руках нет, у которой в руках нет даже обычного холодного оружия... Глупо даже думать, что у нее есть какой-то шанс; глупо даже надеяться, глупо даже пытаться надеяться – потому что рано или поздно все эти надежды пойдут ко дну вместе с попытками. Проще было принять. Принять, распрощаться со всем, что связывало ее с прошлой жизнью, привыкнуть, забыть, смириться.
- Прошу вас, уходите, - уже почти умоляющим голосом прошептала Роксана, не смея шевельнуться и тем более встать с неудобного стула, пока этот человек стоял над ней и сверлил ее взглядом. Филин его клекотал где-то на полке, но Рокси не обращала на него никакого внимания. Во всех ее словах, во всех ее взглядах и вздохах было не что иное, как обычная усталость.
- А насчет каких-либо моих поисков можете не беспокоиться. Меня никто не будет искать. Я никому не нужна и... наверное, слава богу.
Эти слова вслед Августу – непонятно, зачем она их сказала? Впрочем, наверное, теперь это будет единственный человек, с которым она сможет впредь делиться своими мыслями. Не сказать, что у нее не было подруг, друзей, знакомых – но все эти люди не были ей настолько близки, что готовы были потратить все свои силы на ее поиски. Ее и правда некому было спасать, некому было искать. Но так было даже лучше – просто потому, что любые поиски по-любому были бы бесполезны и разбили бы души каким-то любимым ее людям. Так было легче – как сейчас. Она никого не обременяла тоской, она просто была здесь, а они просто остались там. Это было два мира, которые уже никогда больше не могли встретиться.
...А она привыкнет. Она привыкнет, смирится – даже не потому, что захочет усыпить его внимание – а просто сложно станет все время бороться, просто устанут руки и опустятся безвольными плётками. Впрочем, Август, не надо так рано расслабляться. Женщина – это опасная штука, даже опаснее Темного Лорда. Особенно женщина, которая умеет скрывать свои истинные чувства и желания, которая имеет столько же масок, сколько и ты сам. Вы будете жить, как в театральном магазине. В конце концов, Роксана актриса, хоть и полностью неудавшаяся.

Мимо чашки льется чай,
Мимо стакана льется вино,
Мимо этого дома идут поезда,
И жизнь проходит мимо, но нам все равно. ©